Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/119
• Следующая

— Тогда-то мои внуки пожаловались на Хозяина Льдов, что поселился поблизости и таскал оленят. И мои внуки не смели к нему подойти, потому что не простой это был зверь. Не брали его ни стрелы, ни острые костяные копья, много охотников погубил! А твой мужчина и его брат, тот, что теперь лежит в доме, сказали, что это дело для воинов. И пошли на Хозяина Льдов вдвоем…

Звениславка слушала, не перебивая. Только сердце невесть почему отчаянно колотилось.

— Хозяин Льдов беспощаден и могуч, — продолжала Бабушка Лосось. — Братья одолели его, но он ранил обоих. А уже умирая, ударил твоего мужчину лапой по голове. И на другое утро он стал спрашивать, что такое случилось и не погасло ли солнце. А потом попросил, чтобы брат дал ему смерть, но тот не послушал. И потому-то мои внуки всякий год приезжают сюда за ножами и головками для стрел, чтобы Хозяин Льдов знал, какие великие охотники пришли нам на помощь. Принеси сына своему мужчине, брусничинка, и это будет охотник еще лучше отца.

Звениславка вдруг вскочила на ноги… не помня себя, кинулась наутек.

Остановилась только за домом. Глотала мерзлый воздух и никак не могла отдышаться…

Хельги отсутствовал двадцать два дня. И вернулся, когда Бабушка Лосось со своими внуками еще гостила в Сэхейме.

Появился он в полдень. И не со стороны Терехова, как ездили обычно.

Что-то заставило его выбрать другую дорогу, более короткую, берегом моря. Этой каменистой тропой пользовались только в великой спешке. Была она и тяжела, и опасна: счастлив, кто одолел ее верхом и не переломал ног ни себе, ни коню…

Когда побежали встречать, Звениславка разглядела прибывших еще со двора.

Они спускались по склону горы — Хельги впереди всех, за ним Бьерн, потом все остальные и следом еще две вьючные лошади с поклажей… Все на месте. И люди, и кони, и столько же, сколько уезжало.

И что-то было не так. Она не сразу поняла, что именно.

Хельги сам правил конем… Бьерн Олавссон больше не держал буланого под уздцы.

Заметив это, Звениславка не пошла дальше. Прислонилась к створке ворот и осталась стоять. Ослабли ноги…

Лошади в мохнатой зимней шерсти чуяли конюшню и резво несли седоков. Вот подъехали поближе, и стало видно, что Хельги снял повязку с лица. Рановато же он это сделал:

Звениславка разглядела страшные синяки вокруг глаз, какие получаются от удара в голову, и багровый конец уходившего под волосы рубца. И еще глаза.

Которые смотрели…

Вот подъехали совсем близко. Хельги хохотал во все горло, указывая пальцем по очереди на каждого из встречавших и называя по имени: всех знаю, ты — Гуннар, ты — Сигурд, а ты, верно, тот самый рисунг Скегги сын Орма…

Звениславка и не думала никогда, что он способен был так веселиться…

…Он мельком, равнодушно скользнул глазами по одинокой фигурке возле ворот. Продолжая смеяться, направил коня во двор, к кострам и палаткам, к охотникам Бабушки Лосось, шумно высыпавшим навстречу. Но потом будто вспомнил о чем-то. Дернул поводья… повернул назад. Умолк и стал смотреть на серебряные застежки. Потом глянул Звениславке в лицо… В первый раз увидел ее! Спрыгнул с седла и пошел к ней по хрустевшему снегу. И походка-то у него была теперь совсем другая. Широкая, упругая, легкая.

Она смотрела, как он шел к ней по снегу. Страшилась, ждала — сама не зная чего…

Подошел. И остановился. В синих глазах бился живой свет.

— Значит, мать тогда сказала правду, — проговорил он негромко. — Стало быть, это ты и есть Ас-стейнн-ки. А я думал, ты красавица!

Звениславка не успела ответить. Хельги вдруг сгреб ее в охапку и крепко поцеловал.

Прямо в губы!.. Звениславка ахнула, прижала ладони к щекам. А Хельги был уже среди квеннов… Могучими руками подхватил с нарты Бабушку Лосось:

— Ну, здравствуй, старая комариха!

Все-то ему было нынче легко, все весело, все удавалось.

В доме уже знали о случившемся. Видга и тот впервые со дня смерти Рунольва оставил отца — ринулся во двор поглядеть на чудо. Но Хельги его опередил. Ввалился в Дом, не обметя снега с сапог.

— А где тут прячется от меня этот ощипанный петух Халльгрим Виглафссон?

— Однако и страшен же ты, — сказал ему Халльгрим. — Видел бы, на кого похож!

Он сумел даже приподняться на локтях, чтобы все знали: нескоро еще придется копать могилу для старшего в роду. И он улыбался. Кажется, тоже за все это время — впервые…

А Звениславке в подарок досталась меховая шапка русской работы. Хельги купил ее у одного малого, которого так и прозвали — Гардцем за то, что тот всякое лето ездил торговать на восток в город Ладогу, по-урмански Альдейгью-борг. С ним Хельги сошелся в первый же день тинга, еще прежде, чем спала с его глаз четырехлетняя тьма. И купил шапку, не торгуясь и понятия не имея, красивая или нет. Он не сомневался, что Звениславке понравится. И не ошибся.

Знать бы ему еще, что она порой брала эту шапку с собой в постель, под одеяло, и гладила в темноте пушистую куницу, и тогда женщинам, лежавшим поблизости, казалось, будто Ас-стейнн-ки всхлипывала — тихонько, совсем тихонько…

Но оказалось, что все добрые вести, привезенные Хельги с тинга, на том и кончились.

— Я видел Гудмунда херсира, брат, — рассказал он Халльгриму, когда за нартами уехавших квеннов улеглась снежная пыль. — Гудмунд нынче летом ездил торговать в Скирингесаль… Теперь он говорит, что рад был выбраться оттуда живым и увести корабли. Там, в Вике, теперь большое немирье. И все из-за этого Харальда конунга, того, что сидит в Вестфольде.

Халльгрим только молча кивнул. Чему удивляться, если дед этого Харальда — Гудред Охотник — когда-то согнал с наследной земли и их с Хельги деда? И тот скитался не год и не два, и лишь сыну, Виглафу, удалось крепко сесть на берегу…

— Люди передают, — продолжал Хельги, — будто Харальд недавно посватался к одной девушке по имени Гида. Это дочь Эйрика, конунга хердов. И ты знаешь, что она велела ему передать? Что, мол, пойдет за него, и с радостью, но только если он прежде станет конунгом всей Норэгр. А то конунг, у которого всего пара фюльков, ей совсем ни к чему!

— Красивая, наверное, — сказал Халльгрим. — Но глупая. Хочет, видать, чтобы он и вправду со всеми схватился. И начал при этом с ее отца!

— Может, и так, — ответил Хельги. — Однако надобно тебе знать, что Харальд и в самом деле поклялся не стричь и не чесать волос, покуда не станет конунгом всей страны. И его уже прозвали за это Харальдом Косматым. И весь Вик его слушается, будто так тому и следует быть.

Халльгрим сказал задумчиво:

— А Рунольв ходил служить его отцу Хальвдану. И тот, как говорят, водил с ним дружбу, пока не утонул в полынье. Так что вряд ли Харальду охота будет разбираться, кто здесь нарушил закон, мы или Рунольв. Если уж кто жаден, тот не насытится половиной куска!

Оба понимали, что предзнаменования были недобрыми. И Хельги заметил:

— Вот уж верно сказано, не зарекайся утром, что вечером уляжешься здесь же. Это хорошо, брат, что у нас теперь есть еще один корабль…

Впрочем, до лета было далеко.

Однажды Видга и Скегги отправились на охоту. Днем раньше над побережьем белой северной совой пролетела метель; эта метель пригнала из заваленной снегом тундры великое множество куропаток, лакомых до заледенелых ягод и почек, ожидавших тепла на ветках берез… Видга надеялся на добычу, и поэтому Скегги тащил за собой берестяные салазки. Когда они выходили за ворота, Скегги сказал так:

— Не гляди, что в санки впряжен мед вкусивший. Будешь благодарна скалвду за поклажу!

К кому он обращался, оставалось неясным. Наверное, как это часто бывало, к Ас-стейнн-ки. Видга двинулся первым, прокладывая лыжню. Малыш весело затрусил следом за ним.

Мальчишек ждали к вечеру… Но еще до полудня Скегги что было духу примчался обратно к воротам — один.

— Меня Видга послал, — кашляя, объяснил Скегги удивленным и встревоженным сторожам. — Он сейчас придет, он человека нашел.

• Предыдущая
• 26/119
• Следующая