Г р и г о р и й
Пей да про себя разумей, отец Варлаам! Видишь: и я порой складно говорить умею.
В а р л а а м
А что мне про себя разуметь?
М и с а и л
Оставь его, отец Варлаам.
В а р л а а м
Да что он за постник? Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда,- да еще и спесивится; может быть, кобылу нюхал…
(Пьет и поет: Молодой чернец постригся.)
Г р и г о р и й
(хозяйке)
Х о з я й к а
В Литву, мой кормилец, к Луёвым горам.
Г р и г о р и й
А далече ли до Луёвых гор?
Х о з я й к а
Недалече, к вечеру можно бы туда поспеть, кабы не заставы царские да сторожевые приставы.
Г р и г о р и й
Как, заставы! что это значит?
Х о з я й к а
Кто-то бежал из Москвы, а велено всех задерживать да осматривать.
Г р и г о р и й
(про себя)
Вот тебе, бабушка, Юрьев день.
В а р л а а м
Эй, товарищ! да ты к хозяйке присуседился. Знать, не нужна тебе водка, а нужна молодка; дело, брат, дело! у всякого свой обычай; а у нас с отцом Мисаилом одна заботушка: пьем до донушка, выпьем, поворотим и в донушко поколотим.
М и с а и л
Складно сказано, отец Варлаам…
Г р и г о р и й
Да кого ж им надобно? Кто бежал из Москвы?
Х о з я й к а
А господь его ведает, вор ли, разбойник – только здесь и добрым людям нынче прохода нет – а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас, бедных.
Слышен шум.
Г р и г о р и й
Хозяйка! нет ли в избе другого угла?
Х о з я й к а
Нету, родимый. Рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором ходят, а подавай им и вина, и хлеба, и неведомо чего – чтоб им издохнуть, окаянным! чтоб им…
Входят приставы.
Х о з я й к а
Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим.
О д и н п р и с т а в
(другому)
Ба! да здесь попойка идет: будет чем поживиться. (Монахам.) Вы что за люди?
В а р л а а м
Мы божии старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь.
П р и с т а в
(Григорию)
М и с а и л
Г р и г о р и й
Мирянин из пригорода; проводил старцев до рубежа, отселе иду восвояси.
М и с а и л
Г р и г о р и й
(тихо)
П р и с т а в
Хозяйка, выставь-ка еще вина – а мы здесь со старцами попьем да побеседуем.
Д р у г о й п р и с т а в
(тихо)
Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего; зато старцы…
П е р в ы й
Молчи, сейчас до них доберемся. – Что, отцы мои? каково промышляете?
В а р л а а м
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь: беда да и только.- Ох плохо, знать пришли наши последние времена…
Х о з я й к а
(плачет)
В продолжение Варлаамовой речи первый пристав значительно всматривается в Мисаила.
П е р в ы й п р и с т а в
Алеха! при тебе ли царский указ?
В т о р о й
П е р в ы й
М и с а и л
Что ты на меня так пристально смотришь?
П е р в ы й п р и с т а в
А вот что: из Москвы бежал некоторый злой еретик, Гришка Отрепьев, слыхал ли ты это?
М и с а и л
П р и с т а в
Не слыхал? ладно. А того беглого еретика царь приказал изловить и повесить. Знаешь ли ты это?
М и с а и л
П р и с т а в
(Варлааму)
В а р л а а м
Смолоду знал, да разучился.
П р и с т а в
(Мисаилу)
М и с а и л
П р и с т а в
Так вот тебе царский указ.