Квартира без номера (сб.) - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/102
• Следующая

Писать или не писать?… Нет, это слишком рискованно… Но как же быть? Парабеллум почувствовал, что перед ним тупик. Единственный выход — вырваться из этих стен, бежать! Вот к чему привело Парабеллума его мучительное раздумье…

Липу Тулиану, не представлявшему себе всей глубины переживаний Парабеллума, его предложение показалось бредовым.

— Ты, наверное, не соображаешь, что говоришь, — усмехнулся он. — Еще не было случая, чтобы отсюда кому-нибудь удалось удрать.

— А нам должно удаться! — не допускающим возражения тоном ответил Парабеллум.

— Подумай только! — настаивал Лип Тулиан. — Ведь в корпусе три надзирателя, по одному на каждом этаже. И, кроме того, часовой у дверей. Предположим, ночью они не все на месте, но не забывай об охране у ворот и о солдатах.

— Не хочешь?! Тогда обойдусь и без тебя! — И Парабеллум хмуро замолчал.

Лип Тулиан пожал плечами:

— Ну ладно, выкладывай свой план! Если уж ты такой упрямый, то кому-то нужно уступить…

Парабеллум и сам еще не представлял себе толком, как он все сделает. Он знал лишь одно — в любом случае надо во что бы то ни стало вырваться на волю — и полагался на удачу.

— Ну, так слушай и не перебивай! — сказал он угрюмо Липу Тулиану. — Ночью «петухи» дуются внизу в карты. Постучим в дверь. Один придет открывать — я на него, ты свяжешь… — Парабеллум переждал, пока за дверью утихли шаги проходившего надзирателя. — Отнимем оружие, запрем в камере. Тогда — вниз, разделаемся с остальными «петухами», переоденемся в их форму и к воротам. Часовых по башке, — и каждый в свою сторону. Согласен?

Лип Тулиан отрицательно покачал головой.

— Тебе-то легко говорить, — вздохнул он, — а я куда денусь? Мне в Риге скрываться негде, к себе на квартиру я идти не могу.

— Пойдешь в «коммуну»! Авось Робис придумает, как быть дальше.

— Тогда идет! — согласился наконец Лип Тулиан. — Только тебе придется подробно рассказать, где эта «коммуна», а то я ночью еще заблужусь.

Начальник тюрьмы Людвиг поднял руку, чтобы постучать. Не бог весть как приятно стучаться в двери собственного кабинета. Да что поделать! Он был достаточно умным человеком и понимал, что настоящий хозяин здесь теперь Лихеев.

— Вы меня приглашали? — осведомился Людвиг у Лихеева, развалившегося в его кресле, за его собственным столом.

— Да, приглашал! Присядьте, пожалуйста, — любезно ответил Лихеев. — Надо будет перевести Дину Пурмалис в корпус одиночек.

— Как вы сказали? — удивился Людвиг. — Перевести в одиночку?!

— Да! И распорядитесь, чтобы ее посадили в камеру на том же этаже, где сидят участники налета на банк.

Людвиг возмущенно развел руками:

— Женщину в мужской корпус?! Это совершенно невозможно! Это не предусмотрено ни одним регламентом. Сию минуту я покажу вам инструкцию… — И он собрался снять со стены застекленную рамку.

— Можете не стараться, я уже перечитал ее десять раз! — остановил его Лихеев. — И все-таки Дину Пурмалис придется переселить. Так приказал господин Регус.

Людвиг присел к столу.

— Не угодно ли вам пояснить причину? — спросил он.

Лихеев вежливо улыбнулся.

— Пока что я не смею этого делать. Вам остается утешать себя тем, что этого требуют государственные интересы.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением покачал головой Людвиг. — А вдруг явится инспектор департамента тюрем и обнаружит нарушение закона. До сих пор вверенное мне учреждение пользовалось славой образцовой тюрьмы!

— Тайная полиция принимает на себя всю ответственность! — с раздражением в голосе сказал Лихеев. — Кроме того, вы вскоре будете располагать законным основанием. Со дня на день в Лифляндии будет объявлено военное положение. А тогда Дине Пурмалис будет грозить смертная казнь. Ведь камеры смертников, как явствует из вашей инструкции, находятся в том же корпусе, где и одиночки.

Людвиг поднялся и подошел к двери.

— Ну хорошо, только я снимаю с себя всякую ответственность. — Он остановился и подумал. — Ну, а как быть, если сама Пурмалис будет протестовать? Она ведь имеет на это право.

— Не беспокойтесь! Даю голову на отсечение, что она не станет этого делать — ведь ей выгоднее находиться поближе к своим.

Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился надзиратель:

— Господин начальник, к вам политический.

— Опять? — рассердился Людвиг. — До каких пор мне не будет от них покоя! А этот на что собрался жаловаться?

— Не могу знать, господин начальник, говорит — у него важное дело.

Людвиг повернулся к Лихееву:

— Тогда, наверное, к вам!

Лихеев вскочил со стула.

— Не дай бог, уж не изменилось ли что-нибудь! — пробормотал он, но, увидев, что в глубине коридора стоит Гром, с облегчением вздохнул. — Нет, нет, это все-таки к вам, — и вышел из кабинета.

— Ну что еще?! — прорычал Людвиг, подходя к Грому. — Вас кормят на казенный счет. У вас над головой крыша. Даровая баня. Даже на прогулку выводят. Живете как в раю! А вы знаете только одно — жаловаться…

— Никак нет, не жаловаться! — Зная слабость начальника тюрьмы к военной выправке, Гром даже прищелкнул каблуками. — Дозволите спросить? Получен ответ на мое прошение?

— На то, которое вы писали в жандармерию?

— Так точно!

— Из жандармерии звонили по телефону и сказали, что почте неизвестен адрес социалистической организации. Потребовали, чтобы вы указали адрес.

— Рад стараться! Но откуда мне его знать! А разве нельзя было узнать через адресный стол?

— Молчать! — Людвиг потерял терпение. — Вы что, глупец или меня за осла принимаете?! — заорал он.

— Вы, господин начальник, сами лучше знаете. Где уж мне, несчастному арестанту…

— Вон отсюда!

— Рад стараться! — И на прощание Гром еще раз щелкнул каблуками.

С довольным видом Гром шагал через двор и ухмылялся. Удалось разозлить надменного начальника тюрьмы и, главное, вырваться на часок из камеры, где время тянулось так уныло и однообразно. У входа в корпус началась обычная церемония: конвоир Грома позвонил — часовой впустил арестанта. Первым делом тщательно запер дверь и затем с головы до пят обыскал, лишь после этого крикнул надзирателя второго этажа. Как раз в это время коридор мыл уголовник, передавший Парабеллуму записку. Когда Гром проходил мимо, тот, не разгибая спины, шепнул:

— В шестидесятую бабенку привели! Пурмалис!

Только в камере Гром пришел в себя от удивления. Первым чувством была радость — ведь шестидесятая одиночка находится на этом же самом этаже, в конце коридора, и теперь можно будет без труда поддерживать связь. Когда Дина узнает, что по соседству сидят старые знакомые, у нее будет легче на душе. Однако немного погодя Гром забеспокоился. Где это слыхано, чтобы женщину помещали в мужской корпус? Ведь это строго-настрого запрещается тюремными инструкциями, все параграфы которых он знал наперечет, так как не раз приводил их в своих жалобах. Если уж решились их нарушить, значит, на то было особо важное основание.

Пытаясь докопаться до причины этих странных действий администрации, Гром вдруг вспомнил про Лихеева. Встретив в канцелярии своего истязателя, он не придал этому важного значения — мало ли по какому поводу помощник Регуса может болтаться в тюрьме! Зато теперь присутствие Лихеева больше не казалось ему простой случайностью. Не было ли тут прямой связи с перемещением Дины? В голове теснились всяческие догадки, но ни одна из них не годилась. И тогда он вспомнил обрывок разговора Лихеева с начальником тюрьмы, донесшегося до него через дверь кабинета. Ведь он явно расслышал слова «военное положение»…

Гром задумался. Брошенная им бомба отправила на тот свет казачьего сотника. Теперь предстоит и самому отправиться вслед за ним. Однако хуже то, что смертный приговор, очевидно, грозит и сестренке Фауста. Во время нападения на банк убит полицейский. И царский суд наверняка обвинит в убийстве всех участников без исключения.

Как бы там ни было, об этой новости надо сообщить обоим товарищам. Убедившись, что «петуха» поблизости в коридоре не слышно, он постучал в стену. Тотчас раздался ответный сигнал: «Слушаю».

• Предыдущая
• 38/102
• Следующая