Собака Баскервилей (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 72
- Предыдущая
- 72/75
- Следующая
Сэр Генри попытался встать на ноги. Он все еще был очень бледен, его трясло. Мы подвели баронета к камню, он сел на него и трясущимися руками закрыл лицо.
– Теперь мы должны вас покинуть, – обратился к нему Холмс. – Нужно довести дело до конца. Преступление можно считать раскрытым, осталось схватить преступника.
– Тысяча против одного, что мы не найдем его в доме, – продолжил он, когда мы быстро зашагали по дороге обратно. – Наверняка Стэплтон услышал выстрелы и понял, что игра проиграна.
– Мы же были в нескольких милях от дома. Может быть, туман поглотил звук?
– Нет, он шел следом за собакой, чтобы отозвать ее от тела, когда все будет закончено… В этом можно не сомневаться. Нет, нет, он уже наверняка сбежал. Но дом на всякий случай стоит осмотреть.
Дверь оказалась не заперта, так что мы ворвались в дом и, не обращая внимания на испуганного внезапным вторжением старого слугу, стали поспешно осматривать комнату за комнатой. Свет горел только в гостиной, но Холмс взял со стола лампу, так что ни один темный угол в доме не остался не осмотренным. Человека, которого мы искали, нигде не было, однако на верхнем этаже дверь одной из спален оказалась заперта.
– Внутри кто-то есть! – воскликнул Лестрейд. – Я слышу движение. Откройте дверь!
В ответ послышались какие-то невнятные стоны и шорох. Не сходя с места, Холмс мощно ударил ногой над замком, и дверь распахнулась. Держа наготове пистолеты, мы ворвались в комнату.
Но впавшего в отчаяние, озверевшего злодея, которого мы ожидали увидеть, в ней не оказалось. Напротив, мы увидели нечто настолько странное и неожиданное, что на секунду замерли, не в силах оторвать взгляд от поразительной картины.
Комната была превращена в небольшой музей. Стены были сплошь увешаны плоскими коробками, в которых под стеклом хранились бабочки и мотыльки. По-видимому, именно здесь отводил душу этот сложный и опасный человек. В самой середине комнаты находился столб, который когда-то поставили здесь в качестве подпорки для старой, изъеденной червями деревянной балки, проходящей под крышей. К этому столбу был привязан человек, причем тело его так плотно обмотали простынями, что невозможно было сразу определить, мужчина это или женщина. Шея была привязана к столбу полотенцем, еще одно полотенце закрывало нижнюю часть лица, и над ним сверкали широко раскрытые темные глаза… глаза, в которых читались скорбь, стыд и немой вопрос. В считанные секунды мы сорвали полотенца, развязали узлы на простынях, и к нашим ногам рухнула миссис Стэплтон. Ее прекрасная голова упала на грудь, и я увидел у нее на шее отчетливый красный след от удара кнутом.
– Какой мерзавец! – вскричал Холмс. – Лестрейд! Вашу флягу с бренди! Отнесите леди в кресло! Она потеряла сознание.
Темные глаза снова открылись.
– Он жив? – спросила миссис Стэплтон. – Он убежал?
– От нас не убежит, сударыня.
– Нет, нет, я не про мужа. Сэр Генри? Он жив?
– Да.
– А собака?
– Убита.
Миссис Стэплтон глубоко и облегченно вздохнула.
– Слава Богу! Слава Богу! А этот негодяй? Смотрите, как он со мной обращался! – Она протянула вперед руки, и мы с ужасом увидели, что они были все в кровоподтеках. – Но это ерунда… Ерунда! Главное, что он издевался над моим сердцем, над моей душой. Я могла бы вынести все: жестокость, одиночество, жизнь во лжи – все, если бы еще хоть капельку надеялась, что он любит меня. Но теперь я убедилась, что все это время он обманывал меня, пользовался мною, как орудием.
После этих слов леди горько заплакала.
– Сударыня, поскольку вы больше не питаете к этому человеку добрых чувств, – сказал Холмс, – расскажите, где мы можем найти его. Если вы когда-либо помогали ему вершить зло, теперь помогите нам, и ваш грех будет искуплен.
– Он может укрыться лишь в одном месте, – ответила миссис Стэплтон. – На острове в самом сердце трясины есть старая оловянная шахта. Там он держал свою собаку, и там у него все подготовлено на тот случай, если бы пришлось бежать. Скорее всего, он там.
Холмс поднес к окну лампу. Туман на улице стоял такой густой стеной, что казалось, будто стекло снаружи облеплено белой ватой.
– Никто в такую ночь не сможет зайти в Гримпенскую трясину.
Миссис Стэплтон рассмеялась и захлопала в ладоши. В глазах у нее сверкнули веселые огоньки.
– Зайти в нее он сможет, но выйти – никогда! – воскликнула женщина. – Он же просто не сможет увидеть ориентиров. Мы с ним вместе вкапывали там прутики, чтобы отметить тропинку, по которой можно пройти. О, если бы только я могла повырывать их сегодня! Тогда вы бы точно схватили его!
Было совершенно очевидно, что до тех пор, пока не рассеется туман, продолжать поиски бессмысленно. Оставив Лестрейда в доме натуралиста, мы с Холмсом провели баронета в Баскервиль-холл. Скрывать от него правду о Стэплтонах было уже нельзя, поэтому по дороге мы все ему рассказали. Надо сказать, что наш друг весьма мужественно воспринял правду о женщине, которую любил всем сердцем. Однако ночное приключение настолько потрясло его нервную систему, что уже к утру сэр Генри лежал в горячке под наблюдением доктора Мортимера. Тогда эти двое еще не знали, что им предстоит вместе объехать весь мир, прежде чем к сэру Генри вернется здоровье и он вновь превратится в жизнерадостного весельчака, каким был до того, как стал владельцем злополучного поместья.
Итак, я подхожу к завершению этого необыкновенного рассказа, в котором попытался окунуть читателя в атмосферу темных страхов и смутных подозрений, так долго омрачавших нашу жизнь и закончившихся столь трагическим образом. На следующее утро после того, как была убита собака, туман рассеялся и миссис Стэплтон отвела нас к обнаруженной ими тропе через болото. Видя, с какой готовностью и даже радостью она направляет нас по следу мужа, я понял, насколько ужасной была жизнь этой женщины. Мы оставили ее на краю небольшой косы твердой торфянистой почвы, которая врезалась в непролазную топь. Воткнутые в землю небольшие палочки указывали те места, где тропинка резко уходила в сторону. Островки твердой земли были со всех сторон окружены ямами, заполненными зеленой тиной и омерзительной бурой жидкостью, которая в считанные секунды поглотила бы любого, кто рискнул бы зайти сюда, не зная ориентиров. Заросли тростника и сочные склизкие водяные растения источали смрад разложения и тяжелые миазматические испарения. Не раз, сделав неверный шаг, мы проваливались по колено в темную подрагивающую жижу, которая тут же приходила в движение и начинала мерно колыхаться в радиусе нескольких ярдов. Ноги вязли в густой каше. Стоило оступиться, и в ту же секунду возникало такое ощущение, словно чьи-то цепкие руки с силой тянут тебя вниз, в бездонную зловонную глубь. Лишь один раз мы увидели признак того, что кто-то проходил по этой смертельно опасной тропе до нас. На кустике пушицы, росшей на островке мерзкой слизи, темнел какой-то небольшой предмет. Холмс, шагнув с тропинки, чтобы поднять его, тут же провалился по пояс. Если бы мы не помогли ему выбраться, он, возможно, уже никогда не ступил бы снова на твердую почву. Оказавшись в безопасности, Шерлок Холмс поднял в воздух черный ботинок. «Мейерс, Торонто» было напечатано на его кожаной подкладке.
– Ради этого стоило искупаться в грязи, – сказал Холмс. – Это тот самый башмак, который пропал у нашего друга сэра Генри.
– Стэплтон бросил его туда, когда удирал.
– Конечно. Он использовал его, чтобы пустить по следу собаку, а потом, когда понял, что игра закончена, бежал, держа ботинок в руке. Теперь нам известно, что, по крайней мере, до этого места он сумел добраться.
Впрочем, больше нам не суждено было узнать, хотя о многом мы смогли догадаться. Искать отпечатки ног на болоте было бесполезно, поскольку поднимающаяся жидкая грязь тут же поглощала их, но добравшись наконец до островка суши в самой середине трясины, мы все там очень внимательно осмотрели. На глаза нам не попалось ни одного свежего следа. Если можно было верить истории, поведанной нам этим клочком земли, Стэплтон так и не добрался до затерянного посреди болота островка, на котором собирался найти убежище прошлой ночью. Где-то в самом сердце великой Гримпенской трясины на дне одной из наполненных отвратительной жижей ям этот холодный и жестокий человек остался лежать навсегда.
- Предыдущая
- 72/75
- Следующая
