Путевой обходчик - Кречетов Валерий - Страница 21

Елагина прошиб пот. Щелчки стали повторяться все чаще и чаще — словно кто-то невидимый наматывал вокруг Елагина круги. А потом спецназовец услышал тихое завывание. Так ветер дует в оконных щелях. Но здесь, под землей, не было никакого ветра, да и быть не могло.

«Что за черт!» — подумал Елагин.

Он вскочил на ноги и принялся вертеться на месте, стараясь увидеть хоть что-нибудь подозрительное. Но вокруг было пусто.

«Может, мне показалось? — подумал Василий. Он был совершенно сбит с толку. — Главное — отключить воображение, — приказал сам себе. — Если я ничего не вижу, значит, ничего и нет. Привидений не существует».

И тут тихий вой повторился снова. На этот раз Елагин готов был поклясться чем угодно, что это не галлюцинация. Держа палец на спусковом крючке, спецназовец осторожно двинулся во тьму. Нужно успеть обнаружить врага раньше, чем он обнаружит тебя.

Василий, стараясь ступать как можно бесшумнее, обошел бочку по кругу и вернулся к исходному месту. Теперь вой повторялся все чаще — звучал он недолго, секунду или две, а потом прерывался, чтобы спустя какое-то время прозвучать снова.

«Может, посветить фонарем?» — подумал Елагин. Почему-то эта мысль показалась ему разумной. В самом деле, отчего бы не попробовать? Он снял прибор ночного видения и положил его на землю рядом с собой, затем вынул из-за пояса фонарь и включил. Желтый конус света осветил сырые стены, бочку, рельсы, обломки кирпичей и куски арматуры.

Толку от фонаря было немного. Елагин протянул руку за прибором ночного видения и с ужасом обнаружил, что тот исчез. Он принялся шарить рукой по земле — однако безрезультатно. Прибора нигде не было. Вой повторился, на этот раз он прозвучал совсем близко.

Рядовой Елагин вздрогнул и направил луч фонаря на звук. Однако он слишком резко крутанулся вокруг собственной оси и, споткнувшись об камень, едва не упал. На ногах он удержался, а вот фонарь выронил. Тот тихо цокнул и погас.

— Черт, — тихо проворчал Елагин, присел на корточки и попробовал найти фонарь на ощупь. Однако фонаря и след простыл. И тут Елагин явственно услышал чьи-то тихие шаги. Кто-то ходил вокруг него, а один раз он даже почувствовал, как этот кто-то дунул ему в лицо.

Елагина прошиб пот. Он попытался схватить невидимого врага руками, но руки схватили лишь пустоту. Тьма вокруг была абсолютная, без единого просвета или проблеска.

— Я вооружен, — тихо предостерег темноту спецназовец. — Лучше держись от меня подальше, слышишь?

В ответ послышался какой-то странный тикающий звук. Елагин прислушался, и у него захолонуло сердце от ужаса — тикающий звук был не чем иным, как тихим, хрипловатым смехом.

«О господи! — с тоской взмолился Елагин. — Господи, помоги мне не сойти с ума!»

Он поднял руку и, сам не сознавая, что делает, перекрестился. Затем тут же устыдился своего движения и опустил руку. В голове даже промелькнула мысль: «Слава богу, никто не видел».

Не то чтобы спецназовцы были атеистами, вовсе нет. Многие из них носили на шее цепочки с крестами и маленькими образами. Перед опасным заданием многие доставали иконки из-за пазухи, чтобы несколько секунд подержать в руке. Иконки и кресты были своего рода оберегами, и ничем больше. Они защищали в схватке с реальным противником.

Но осенять себя крестным знамением у спецназовцев принято не было. Крестное знамение — средство от нечисти: привидений, вурдалаков, вампиров, оборотней и тому подобного сказочного сброда. Никто из бойцов даже под пыткой не признался бы, что верит в эти детские страшилки.

Елагин верил. Верил с детства. Поэтому, когда услышал рядом с собой рычание, он подумал не о собаке и даже не о воображаемой гиене, сбежавшей из зоопарка и поселившейся в подземном туннеле, нет, он подумал об омерзительном чудовище, которое рыскает по подземелью, отлавливая бомжей и зазевавшихся диггеров. Подумал о желтых клыках, которые вонзаются в шею, о пылающих адским огнем глазах, о черном языке, который слизывает с шеи жертвы кровь. Все эти образы пронеслись в воображении Елагина за какую-то долю секунды.

А в следующее мгновение он вскинул автомат и дал по невидимому врагу короткую очередь. Короткую, поскольку тут же что-то невидимое — лапа, дубина, камень — поди знай что — ударило рядового Елагина по голове, и он потерял сознание.

…— Эй! — окликнул кто-то. — Елага, ты живой?

Рядовой Елагин открыл глаза и тут же зажмурил их от ударившего в лицо яркого света.

— Жи…вой, — с трудом выговорил он. Снова открыл глаза, сощурился и посмотрел на лица товарищей, склонившихся над ним. — Что случилось?

— Ты стрелял из автомата, — сухо произнес старлей. — Дал очередь. В кого ты стрелял, боец?

Елагин вспомнил все. И невидимого врага, наматывающего вокруг него круги, и странное пощелкивание, и, наконец, мягкие шаги, а вслед за ними звериное рычание. Ему даже вновь почудился оскал желтых зубов и стекающая с них кровь. Человеческая кровь. Рядовой Елагин усилием воли отогнал наваждение и тихо сказал:

— Там… кто-то был. В темноте.

Старлей приблизил свое лицо к лицу Елагина и холодно поинтересовался:

— Кто?

— Я не знаю. Я… потерял… прибор ночного…

Елагину было неловко признаваться, но он решил говорить только правду. «Правду говорить легко и приятно», — прочитал он когда-то в какой-то книжке. На самом деле это было крайне неприятно и, уж конечно, нелегко.

— Ясно, — сказал старлей. — Ну а фонарь? Где твой фонарь, боец?

Вот теперь Елагину стало действительно стыдно.

— Его я тоже потерял, — ответил он.

Старлей посмотрел на сгрудившихся возле лежащего на земле Елагина бойцов. Снова перевел колючий взгляд на Василия.

— Что ты видел, боец? — четко и медленно произнес он. — Что это было? В кого ты стрелял?

— Я не знаю. Я слышал, что кто-то ходит вокруг меня. А потом кто-то зарычал. — Елагин сглотнул слюну и добавил: — Не знаю, что это было, но точно не человек.

Старлей снова посмотрел на бойцов, на этот раз Елагин разглядел на их лицах усмешки.

«Они мне не верят, — понял он. — Черт, как же им доказать?»

— Ты открыл огонь, — снова заговорил старлей, и голос его не сулил ничего хорошего. — В темноте. Не видя перед собой противника. Ты понимаешь, что мог задеть кого-то из нас?

Елагин с ужасом понял, что об этом-то он как раз и забыл. Даже мысли такой не появилось. Вот тебе и спецназовец. Тряпка!

— Я не успел об этом подумать, — честно признался Елагин. — Я действовал по обстоятельствам. Вернее, думал, что действую по обстоятельствам, — стушевавшись, добавил он. Елагин попытался приподняться, и затылок его пронзила острая боль. Он застонал.

— Я ранен?

— Да, — ответил старлей.

— Тяжело?

— Очень. Нужно было обработать рану сразу, а теперь… боюсь, что уже поздно, — сухо договорил старлей.

Елагин вспотел от страха. Ему вдруг показалось, что он чувствует то, что в книжках принято называть «дыханием смерти». Что-то влажное, смертоносное и безысходное. Словно в лицо ему пахнуло запахом свежевырытой могилы.

«Вот, значит, как оно бывает», — подумал он. А вслух сказал, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

— Товарищ старший лейтенант, я умру? Если да, то передайте моей матери, что я виноват перед ней. Очень виноват.

Голос все-таки дрогнул, и Елагин почувствовал досаду.

— Значит, я умру, — мужественно произнес он и нахмурил брови.

Старлей, однако, покачал головой:

— Нет, парень, не умрешь. Но шишка на затылке будет здоровенная.

Он усмехнулся, и бойцы, словно только того и ждали, тихо засмеялись из темноты.

— Тебя вырубили, — объяснил, усмехаясь, старлей. — Дали по башке твоим же фонарем. Вон он валяется.

— Кто? — спросил Елагин. — Кто это сделал?

Старлей протянул ему листок бумаги. Елагин поднес его к слезящимся от обиды глазам и прочел: