Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители - Шабловский Витольд - Страница 9

• Предыдущая
• 9/40
• Следующая

Шемсе убежала к своему насильнику Халилу. Она знала, что родные будут пытаться ее убить.

Одни говорят, что Халил ее принял, так как у него не было другого выхода. Другие — что он ее действительно любил. Он спрятал Шемсе в подвале, а ее братьям сказал, что не знает, где она. Придумал, как им обоим спастись. Ночью он вывел Шемсе в поле. Хотел обойти деревню и добраться до шоссе. Там поймать машину или сесть на автобус до Мардина. Что потом собирался делать Халил, мы не узнаем уже никогда.

Одни говорят, что деревню разбудил лай собаки. Другие — что кто-то увидел тени, крадущиеся по полям. Третьи — что братья Шемсе прятались возле дома Халила. Что-то из этого правда, потому что внезапно посреди ночи в поле появилась толпа. Сколько было людей, не удалось выяснить даже полиции. Неизвестно и то, кто первым бросил камень. Известно только, что собралось от 12 до 18 человек. Что камни бросали мужчины и пожилые женщины, а среди них вертелись дети.

Халил попытался заслонить Шемсе собственным телом. Он погиб первым.

Когда ярость остыла, люди вернулись в свои постели.

Утром солдатский патруль нашел посреди поля два тела, заваленные грудой камней.

Шемсе Аллак не умерла в поле. Когда солдаты откопали ее тело, она была еще жива. Она потеряла ребенка, была без сознания, но дышала. Ее отвезли в больницу в Диярбакыр. Она так и не пришла в себя. Хоронили ее члены женских организаций. На похоронах не было никого из родственников.

Деревня будто сговорилась молчать. Поэтому так и не удалось установить виновных. Братья Шемсе по-прежнему живут в Ялыме. Жена Халила только в прошлом году переехала в Стамбул.

Через три года после того побиения камнями я направляюсь в Ялым поговорить с жителями. Деревня лежит в предместьях миллионного города Мардин. При въезде гостей встречает большой голубь с оливковой ветвью в клюве.

Людям мы говорим, что нас прислал Евросоюз и что мы изучаем положение курдов. Я предпочитаю не рисковать, нескольких журналистов уже прогнали отсюда с кулаками. А с Евросоюзом здесь связаны большие надежды.

Мужчины приглашают нас на чай. У всех иссиня-черные пышные усы. Мы сидим на главной сельской площади и слушаем. В Ялыме из ста двадцати жителей работают от силы тридцать. Часть только летом, во время полевых работ. Но большинство круглый год проводит в чайной.

— Чем вы обычно занимаетесь? — спрашиваю я самых молодых, с виду им лет по тридцать.

— Ну, сидим. Чай пьем…

По-турецки они говорят плохо, поэтому моя переводчица переходит на курдский. Они оживляются: все жители деревни — курды. Но у них даже нет возможности смотреть курдское телевидение, поскольку администрация Мардина блокирует сигнал спутниковых антенн.

— Мы понимаем по-турецки. Но наши жены — нет, — говорят они.

— Какие еще проблемы у ваших жен? — спрашиваю я.

— Нет медицинского обслуживания. Врачи не говорят по-курдски. Даже надписи на лекарствах только по-турецки. Они ни в одном учреждении объясниться не могут…

— А насилие? Случается? — спрашиваю я примерно десятерых мужей-курдов. Согласно статистике, именно они чаще всего в Турции бьют своих жен.

Минутное замешательство.

— То, что происходит у людей дома, нас не касается, — отрезает один из старших.

Я набираюсь храбрости и спрашиваю, изменилось ли что-нибудь в жизни деревни после трагического события трехлетней давности.

Они совещаются, о каком событии может идти речь. Решают, что о побиении камнями.

— Нет, ничего в деревне после этого не изменилось, — коротко отвечает пожилой мужчина.

Так же считает учительница ткачества, которая ведет занятия на окраине деревни. Разговор с нами требует от нее огромного мужества. Все видели, что мы вошли в ее мастерскую.

— У меня в мастерской работают только незамужние девушки. Работающая жена — позор для мужа. Девушкам от десяти до шестнадцати лет. На следующий день после убийства Шемсе я решила, что для них это серьезная травма. И что я должна с ними об этом поговорить.

— И что?

— Я осторожно спросила: “Вы, наверное, потрясены?” А мои девочки мне в ответ: “Эта сука получила по заслугам!”

— Почему они так думают?

— Потому что она была одинокой. Потому что раз он ее изнасиловал, то наверняка она сама его спровоцировала. Мои ученицы с малых лет усвоили такой образ мыслей.

— После смерти Шемсе что-нибудь изменилось?

— Люди стали более замкнутыми. Вся Турция говорила о Ялыме как о деревне убийц. Это было первое побиение камнями за несколько десятилетий. Пресса писала, что у всех нас руки в крови.

Когда Ахмет вернулся из армии, Хатидже попросила девушек-добровольцев из Kamer поговорить с ним.

Ахмет не желал разговаривать. Семья сказала ему, что Хатидже сбежала с другим мужчиной.

Когда он узнал, что все это время она была в убежище для женщин, сказал лишь: “Пусть возвращается”.

И Хатидже вернулась.

Отец, мать и брат делали вид, будто ее не знают. Они не сомневались, что она переспала с Абдуллой. Ее никто даже не спросил, как все было на самом деле.

Родители жены и старейшины клана велели Ахмету убить жену. Но Ахмет поверил Хатидже. Он взбунтовался.

И превратился в человека без чести. Пекарь перестал продавать ему хлеб, хозяин чайной перестал его замечать, а люди — отвечать на его приветствие.

— Вроде ты есть, а вроде тебя и нет, — говорит сегодня Ахмет. — Как-то раз я вошел в чайную и сам налил себе чай. Подошел работник и вылил мне его на ноги. Старые женщины плевали, завидев меня. За хлебом приходилось ходить в город, восемь километров в одну сторону. А братья решили убить меня вместе с моей женой.

В это же время Абдулла почти каждый день названивал Хатидже и говорил, что она будет его — если не на этом свете, то на том.

Ахмет и Хатидже решили не ждать развития событий. Женские организации нашли им жилье в Диярбакыре и дали взаймы немного денег, но Ахмет сумел быстро вернуть долг. Он очень работящий.

Через несколько дней они поехали в деревню забрать последние вещи. Хатидже взяла у кого-то диктофон. Ждала звонка Абдуллы.

Он позвонил. Рассказывал, в каких позах он ее поимеет. Говорил, что она шлюха и каждый может ее трахнуть.

Хатидже решилась:

— Зачем ты всем врешь, что спал со мной? Я ни разу не впустила тебя в свою комнату!

Абдулла рассмеялся:

— И что с того? Тебя убьют, а я останусь жить. И если захочу, твоего отца и мать тоже убьют.

На следующий день Хатидже скопировала пленку с записью. Ахмет отправил копии своим родителям и родителям жены.

Через несколько дней те позвонили им на мобильный и попросили прощения. Уговаривали вернуться, мол, теперь все стало ясно.

Но Хатидже и Ахмет уже не хотели жить в родной деревне. С тех пор ни один из них не разговаривал со своими родителями.

Абдулла живет там до сих пор.

Девушка в белом платье стоит на сцене. С грустью смотрит на сидящих в зале и на окружающих ее людей. Один за одним они выходят на середину, и каждый произносит свою реплику.

Девушка в белом — Шемсе Аллак. Она вернулась из загробного мира и слушает своих преследователей.

— Доченька, почему я не спасла тебя?! — плачет мать. — Поверь, я хотела! Не позволили наши обычаи. Не позволил страх за собственную жизнь!

— Сестра, не думай, что я плохой человек, — кается брат. — Я убил тебя, потому что так было нужно. Потому что мы были слишком бедны, чтобы заплатить за нашу честь. Даже в тюрьме все увидели, что у меня доброе сердце. Потому и выпустили раньше срока…

Брата-убийцу сыграл режиссер и сценарист Мехмет Саит Алпаслан. Он объехал со своей труппой всю восточную Турцию. Пьесу о Шемсе часто играли в маленьких городках.

— Зрители делятся на два лагеря. Одни аплодируют, когда мать кричит: “Убейте ее! Она заслужила смерть!” Есть и такие, что рукоплещут и свистят, когда ее забрасывают камнями. Но главное, что абсолютное большинство аплодируют после слов имама: “Позвольте им жить. Аллах запрещает убивать”.

• Предыдущая
• 9/40
• Следующая