Источник - Рэнд Айн - Страница 80
- Предыдущая
- 80/220
- Следующая
Он ненавидел банкиров, профсоюзы, женщин, евангелистов и биржу. Он никогда не купил ни одной акции и не продал ни одной акции своих предприятий, владея всем единолично так же просто, как если бы носил все наличные деньги в кармане. Кроме своих нефтяных скважин он владел издательством, рестораном, радиомагазином, гаражом, заводом электрохолодильных установок. Перед тем как заняться новым делом, он долго изучал поле будущих действий, затем делал вид, будто никогда о нём и не слышал, поступая вопреки всем сложившимся традициям. Некоторые из предпринятых им шагов заканчивались успехом, некоторые — провалом. Он продолжал руководить всем с неукротимой энергией. Работал он по двенадцать часов в сутки.
Решив возвести здание, он провёл шесть месяцев в поисках архитектора. Затем, к концу первой их встречи, продолжавшейся полчаса, он нанял Рорка. Позднее, после того как были закончены чертежи, он приказал незамедлительно приступить к строительству. Когда Рорк захотел поговорить с ним о чертежах, Энрайт прервал его: «Не надо ничего объяснять. Бессмысленно объяснять мне абстрактные идеалы. У меня их никогда не было. Говорят, я полностью лишён морали. Я руководствуюсь лишь тем, что мне нравится. Но я твёрдо знаю, что мне нравится».
Рорк никому не сказал о своей попытке связаться с Энрайтом, как и о своём свидании со скучающим секретарём. Однако Энрайт каким-то образом узнал об этом. Через пять минут секретарь был уволен, а через десять уже выходил из конторы, как и было приказано, в середине очень загруженного делами дня, оставив в пишущей машинке недописанное письмо.
Рорк вновь открыл своё бюро, всё в той же большой комнате на верхнем этаже старого здания. Он увеличил площадь, использовав соседнее помещение под комнату для чертёжников, которых нанял, чтобы справиться со строительством в запланированные сжатые сроки. Чертёжники были молоды и не имели большого опыта. Он никогда раньше о них не слышал, но не спрашивал рекомендательных писем. Он выбрал их сам среди многих желающих, просто быстро проглядев их чертежи.
В горячке последовавших затем дней он не находил времени поговорить с ними ни о чём, кроме работы. И они чувствовали, входя каждое утро в рабочий кабинет, что у них нет личной жизни, что они ничего не значат, что в этой комнате нет иной реальности, кроме больших листов бумаги на столах. Пока они не смотрели на Рорка, помещение выглядело холодным и бездушным, как заводской склад, но стоило бросить взгляд на хозяина, и казалось, что это не склад, а доменная печь, которая топилась их телами, но прежде всего — телом Рорка.
Бывало, он оставался в кабинете на ночь. Возвращаясь на следующее утро, они заставали его всё ещё работающим. Однажды он оставался там безвылазно два дня и две ночи подряд. На третий день сон свалил его прямо за рабочим столом. Через несколько часов он проснулся и, ничего не говоря, прошёлся между столами, чтобы взглянуть на сделанное. Он делал замечания, и ничто в его голосе не выдавало, что несколько часов назад сон прервал его мысли.
— Ты невыносим, когда работаешь, Говард, — заметил ему Остин Хэллер как-то вечером, хотя он не говорил о своей работе.
— Почему? — удивлённо спросил тот.
— Очень неуютно в одной комнате с тобой. Знаешь, напряжение заразительно.
— Напряжение? Я чувствую себя вполне нормально, когда работаю.
— В этом всё и дело. Ты полностью нормален, только достаточно добавить ещё чуть-чуть пара и тебя разнесёт на куски. Из чего, чёрт возьми, ты сделан, Говард? В конце концов, это только здание. Только здание, а не комбинация из святого причастия, индейских пыток и оргазма, которую ты, кажется, хочешь устроить из всего этого.
— А ты хочешь сказать, что это не так?
О Доминик он думал не часто, но когда это случалось, мысль о ней не приходила как внезапное откровение, она жила в нём всегда, и в воспоминаниях не было нужды. Он хотел её. Он знал, где её найти. Он выжидал. Ожидание забавляло его, потому что он понимал — для неё ожидание было пыткой. Он понимал: то, что его нет рядом, привязывает её к нему гораздо сильнее и оскорбительнее, чем это могло сделать его присутствие. Он давал ей время попытаться ускользнуть, чтобы она ещё больше поняла собственную беспомощность, когда он соберётся вновь её увидеть. Она поймёт, конечно, что такая попытка дана ей по его воле, что это просто другая форма господства. Тогда она будет готова или убить его, или прийти к нему сама, по своей воле. Оба этих решения будут для неё равнозначны. Ему хотелось довести её до этого состояния. Он выжидал.
Когда строительство дома Энрайта должно было вот-вот начаться, Рорка попросили зайти в контору Джоэла Сьюттона. Коммерсант, которому повсюду сопутствовал успех, решил построить огромное здание для своей конторы. Основа его успеха заключалась в способности ничего не понимать в окружающих его людях. Ему нравились все. Его любовь не допускала различий; она уравнивала всех, в ней не было ни вершин, ни пустот — так в чашке с патокой поверхность всегда невозмутима.
Джоэл Сьюттон познакомился с Рорком на ужине, который устроил Энрайт. Он восхищался Рорком, но не видел различия между ним и кем-то ещё. Увидев Рорка входящим в его контору, Джоэл Сьюттон заявил:
— Я всё ещё не уверен, не уверен. Я не совсем уверен, но мне кажется, я мог бы иметь вас в виду на предмет того домика, который задумал. Ваш дом Энрайта несколько… необычен, но он привлекателен, все дома привлекательны, я обожаю дома — а вы? А Род Энрайт человек очень ловкий, чрезвычайно ловкий, он куёт деньги там, куда другие и не подумали бы сунуться. Я готов послушать Рода Энрайта в любое время. Если это годится для Энрайта, то и для меня сгодится.
Несколько недель после этой встречи Рорк не получал никаких известий. Джоэл Сьюттон никогда не принимал поспешных решений.
Как-то вечером в декабре Рорку позвонил Остин Хэллер и без всякого предупреждения объявил, что он должен сопровождать его в следующую пятницу на официальный приём, который устраивает миссис Ралстон Холкомб.
— Какого чёрта, Остин? Нет, — отказался Рорк.
— Послушай, Говард, ну всё-таки почему нет? О да, я знаю, ты не перевариваешь подобные штуки, но это ещё не основание. Я, в свою очередь, могу привести массу убедительнейших доводов, что идти надо. Этот дом — своего рода дом свиданий для архитекторов, и я знаю, что ты отдал бы всё за заказ на строительство — о, конечно, на строительство дома таким, каким ты его видишь, — я знаю, ты готов заложить за него душу, которой у тебя нет, так отчего бы не провести несколько скучных часов ради будущих возможностей?
— Конечно. Но я всё же не верю, что такого рода вечер может привести к какому-то результату.
— Но ты пойдёшь на этот раз?
— Почему именно на этот раз?
— Ну, во-первых, потому что эта чёртова кукла Кики Холкомб требует. Вчера она битых два часа уговаривала меня пригласить тебя, и из-за неё я пропустил ленч с приятельницей. Репутация Кики будет подмочена, если она не сможет заполучить в свой салон архитектора такого здания, как дом Энрайта. Она настаивала, чтобы я тебя привёл, и я ей обещал.
— Ради чего?
— Ну, если честно, то в следующую пятницу у неё ожидают Джоэла Сьюттона. Попытайся быть с ним любезным, даже если тебе противно. Практически он уже решил отдать свой заказ тебе, так, по крайней мере, говорят. Немножко личных отношений как раз то, что нужно, чтобы уладить это. Вокруг него трётся много желающих. Они все там будут. И я хочу, чтобы и ты там был. Я хочу, чтобы заказ достался тебе. У меня ещё лет десять не будет никакого желания слушать о гранитных каменоломнях. Мне не нравятся гранитные каменоломни.
Рорк уселся за стол и, чтобы успокоиться, вцепился руками в его край. Он был совершенно опустошён после четырнадцати часов, проведённых в конторе, и подумал, что, наверное, чертовски устал, но не в состоянии этого чувствовать. Он ссутулился в надежде расслабиться, но ничего не получалось; его руки были напряжены, а локоть дрожал непрерывной мелкой дрожью. Его длинные ноги были разведены в стороны, одна, согнутая, спокойно упиралась в стол, другая, свесившаяся через его край, нетерпеливо подрагивала. В эти дни ему было очень трудно заставить себя отдохнуть.
- Предыдущая
- 80/220
- Следующая
