Рассказы о животных (сборник) - Сетон-Томпсон Эрнест - Страница 30
- Предыдущая
- 30/89
- Следующая
В этот день овцы оставались дома из-за снега, и Вулли, свободный от работы, лежал на досках, греясь на солнышке. Когда охотники подошли к дому, он злобно зарычал и прокрался окольным путем туда, где были овцы.
Джо Греторекс пошел за ним. Взглянув на следы, оставленные собакой, он остолбенел. Потом, указав на удалявшегося пса, крикнул:
— Друзья, мы думали, что идем по следу лисицы! А ведь это вот кто был убийцей овец вдовы!
Некоторые из охотников согласились с Джо, другие же, вспомнив сомнения, вызванные следами на дороге, предлагали вернуться, чтобы произвести новые расследования.
Как раз в это время из дома вышел сам Дорли.
— Том, — сказал ему Джо Греторекс, — твой пес загрыз прошлой ночью двадцать овец у вдовы Джелт, и я думаю, что он не первый раз проделывает такие вещи.
— Слушай, приятель, — возразил Том Дорли, — да ты, видно, спятил! Никогда у меня не бывало лучшего сторожа овец, чем Вулли. Овцы для него — как родные дети.
— Врешь! Мы видели, что он сделал со своими детьми у вдовы Джелт! — заметил Джо.
Напрасно охотники старались убедить Дорли, рассказывая ему о своих утренних розысках. Он не хотел ничему верить и утверждал, что они просто из зависти составили заговор, чтобы убить Вулли.
— Вулли спит на кухне каждую ночь, — говорил он, — и его выпускают только, чтобы сторожить овец. Ведь он живет с овцами круглый год, и мы еще не потеряли ни одной за все это время. Понимаешь, приятель?
Том Дорли очень взволновался, видя во всем этом лишь покушение на жизнь и доброе имя Вулли. Джо и его сторонники тоже разгорячились, и лишь благодаря вмешательству Гульды спор прекратился.
— Отец, — сказала она Тому Дорли, — я буду сегодня ночевать на кухне. Если Вулли улизнет, я это увижу. Если же он не выйдет ночью, а овцы у соседей окажутся убитыми, то, значит, Вулли тут ни при чем.
Гульда так и сделала. Она улеглась спать в кухне, на диване, а Вулли лежал, как обычно, под кухонным столом. Через некоторое время Вулли стал беспокоиться. Он ворочался на своей подстилке, раза два вставал, потягивался и, посмотрев на Гульду, снова укладывался.
К двум часам ночи Вулли, по-видимому, был уже не в силах больше противиться какому-то необъяснимому внутреннему побуждению. Он тихо встал, посмотрел на низенькое окно, а затем на лежащую неподвижно молодую девушку. Гульда дышала ровно и спокойно, будто спала. Вулли подошел ближе, понюхал ее и дунул ей в лицо. Но она не пошевелилась. Тогда он тихонько толкнул ее носом и затем, насторожив уши и склонив голову набок, стал внимательно осматривать ее спокойное лицо.
Гульда не двигалась. Тогда Вулли бесшумно подкрался к окну, подсунул нос под перекладину легкой рамы и приподнял ее настолько, чтобы можно было просунуть под нее лапу. Затем он носом поднял раму и протиснулся наружу. Опуская раму, он придерживал ее спиной и хвостом с такой ловкостью, как будто каждый день открывал окно. Очутившись за окном, Вулли исчез в темноте.
Гульда с величайшим изумлением незаметно следила за ним. Подождав немного и убедившись, что он в самом деле убежал, Гульда встала и хотела тотчас же позвать отца. Но, подумав, решила подождать. Она пристально всматривалась в ночную темноту, но Вулли не видела.
Подложив дров в печь, она опять легла на диван. Так пролежала она без сна более часа, вздрагивая при всяком шорохе и прислушиваясь к тиканью кухонных часов.
Она с недоумением думала о собаке: неужели Вулли действительно загрыз овец вдовы?
И недоумение ее еще возросло, когда она вспомнила, как заботливо и ласково Вулли обращался с их собственными овцами.
Прошел еще час.
Гульда услыхала за окном шорох, и сердце ее усиленно забилось.
Опять поднялась оконница, и через минута Вулли снова очутился в кухне, опустив за собой окно.
При мерцающем свете горящих дров Гульда заметила какой-то странный, дикий блеск в его глазах и увидела, что его пасть и белоснежная грудь были обрызганы свежей кровью. Он несколько запыхался, но, сдерживая дыхание, стал всматриваться в девушку. Она не шевелилась. Тогда, успокоенный, он лег и стал облизывать себе морду и лапы, скуля и ворча, точно вспоминая какое-то недавнее происшествие.
У Гульды уже не оставалось никаких сомнений, что Джо Греторекс был прав. И тут новая мысль пришла ей в голову. Она внезапно поняла, что странная, заколдованная лисица Монсалдэла находится тут, перед нею!
Быстро поднявшись на ноги, она взглянула Вулли в глаза и воскликнула:
— Вулли! Вулли! Значит, это правда?.. О, Вулли, какой ты свирепый зверь!
Ее голос разнесся по кухне, точно удар грома. Вулли отшатнулся, словно подстреленный. Он бросил отчаянный взгляд на закрытое окно. Его глаза сверкнули, и шерсть встала дыбом. Он припал к полу и пополз, точно моля о пощаде.
Он медленно подползал к ней все ближе и ближе, точно собирался лизать ее ноги, но, приблизившись к ней вплотную, внезапно с яростью тигра, не издав ни единого звука, бросился на нее, пытаясь схватить за горло. Гульда вовремя подняла руки, чтобы защитить горло, и длинные блестящие клыки Вулли вонзились в ее руки и коснулись кости.
— Помогите! Помогите!.. Отец! Отец!.. — закричала она.
Вулли был легок, и ей удалось на миг отбросить его. Но сомневаться в его намерении было нечего: он понял, что проиграл; за этот проигрыш либо он, либо девушка заплатят жизнью.
— Отец! Отец! — вопила она, когда желтый разъяренный зверь, стремясь умертвить ее, кусал и рвал зубами беззащитные руки, столько, раз кормившие его…
Девушка напрасно силилась избавиться от пса. И пес, конечно, скоро вонзился бы зубами ей в горло, если бы в эту минуту не вбежал в кухню ее отец.
Вулли бросился прямо на него, сохраняя все то же страшное молчание.
Он неистово рвал и грыз его руки, пока смертельный удар топора не сбросил его на каменный пол, где он, задыхаясь и корчась в предсмертных муках, все еще пытался приподняться, чтобы продолжать борьбу.
Новый быстрый удар топора раскроил ему череп, и мозг его разлетелся по камням очага — того самого, которому он так долго и честно служил. И Вулли — умный, свирепый, верный, коварный — задрожал, вытянулся и затих навсегда…
КРАСНОШЕЙКА
У подножия лесистого Тейлорского холма мать-куропатка вывела птенцов. Внизу протекал ручей с кристальной водой. Ручей этот, по какому-то странному капризу людей, назывался Илистый. К нему-то куропатка и повела в первый раз пить своих птенцов, которые вылупились только накануне, но уже твердо держались на маленьких ножках.
Она двигалась медленно, пригибаясь к траве, так как лес был полон врагов, и по временам тихо кудахтала, призывая птенцов, похожих на маленькие шарики пестрого пуха. Птенцы, переваливаясь на тоненьких красных ножках, нежно и жалобно пищали, если отставали хотя бы на несколько шагов от матери.
Они были такими хрупкими, эти птенчики, что даже стрекозы казались неуклюжими и большими по сравнению с ними.
Их было двенадцать. Мать-куропатка зорко следила за ними и осматривала каждый куст, каждое дерево, заросли и даже небо. Она, по-видимому, всюду искала врагов, потому что друзей было слишком мало. И одного врага ей удалось найти.
По ровному зеленому лугу пробирался большой зверь — лиса. Этот зверь как раз шел по их дороге, и через несколько минут он должен был наверняка почуять птенцов и напасть на их след. Времени терять было нельзя.
«Крр, крр!» («Прячьтесь, прячьтесь!») — крикнула мать твердым, но тихим голосом, и маленькие птенчики, величиной чуть-чуть побольше желудя и имеющие всего только один день от роду, разбрелись в разные стороны, чтобы спрятаться. Один птенчик залез под листок, другой спрятался между двумя корнями, третий забрался в свернутую бересту, четвертый забрался в яму. Скоро все спрятались, кроме одного, который не мог найти для себя подходящего прикрытия и, прижавшись к большой желтой щепке, лежал на ней, совсем распластавшись, закрыв глазки, уверенный, что теперь-то ему уже не грозит никакая опасность.
- Предыдущая
- 30/89
- Следующая