Черные звезды (сборник) - Савченко Владимир Иванович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/58
• Следующая

— Алексей Осипович, ты что — меняешь режим? — крикнул Голуб.

— Нет, — издали ответил Сердюк. — А в чем дело?

— А вот смотри…

Сердюк подошел и, пригнувшись, стал смотреть в раструб. Потом повернул смуглое лицо к Ивану Гавриловичу. Глаза его блестели:

— А ведь такого мы еще никогда не видели, Иван Гаврилович, — чтобы луч расплывался!…

Когда через час извлекли пластинку нейтрида из мезонатора, ничего не обнаружили. Только та точка нейтрида, в которую упирался пучок мезонов, оказалась нагретой до нескольких тысяч градусов.

Это уже было что-то. И это что-то вселило в душу Ивана Гавриловича новые надежды.

«8 сентября. Некогда! Это слово теперь определяет всю мою жизнь. Некогда бриться по утрам. Некогда тратить деньги, которых я сейчас получаю достаточно. Некогда читать газеты и научную периодику. Некогда, некогда, некогда! Каждое утро просыпаешься с ощущением, что день скоро кончится и ничего не успеешь сделать.

Просто удивительно, что сегодня у меня свободный вечер, как-то даже неловко. Вот я и использую его на то, чтобы сразу записать в дневник события за те несколько месяцев, в которые я к нему не прикасался.

Завод пустили в конце мая. Было приятно смотреть на параллельные ряды мезонаторов-станков. Они в точности повторяли друг друга: ребристые трубы ускорителей частиц, небольшие черные коробки мезонных камер, перископические раструбы, светло-зеленые столы пультов — все было чистое и новенькое. Два огромных цеха под стеклянными крышами, десятки мезонаторов, каждый из которых мог давать десятки килограммов нейтрида в смену… Тогда мне казалось, что самое трудное уже пройдено, теперь будем делать детали из нейтрида — и все в порядке!

И мы начали делать. Операторы заливали ртуть в формы и заводили их в камеры, в вакуум, под голубые пучки мезонов. Ртуть медленно осаждалась, превращаясь в тончайшую, но поражающую своей огромной тяжестью конструкцию. А потом… каждые восемь деталей из десяти шли в брак! Ей-богу, не было и не будет материала, более склонного к браку, чем нейтрид! Пленки и пластины получаются неровными, в них почему-то образуются дыры, изгибы… черт знает что! И все это нельзя ни подточить, ни переплавить, ни отрезать — ведь нейтрид не берет даже нейтридный резец. Самые тонкие детали не может согнуть паровой молот! Единственное, что мы можем делать с нейтридом, это «сваривать» его мезонным лучом: стык двух пластин нейтрида заливается ртутью, и эта ртуть осаждается мезонами в нейтридный шов. Так собираются конструкции из нейтрида, так мы делали нейтрид-мезонаторы. Но ведь этого мало… Словом, для бракованной продукции пришлось выстроить отдельный склад, куда мы сваливаем все эти «изделия» в надежде, что когда-нибудь придумаем, что с ними делать.

И разве только это? А мезонаторы? Последнее время они начали сниться мне по ночам… Когда-то я с гордостью назвал их «станками». Слов нет — они проще мезонатора Голуба, а благодаря нейтриду и лучше, совершеннее его. И все-таки, как невероятно сложны они для заводского производства! Они капризничают, портятся легко и, мне даже кажется, охотно.

А ремонтирует и налаживает их товарищ главный технолог Н. Н. Самойлов со своим помощником — инженером Юрием Кованько, потому что никто из операторов и цеховых инженеров не может быстро разобраться в мезонаторе.

Юрий Кованько — молодой парень спортивного сложения, недюжинной силы. Он только в этом году кончил институт, но помощник отличный: у него нюх на неполадки. Как хороший пулеметчик может с завязанными глазами разобрать и собрать свой пулемет, как хороший механик по слегка изменившемуся рокоту мотора улавливает неправильное зажигание, так и мы с ним по тембрам гудения трансформаторов, изменению окраски мезонного луча, малейшим колебаниям стрелок приборов наловчились устранять, а иногда и предупреждать неполадки.

А что толку? Мезонаторы все равно портятся, и конца этому не видно… Нет, они далеко не «чудо техники», они хороши для экспериментирования, но в поточном производстве никуда не годятся. Ремонт, наладка, контроль выхода нейтрида, борьба с браком — это и называется «вариться в технологическом котле». Я шел на завод как исследователь, стремился внести научную ясность в путаницу заводских проблем. А теперь — где уж там! — хоть бы не научно, а как-нибудь заткнуть дыры производства…

Ну вот, хотел неторопливо и обстоятельно описать прошедшие события, а невольно начал жаловаться самому себе, брюзжать. Кажется, у меня портится характер…

Да, собственно, никаких особенных событий со времени моей «экспертизы» в тундре не происходило.

Работа, работа, работа позади, и это же впереди. Вот и все.

15 октября. Сегодня целый день консультировал в нашем конструкторском бюро. Да-а… Это настоящий цех творчества.

Громадный зал под стеклянной крышей. И во всю его сорокаметровую стену развернулся огромный чертеж. Вдоль него, вверху и внизу, в специальных подвесных люльках передвигаются конструкторы, чертежники: они наносят на бумагу контуры космической ракеты из нейтрида.

Это будет великолепный космический корабль с атомным двигателем. Применение нейтрида в атомном реакторе дает возможность рассчитывать на скорости полета в сотни километров в секунду. Корпус из нейтрида сможет противостоять не только космическим лучам, но и излучениям и температурам атомного взрыва. Это будет корабль для космических полетов.

В нашем конструкторском бюро работает много известных конструкторов, создававших сверхзвуковые самолеты, баллистические и межконтинентальные ракеты, запускавшие спутники во время геофизического года. Как они волнуются и радуются, когда рассчитывают конструкции из нейтрида — ведь он открывает перед ними совершенно необъятные возможности!

— Ах, Николай Николаевич! — восклицал сегодня, сверкая своей золотозубой улыбкой, старший конструктор Гольдберг, этакий подвижный и начисто лысый толстячок-бодрячок. — Вы сами не представляете, какой чудесный материал создаете! Это мечта! Даже нет, больше чем мечта, потому что мы не могли и мечтать о нейтриде… Это-знаете что? — философский камень древних алхимиков, который они так и не смогли получить! А вы смогли! Урановый двигатель будет размером не больше шкафа! Представляете? И весом всего в полторы тонны! Это вместо реактора размером в многоэтажный дом…

Я-то представляю… А представляете ли вы, уважаемый товарищ Гольдберг, что для этого проекта потребуются десятки тонн нейтрида в виде готовых сложных деталей и что пока большая часть тех деталей, которые мы уже делаем для ракеты, идет на склад брака?

Когда-то в детстве ты, Николай Самойлов, как, наверное, и все подростки, мечтал полететь на Луну, Марс, Венеру. А вот думал ли ты, Николай Самойлов, что тебе придется делать космическую ракету для полетов мечты твоего детства? Представлял ли ты, как это будет непросто? И, в сущности, чего ты ноешь, Николай Самойлов? Тысячи инженеров могут только мечтать о такой работе! Или ты всерьез полагаешь, что в самом деле все пойдет так легко и интересно, как это описывается в приключенческих романах для среднего школьного возраста?, Космические полеты фабрикуются сейчас в цехах (это пока дело земное!) с потом, усталостью и скрежетом зубовным…

Ну, а в этой ракете я обязательно полечу! Неужели я не заслужил права если не на первый, то хоть на второй или третий полет?

25 октября. Сегодня в конце дня был в институте. Встретился с Иваном Гавриловичем. После работы обратно шли вместе через парк к остановке троллейбуса.

День выдался великолепный. До сих пор времена года проходили как-то мимо моего внимания, и сейчас я смотрел на эту красоту осени глазами новорожденного. Небо было синее и чистое, большое солнце садилось за деревья и уже не грело. А под его косыми лучами в парке горела яркая осень. Вдоль аллеи пламенели желто-красными листьями клены; как рубины, отливали на солнце спелые ягоды шиповника. Дубы стояли в крепкой, будто вырезанной из меди листве. И всюду желтые, красные, багровые, оранжевые, охровые, светло-зеленые тона и переливы — пышные, но печальные краски увядания. Таких красок не увидишь в мезонаторных цехах…

• Предыдущая
• 21/58
• Следующая