Заяабари (походный роман) - Сидоренко Андрей - Страница 46

• Предыдущая
• 46/61
• Следующая

Слева по борту – огромные горы, поросшие лесом. На исследование этого пейзажа можно потратить целые месяцы, а сколько таких картинок вижу за день! Мир проносится мимо с огромной скоростью, несмотря на то, что плыву не быстрее 4 км/час.

Движение очаровательно, оно способно разжечь настоящую страсть. Не могу остановиться. Я не плыву – я лечу. Насытиться этим невозможно, это можно только перестать любить. Но как можно перестать любить? Перестать любить – это перестать жить. Каждый миг моей новой жизни превратился в целую жизнь. Я изливаюсь наружу, словно переполненный кувшин. Я хочу полюбить весь мир. Это жертва, это свобода, это страсть, это упоение жизнью, это любовь – это странствие.

Прохожу мыс Ото-Хушун вместе с погребенными на нем останками старинных бурятских поселений. Представить страшно, сколько народу трудилось над своими жизнями здесь в течении многих веков. А теперь на мысе Ото-Хушун ничего нет, только ветер свистит в вышине и волны лупят по берегу, да изредка проплывет мимо одинокий странник на надувной лодке.

Впереди прижимы. Берег выпрямился. Заливы перестали врезаться глубоко в сушу и стали представлять из себя только названия, но названия красивые, как и всякие непонятные иностранные слова: залив Шалба-Даин-Ятор, залив Карганте. Или вот: Зундукский залив. Я не знаю точных переводов этих слов. Это не важно. Просто приятно видеть заливы и произносить их имена. Залив Карганте.

Прохожу мысы Хужир, Хохе-Нахойтуй и Зундук. Меня предупредили, что за мысом Ото-Хушун волновая толчея. Так оно и есть. Грести при такой волне одно мучение. Лодка болтается непонятно как. Трудно попасть веслами по воде, и я часто размахиваю ими в воздухе, как будто пытаюсь взлететь.

Над горами разрослись страшные кучевые облака. Таких я еще не встречал. Шапки у них огромные, наверное в несколько километров. Внутри этих исполинов происходят ужасные физические процессы. Облака появляются в самых неожиданных местах. Там, где ночевал, уже идет дождь, а надо мной синее небо, но, похоже, ненадолго. Здоровенная туча, поливая Байкал, двигается в моем направлении. Подналег на весла. Миную мыс Зундук и выхожу на длинный прижим, который растянулся на 7 км до середины залива Кодовый.

От непогоды скалы приняли зловещий вид. Туча устала меня догонять и, тормознув неподалеку, решила израсходовать свою дождевую мощь. Облегченно вздохнул, как вдруг замечаю, что впереди по курсу ко мне подкрадывается еще одна. Раньше она скрывалась за скалистым мысом размером с полнеба. Осмелев и решив больше не прятаться, туча начала яростно громыхать да так, что звук проникал глубоко во внутрь моего тела, массажируя каждый орган. Подобное можно испытать разве что на концерте рок-музыки, сидя в первом ряду перед динамиками.

Байкал старался выглядеть суровым и негостеприимным. Решаю пристать к берегу и переждать дождь. Но где? Везде сплошные отвесные скалы, высотой в несколько сот метров. Протянул вперед еще немного и обнаружил щель в скале, а рядом с ней небольшое плоское место заваленное булыганами величиной с футбольный мяч. Причалил к берегу, вытащил лодку на пляж и залез в щель, чтобы не мокнуть под дождем.

Места для сидения внутри не было, и я стал по стойке смирно, опершись спиной о холодную каменную стену. В полуметре открывался вид на мрачный каменный монолит. Я вытащил из кармана припасенное печенье и принялся его жевать, не сводя глаз со стены. Как природный объект она ничего из себя не представляла. Не на чем было остановить взгляд. Задуматься можно было только о каменной громадине, возвышающейся надо мной метров на сто, но это неинтересно.

"Дожую и уплыву", – подумал я, совершенно не обрадованный своим новым положением. Туча яростно громыхала, но дождя пока не было.

Доел печенье и только собрался покинуть убежище, как вдруг сверху хлынуло да так, словно там, в вышине, перевернули огромный чан с водой. Заскакиваю обратно в щель и продолжаю разглядывать каменную стену, настраиваясь делать это неизвестно как долго.

Щелюка была страшно неуютна и я не представлял, как в ней можно обустроить свое существование. Она, по всей видимости не посещалась человеком очень долго, может быть даже никогда потому, что никому бы и в голову не пришло здесь высадиться с какой бы то ни было целью. Щель совершенно не годилась для практического применения.

Что я здесь делаю? Может, где-то в расчетах жизненной траектории допущена ошибка, и меня занесло куда-то не туда? Наверное, я должен быть сейчас не здесь. Все, кого знаю, не сидят по неизвестным щелям, все чем-то заняты важным и озабочены своим будущим. У всех оно обязательно есть, кроме меня. И нахожусь в этой щели не случайно, а очень даже нарочно, как будто так и должно быть. И то, что снаружи идет дождь, нисколечки меня здесь не удерживает. Просто нет стремления покинуть эту чертову щель. Как-то стало все равно, где жить. Это состояние не следствие отчаяния, скорей наоборот.

Страшно неуютно. Огромная каменная масса вытягивала из моей спины последнее тепло, а из темной глубины щели воняло тем, к чему привыкнуть невозможно.

Наверное, надо прямо сейчас бросить эту дурацкую затею, вернуться домой, устроиться на работу, воссоздать семью и обустроить себе трафаретный быт для благополучной встречи старости; потом постепенно одряхлеть и мирно отдать концы в кругу домочадцев, унеся с собой в могилу воспоминания о мелких бытовых хлопотах. Я это могу сделать запросто. Я запросто найду женщину, с которой нас будет объединять одно общее чувство – страх одиночества, и мы, уже вместе, закусив удила, просто дотерпим свои жизни до конца. Даже сумеем нажить какое-то количество вещей и денег. У меня хватит сил и воли. У меня очень сильная воля. Я могу. Но не хочу. Какая-то страшная сила удерживает в этой вонючей щели посередине Байкала, и я не променяю ее на жизнь просто так. Я готов на все, черту душу продать только бы не жить день за днем сквозь серые будни.

Дождь закончился, а я все стоял в щели, боясь высунуться наружу, как будто там, снаружи, поджидает что-то страшное, и как только высуну нос, на меня набросятся и заставят делать ужасные вещи. Захотелось остаток жизни прожить в щели, и я готов терпеть вонь из темноты щелевого пространства вечность.

Выглянуло солнце, и мысли пришли в состояние легкого замешательства. Лучезарность последождевого небосвода обрушилась на природу ниагарой летней радости (звучит пошло, он это – шутка). Я сел в лодку и взял курс на северо-восток, надеясь за сегодня проскочить мыс Арал и добраться до мыса Кулгана.

Примерно через час в голове включилась музыка на полную мощность. Звуки отрывали меня от тела. Музыка напоминала композицию «Sanvean» Dead Can Dance. Я сразу же забыл, что собирался жить в щели.

Морская поверхность зарябилась, попутный ветер настиг меня, и я поднял парус. Но не прошло и получаса, как ветер усилился до штормового, и парус пришлось убрать.

Я попал в зону воздуховорота, вода подо мной закипела, и уже через несколько минут на меня обрушился встречный ветер страшной силы. Я упирался изо всех сил, но лодка практически не двигалась. К берегу пристать не было никакой возможности на расстоянии двух километров в разные стороны.

Рядом с прибрежными скалами заметил узенькую дорожку невозмущенной ветром поверхности воды. Дорожка как раз размером с мою лодку. Я поспешил туда. Ветра внутри дорожки практически не было, но когда лопасти весел выходили за границу спасительной зоны, то упирались во встречный ветер как в стену.

Через несколько минут ветер усилился еще, и с поверхности воды уже начала срываться пена. Если бы не спасительная дорожка, которая образовалась как будто специально и как по волшебству, то меня бы унесло в море.

Странно, но я совершенно перестал переживать за свою судьбу. Почему-то уверен в том, что со мной должно произойти что-то вполне определенное, и переживать по этому поводу не стоило. Тело мое боролось со стихией – сам же я летал в облаках. Не хотелось никуда. Я глядел в небеса и возносил туда, наверх, бессловесные мольбы о том, чтобы жизнь моя и дальше продолжалась в том же духе.

• Предыдущая
• 46/61
• Следующая