Тень на обороте - Сергачева Юлия - Страница 81

…Из темноты выкарабкиваться оказалось трудно. Помогала боль и невнятные, тревожившие крики. Кто-то повторял и повторял все громче и на разные лады ненавистное до оскомины «оборотень!».

— …Оборотень! Оборотень!

— …я видел, как он перегрыз горло вашему скакуну, господин! — торопливо уверяли знакомым голосом. — Он и брата моего хотел погубить, но я поспел вовремя…

— …а выдавал себя за мага, гнусная тварь! — негодовали с другой стороны. Похоже, староста. — И мы поверили!

— Потому что дураки доверчивые, — холодно сообщил третий голос, незнакомый, тягуче цедивший звуки.

В глазах стало проясняться. Тело пронизывала мучительная боль. Мои руки были вздернуты вверх и связаны. В изломанных плечах скомкалось по огненному узлу. Грудь и поясницу стягивало так, что даже вдохнуть толком не удавалось. Не поднимая головы, через прищуренные веки, я озирался, пытаясь понять происходящее.

Вокруг шумели. Судя по обилию обуви, попадающей в поле зрения, в почтительном отдалении скопилось все население поселка. Поблизости лениво переступали только щегольские сапоги из дорогой кожи, сапоги попроще, недавно смазанные жиром и разбитые, грязные боты, испачканные травяным соком.

— …схватили, наконец, оборотня! — облегченно гудело в толпе. — … Кто бы мог подумать… загрыз господского крестокрыла… Лино его прямо с поличным поймал, чудом оглушил и приволок… братец-то его совсем умом тронется с такого перепугу… а чего он в лес-то спозаранку побег?..

Изображать бессознательную жертву расхотелось. Вкупе с разномастной обувью мне на глаза попалась куча хвороста под подошвами моих собственных сапог. Судя по ощущениям, к куче прилагался столб, к которому меня накрепко привязали. Выводы о моей дальнейшей участи напрашивались сами собой.

Я поднял голову. Собравшиеся вокруг сельчане, как по команде, шарахнулись, но продолжали глазеть, кто с жадным любопытством, кто злорадно, кто с опаской. Не двинулись с места только хорошо одетый молодой господин, постукивающий хлыстом по бедру, насупленный староста Хабур и смотревший исподлобья, бледный Лино.

— …весь в крови-то измазан… — констатировали в толпе с ужасом и восхищением. — Не иначе кровь хотел выпить…

— Ну что, погань, — лениво и без особого интереса произнес обладатель хлыста, — готов ли ты признать, что являешься оборотнем и не далее, как сегодня утром убил моего любимого крестокрыла?

Судьба едва не убитого мальчика его, похоже, не занимала.

— Я маг, — возразил я твердо. — Прибыл только вчера. Охотился за оборотнем вместе с этим вот парнем. Вашего крестокрыла…

— Он лжет! — вдруг отчаянно закричал Лино. — Он теперь станет изворачиваться, лишь бы выгородить себя! Он скажет, что это я оборотень, или мой несчастный брат, или ты, Бьехо! — он ткнул рукой в веснушчатого молодца, обнимавшего вязанку хвороста.

— А чего я-то? — веснушчатый крепче прижал вязанку и трусливо отступил. Люди вокруг него раздались в стороны.

— Ты кровью испачкан.

— Так я ж помогал тебе нести оборотня до деревни… — растерялся туповатый Бьехо. Веснушки разом выцвели на побелевших скулах.

— Я и брат видели, как этот человек перегрыз глотку крестокрылу! — напряженно заявил Лино. — И пил из его жил!

Так, теперь понятно, отчего кожа на моем лице словно коркой стянута и зудит. Надо думать, предусмотрительный Лино для достоверности испачкал меня кровью погибшего зверя.

— Неважно, — со скукой вмешался господин с хлыстом. — Этот чужак убил моего крестокрыла. Нож принадлежит ему, люди видели… Верно, люди?

— Верно! — подтвердили не слишком стройно.

Господин кивнул удовлетворенно.

— Ну, а способ отличить оборотня давно известен. Огонь всех очищает. Оборотень в огне вывернется из своей шкуры и станет тем, кто он есть по сути… Ну, а если пришелец и впрямь уважаемый маг, невесть зачем убивший дорогого скакуна, то небось с огнем он совладает… Не так ли? — Господин насмешливо улыбнулся мне. Край его плаща, испачканный в грязи, шевельнулся, демонстрируя узор. Тот самый, что я уже видел на плаще всадника-невежи.

— Руки развяжите, — мрачно потребовал я.

— Ага, конечно! — возмутился староста Хабур. — Сейчас развяжем, а ты как обернешься невесть кем!..

— В огне веревки сгорят, — господин в плаще тщательно поправлял отворот перчатки. — Успейте воспользоваться.

— Ой, — испугались в толпе, — а может, его цепями прикрутить?

— Или костылями приколотить?

Какие, однако, предприимчивые здесь селяне…

Оцепеневший, словно выдохшийся Лино подпирал забор поодаль, ссутулившись и обхватив плечи руками. Почувствовав мой взгляд, он дернулся, поднимая подбородок. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Лицо Лино было выстывшим, серовато-белым, как отсыревшая известка, губы крепко стиснуты. Он отвел глаза.

Я попробовал пошевелить хотя бы пальцами, наблюдая, как опасливо движется ко мне селянин с факелом. Медленно, робкими шажками, и лишь после того, как очередную порцию ускорения ему придадут доброхоты. Как ни шатко он шел, мне все равно не успеть — пальцы онемели, выгнутое тело не слушалось. А ждать, когда и впрямь сгорят веревки, немыслимо…

Внутренне я заметался. Вот уж не ждал такого нелепого конца. Из пламени выбраться не удастся даже Оборотню, если он связан.

Зажмурившись, я попробовал сосредоточиться и обернуться… Потеплел амулет… Нет, это все вокруг потеплело от вспыхнувшего огня. Потянуло бесцветным, вкусным дымом от хорошо просушенного хвороста. Забегали трескучие искорки. Волосы на голове подняло согревшимся воздухом…

Я отчаянно дернулся, но лишь невыносимо заломило руки. Огонь подбирался к ступням, мелькали язычки пламени сквозь ветки. Скрутились в трубочки уцелевшие сухие листья, рассыпались пеплом.

И вдруг…

— Прекратить! — гаркнули издали. — Немедленно прекратить!

Треск искр заглушил нарастающий топот.

Вдоль улицы неслись на крестокрылах всадники. Сквозь струящийся, уже замутненный сизой поволокой воздух, через пробивающийся кашель я мельком различал завертевшуюся вокруг меня карусель. Кто-то из всадников, спешившись, сбивал огонь. Кто-то разгонял и без того бросившихся врассыпную поселян. Кто-то (знакомый) внушительно говорил господину с хлыстом и старосте: «…приказ Ковена… задержать опасного преступника… могущественный маг…»

— Могущественный, говорите… — с внятным презрением повторил хлыстоносец. — Ну, раз приказ…

Веревки ослабли, но не потому, что сгорели, а потому что сквозь, не на шутку разогревшееся, дымное марево, окутывавшее меня, прошел свирепый, взъерошенный блондин и рассек путы кинжалом.

— Скучал? — усмехнулся победно Малич.

— Невыносимо… — с чувством ответил я, выбираясь из кучи разоренного хвороста и с новым ощущением хватая такой невероятно чистый воздух.

* * *

Почти четырнадцать лет назад терроризировавший деревню оборотень не добил последнюю жертву. Напал на прачку, возвращавшуюся из замка баронессы Пригоры, но то ли вспугнул его кто, то ли ослеп полузверь от собственного безумия, однако оставил он еще дышащую женщину в лесу. Она выжила и через девять месяцев родила мальчика. Оборотень оказался не только кровожадным, но и похотливым. Мать ненавидела плод своего чрева всем сердцем. Неудивительно, что новорожденный оказался непривязанным к нашему миру, узор его плавал, способный стягивать реальность в одном месте, комкая и выворачивая в другом… Вот такие дети и становятся оборотнями, умея превращаться в зверей, в предметы или в чудищ. Лишь бы фантазии хватило… И если и является причиной этому укус оборотня, явного или мнимого, то лишь косвенно.

Лино знал правду о своем брате. И, как мог, защищал его. Когда он понял, что я догадался, то оглушил меня и попробовал выдать за оборотня. Ведь люди не поверят в историю о безобидном мальчике-оборотне, способном разве что на мелкие шалости. А разгневанный владелец палевого крестокрыла из замка не простит кражи и смерти своего любимца…

Теперь понятно, отчего Лино навязывался в спутники всем предыдущим магам.