Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители - Шабловский Витольд - Страница 11

• Предыдущая
• 11/40
• Следующая

Но могу рассказать, как я сбежала.

Первый раз я убежала через месяц. Я бродила по улицам и искала кого-нибудь, кому можно было довериться. Вижу — идет очень элегантный мужчина. Я подошла к нему и сказала, что сбежала из публичного дома. Что меня били, насиловали. Элегантный господин страшно возмутился и гаркнул: “Возвращайся туда, где твое место, шлюха!”

Я вернулась.

Меня возили по всей Турции. Анталия, Малатья, Конья, Мерсин. Я уже не помню всех городов. Благодаря этому у хозяев таких заведений каждые две недели были новенькие девочки. И им не нужно было платить за нас никаких взносов, потому что мы нигде не работали дольше месяца.

Как-то раз меня привезли в Анталию. Должен был быть один мужчина, а их оказалось шестеро. Приставили мне к голове пистолет. Я рассказала об этом тем, кто за нами присматривал. Они рассмеялись.

Вскоре после этого кто-то убил девушку, с которой я работала. Я снова сбежала. Мне помог один солдат. Он отвез меня в горы к своей семье. Меня нашли, избили до потери сознания. Сказали, что если я еще раз сбегу, то меня убьют.

В 2005 году мне сделали операцию. Женские дела. После операции пришел врач и спрашивает с вызовом: “Почему это вы не хотите иметь детей?” А я ему в ответ: “Как это не хочу?!” — “Но вы же только что перевязали себе маточные трубы!”

Я остолбенела. Оказалось, что такая операция обходится дешевле, чем аборты. Мне даже ничего не сказали. Всем девушкам сделали то же самое.

Тогда я решила, что либо сбегу, либо умру.

Я вцепилась в первую же возможность. Это был молодой парень, кажется, он был в меня немножко влюблен. Платил больше, только чтобы быть со мной и разговаривать.

“В твоих глазах боль”, — сказал он. Я не сдержалась. Все ему рассказала. Он обещал мне помочь.

В Турции есть такая программа на телевидении — журналисты вмешиваются в сложных случаях. Он им позвонил.

Спустя несколько недель ко мне пришел журналист. Сделал вид, что он клиент. Весь был обвешан камерами. В пакете он принес договор, который я подписала. В нем было написано, что они не могут гарантировать мне безопасность. Спросил, понимаю ли я, что могу погибнуть. Я ответила, что лучше погибнуть, чем жить так, как я.

Он сказал, что им нужно заснять попытку побега.

На следующий день я попросила хозяина отпустить меня в магазин. Он приставил ко мне парня, который уже убил троих людей. В супермаркете я начала от него убегать. Он поймал меня возле кассы, ударил в лицо, взвалил на плечо — и в машину.

Когда мы подъехали к публичному дому, там уже было телевидение и полиция. Он попытался пробиться через их кордон, но не вышло.

Была весна 2006 года. Я была свободна. Я чувствовала себя как птица, которую выпустили из клетки, но у которой уже нет сил летать.

Салиха показывает в телефоне фотографии дочерей. Потом фотографию отца. Это все, что осталось ей от ее родных. Сегодня с ней никто не общается. Они пытаются забыть о ней, словно ее никогда не было.

Она участвует в выборах в парламент во многом для того, чтобы вернуть себе достоинство. Чтобы показать близким, что она еще чего-то стоит.

Вместе с телерепортерами меня ждала младшая дочь. У нее был для меня подарок — платок, какой носят религиозные женщины. В публичном доме меня рекламировали как девушку с самыми красивыми волосами. Они у меня были длинные, до пояса.

(Салиха вынимает из кошелька свою фотографию тех лет. Иссиня-черные волосы с уродливыми красными прядями. Несмотря на это, волосы и правда роскошные.)

Дочка надела на меня платок и сказала: “Носи его. Чтобы уже никто не осквернил твои прекрасные волосы”.

Мой старший брат живет в Греции. Когда он был на работе, жена записала ему программу о том, как меня отбили. “Ты знаешь эту женщину?” — спросила она его. “Не знаю”, — ответил брат и вышел.

Когда он вернулся, она объяснила, что ему от этого не убежать. И что он должен мне помочь. Они выслали мне приглашение, но я не получила визу. Мне казалось, что в Греции меня ждет лучшая жизнь. Я нелегально перебралась через границу. Добралась до брата автостопом. Оказалось, что у него самого дела идут неважно. Работы нет, а долги растут. Он все время на что-нибудь жаловался.

Двадцать евро на обратный билет мне дала его жена. На границе таможенник влепил мне шестьсот евро штрафа, потому что у меня не было отметки о въезде. Не знаю, чем мне платить.

Я вернулась в свой родной город Адана. Поселилась у двоюродного брата. Он очень тепло меня принял. Слишком тепло. Я так много пережила, что мне приходится быть осторожной.

Брат приглашал меня ужинать. Говорил, что нужно найти мне мужчину. Что я должна показываться на люди.

В это же время он обзванивал всех сутенеров в городе и пытался меня продать. Он хотел получить за меня миллиард старых лир. Пятьдесят тысяч евро. Потом сбросил цену на треть. Потом до тысячи долларов.

В Адане меня не хотели. Они знали, что я закрыла голову. Женщина в платке вызывает уважение, а не страсть.

Тогда он начал звонить в другие города.

Как-то вечером позвонил какой-то незнакомый мужчина. Он представился “другом семьи”: “Скажи брату, чтобы он ко мне не лез. Ты мне правда не нужна! Передай, чтобы он больше не звонил!”

Старшей дочери сегодня двадцать лет. Она хотела работать в полиции. Мне самой пришлось рассказать ей о моем прошлом. Иначе ей сказал бы кто-то другой.

С тех пор она знать меня не хочет. Ее парень порвал с ней из-за меня. В полицию ее тоже не взяли. Она живет со своим отцом. Называет меня “эта женщина”.

Хуже всего, что она повлияла и на вторую дочь. Та была для меня настоящей опорой в жизни. Но сегодня и она не желает меня знать.

Недавно прислала мне эсэмэс: “Обо мне говорят, что я вышла из лона шлюхи. На твоем месте я предпочла бы умереть”.

Айше и Салиха все время держатся за руки. Слезы текут у них по щекам рекой. Одна за одной капают они на платок, на стол, в чашку с кофе.

Когда Салиха говорит о дочерях, Айше крепко ее обнимает.

— Все хорошо, дорогая, — говорит она. — Тебе больше не надо ничего рассказывать. Теперь моя очередь.

У Айше волосы выкрашены в красный цвет, россыпь веснушек и задорный пирсинг в носу. Она говорит уверенно, но все время держит на руках Дженнет — куклу в виде младенца.

Я не люблю такие разговоры. Тебе нужно меня разрезать, чтобы узнать, что у меня внутри. Что у меня в голове, в глазах, в сердце. Иначе ты никогда меня не поймешь. Ну да ладно. Попробуем.

Наша самая большая проблема в том, что прошлое тянется за нами. Вот посмотри, это мои бумаги. Свидетельство о работе в борделях в Мерсине, Адане, Газиантепе. За каждое мне пришлось заплатить по сто долларов. Они понадобятся мне при устройстве на любую работу. А если я ищу работу и прихожу с такой бумагой, кто меня возьмет?

Все турки ходят в публичные дома. Но ни один из них не возьмет на работу бывшую проститутку.

Взгляни на фотографию на стене. Эта женщина была проституткой сорок лет. Публичный дом выплачивал ей пенсию только три года. В старости ей пришлось собирать объедки на помойках.

Даже с местом на кладбище возникают проблемы.

Хуже всего то, что проституция в Турции легальна. Если ты сбегаешь, полиция отвозит тебя обратно в публичный дом. Они и слушать не желают про избиения и изнасилования. Вечером те же самые полицейские приходят как клиенты. За то, что они тебя нашли, им полагается скидка от хозяина.

• Предыдущая
• 11/40
• Следующая