Война «ежей» - "Братья Мормаревы" - Страница 15

• Предыдущая
• 15/43
• Следующая

Такси остановилось на улице перед домом Камена, и шофер нетерпеливо загудел. Бабушка Гинка с любопытством выглянула из окна.

— Где живут Тошковы? — спросил ее шофер.

— В соседнем подъезде, — ответила бабушка Гинка. — А зачем они вам?

— В больницу торопятся, а самих нет, — рассердился шофер.

Слово «больница» усилило любопытство бабушки Гинки, и она решила узнать, в чем тут дело. В домашних тапочках, с кошелкой бабушка поспешила на улицу. Возле такси стояли дедушка с чемоданчиком в руках, Камен, близнецы и отец Камена.

— Ты куда это собрался? — удивилась бабушка Гинка.

— Катаракта у меня, — дед поднял руку к левому глазу. — На одном глазу, правда, но раз врачи советуют…

— В добрый час! — протянула ему руку бабушка Гинка, забыв, что собиралась на рынок, и вернулась домой.

— Ну, поедем, — сказал дедушка как можно более безразлично, ему хотелось скрыть свое волнение.

— Ты не беспокойся, — Камен обнял и поцеловал деда. — Я буду часто тебя навещать.

Камен жалел дедушку, в последнее время катаракта все больше и больше беспокоила его. Врачи уверяли, что операция легкая, и на семейном совете решено было ее не откладывать. Только Тошко и Стефчо были против операции. Им нравилось, что у дедушки катаракта, они даже гордились этим. Когда кто-нибудь из соседских малышей хвастался новой игрушкой, Тошко и Стефчо говорили:

— У нашего дедушки ка-та-рак-та, а у твоего не-е-е-т!

Подойдя к такси, дедушка напомнил Камену:

— Приемник бы…

— Не беспокойся, все сделаю.

Речь шла о транзисторном приемнике, к которому Камен приспособил наушники, чтобы дедушка мог слушать радиопередачи, не беспокоя окружающих. Работы оставалось совсем немного, и через день-другой Камен собирался отнести приемник в больницу.

Как только такси уехало, Камен взял за руки братишек, оставшихся теперь на его попечении, и отправился к Панте. Оставив малышей в саду, Камен пошел к товарищу. После того как Панту выгнали из команды, между ними снова восстановились прежние добрые отношения. Камен хотел помочь Панте в учебе, особенно по алгебре. Он застал приятеля за уроками — на столе были разложены тетради и учебники.

— Решаешь задачи?

— Да нет, историю зубрю, — ответил Панта. — Нам задали великие географические открытия, да?

— Да.

— А о Колумбе-то, оказывается, все это не болтовня.

— Что не болтовня?

— Что он открыл Америку. Выпьешь кофе? — предложил Панта, стараясь держаться по-взрослому.

— Можно, — согласился Камен.

— Ну и номер отколола наша учительница! И фильм был двухсерийный, и целый час гуляли с мамой после него, а она все ждала нас.

— Добрева такая… — кивнул Камен. — Не любит, чтобы из нее делали дурочку. Садись, будем заниматься.

— Ты решай, а я сварю кофе, — и Панта вышел из комнаты.

Камен был впервые у Панты. Обстановка в квартире показалась ему очень скромной — гардероб, две кровати, круглый стол, на стене — старые часы, возле них — семейная фотография. Отец Панты, хотя и снят до пояса, выглядел на ней рослым, сильным человеком, и глаза у него совсем как у Панты. Над кроватью приколота вырезка из газеты «Старт» со снимком капитана сборной Болгарии по баскетболу. Точно к такому снимку Маляка приставлял свою физиономию, вырезанную из фотокарточки, чтобы увидеть, как он будет выглядеть в роли капитана.

Когда Панта принес кофеварку в комнату, чтобы включить ее в сеть, Камен решал задачи.

— Моя мама тогда так переволновалась, что и заснуть не могла, честное слово! — Панта все еще думал о неприятной встрече с Добревой.

Камен слушал приятеля вполуха.

— Готово! — обрадовался он.

— Обе?

— Первая. Садись, вместе решим вторую.

— Ты давай сам! — распорядился Панта. — Пока кофе будет готов.

Камен вслух прочитал условие задачи, немного подумал и начал писать, а Панта снова вернулся к недавнему случаю:

— Хорошо хоть, не выдала меня с билетами, а то мама первым делом начала о них; как она обрадовалась, когда я ей сказал, что получил билеты за усердие. Добрева так на меня посмотрела, что я готов был сквозь землю провалиться. «Не за усердие, — говорит, — а как поощрение. Результат усердия — хорошая успеваемость, а у него с успеваемостью пока неважно». Мама аж побледнела.

Кофе был готов, и Панта достал чашки.

— Вышла! — воскликнул обрадованный Камен.

— Отлично, — похвалил его Панта, поставил перед товарищем кофе и добавил: — Мама очень добрая. Я обещал ей исправиться и слово свое сдержу. Не то что я не хочу учиться, но, как тебе сказать…

— Тебе мама велела уйти из команды? — спросил Камен.

Панта вздрогнул, смутился, отпил кофе, посмотрел в нерешительности на потолок.

— Я скажу, но ты никому ни слова.

— Хорошо, — согласился Камен.

— Я никому это не говорил, но ты мой самый близкий друг. Если кому скажешь…

— Никому.

— Поклянись.

— Ты мне не веришь?

— Верю, но то, что я тебе хочу сказать, тайна.

— Тогда молчи.

— Это гнетет меня.

— Хорошо, клянусь.

— Своей мамой?

— Мамой.

— Меня выгнали из команды!

— Знаю, — проговорил Камен.

Панта с изумлением посмотрел на приятеля:

— Знаешь? Откуда?

— Вся школа об этом говорит. Пятеро из команды Пангарова учатся в нашей школе.

Панта тяжело вздохнул:

— Какая подлость! Этот Пангаров — настоящий кретин. Поставил меня перед строем и объявил, что исключает. Да еще велел сразу же сдать тренировочный костюм…

— Потому ты и появился тогда в черных трусах?

— Конечно. Хорошо еще, что утром надел черные, обычно я ношу белые. Можешь представить — шел бы через весь город в белых трусах! А погода совсем не весенняя, утром по радио говорили — холодно не по сезону. — Панта засмеялся. — Знаешь, я признался, и вроде легче. Одно дело, люди говорят, другое — когда скажешь сам.

Камен задумался: поделиться ли и ему своей тайной.

— И я хочу тебе признаться.

— В чем?

— Я тоже об этом никому не говорил, даже Маляке.

— Ну, говори.

— Поклянись молчать.

— Клянусь!

Камен открыл было рот, но так и не решился начать. Он встал, подошел к окну, посмотрел в сад. Братишки играли подозрительно тихо — не иначе какую-нибудь шалость затеяли. Камен хотел открыть окно, прикрикнуть на них, и вдруг задумался: уйти бы сейчас! Ну, зачем проговорился?

— Я поклялся, — напомнил ему Панта.

Камен повернулся к товарищу:

— Я, кажется, влюблен.

— В кого?

— В Юлию.

Панта на секунду задумался, оценивая выбор приятеля, и решил:

— Подходяще.

Учительница болгарского языка и литературы Станчовска медленно, временами останавливаясь между рядами, прохаживалась по классу. Урок она вела интересно, и ученики слушали ее внимательно.

Только Маляке было не до урока. Он весь погрузился в мысли о возложенной на него задаче: как извлечь из подвала баскетбольный щит. Было решено взять его тайком и потом, когда они подрастут, вернуть на место. Мальчики тянули жребий, вытянул Панта: стало быть, ему предстоит незаметно проникнуть в подвал. Однако его кандидатура была тотчас отклонена: у Панты и так нелады с учебой, а если попадется, его просто исключат из школы. Жребий тянули снова, на этот раз действовать предстояло Камену, но Камен председатель совета отряда, негоже ему быть замешанным в таком деле.

В конце концов задачу возложили на Маляку, и он согласился. Вот почему сейчас, вместо того чтобы слушать учительницу, мальчик затаил дыхание, а нос зажал двумя пальцами. Почувствовав, что больше ему не выдержать, Маляка опустил руки и с шумом, глубоко вздохнул.

Станчовска прошла мимо Маляки, ничего не заметив. Жаль, опять придется мучиться.

Девочка, сидящая позади Маляки, толкнув его, передала записку Панты. Он написал: «Постарайся не дышать дольше, пока выдерживаешь совсем мало». Маляка приписал снизу: «Тогда я лопну» — и отправил записку Панте, снова зажав нос и рот.

• Предыдущая
• 15/43
• Следующая