Собрание сочинений. Тревога и надежда. Том 1 - Сахаров Андрей Дмитриевич - Страница 3

В-третьих, уже в интервью Стенхольму Сахаров выразил сомнения в возможности внутренних перемен в СССР, а позднее его оценки стали еще более пессимистичны. Единственным источником надежды, пусть и слабой надежды, становилось для Сахарова внешнее, западное, влияние в вопросах прав человека.

Возвращаясь к «Размышлениям» 1968-го года. Сахаров произнес в них вскользь следующие слова, звучавшие загадочно, потому что они выпадали из общего контекста статьи:

«Международный контроль предполагает как применение экономических санкций, так и использование вооруженных сил ООН для защиты прав человека <…>

<…> Цель международной политики — обеспечить повсеместное выполнение Декларации прав человека, предупредить обострение международной обстановки, усиление тенденции милитаризма и национализма».

Мы не знаем, было ли это отголоском идей Бора и Кассена, или уже тогда Сахаров начал самостоятельно размышлять над принципом международной защиты прав человека, но вряд ли он тогда предполагал, что защита этого принципа и борьба за его воплощение станут одним из основных дел его жизни.

В течение многих лет главные усилия Сахарова были направлены на мобилизацию западного давления на советские власти в вопросах прав человека и особенно в защиту жертв политических репрессий. Он не устает повторять, что «борьба за права человека — это и есть реальная сегодняшняя борьба за мир и будущее человечества»,[6] пытается напомнить миру поименно о судьбе десятков советских политических заключенных.

Насколько эффективным могло быть, по мнению Сахарова, такое давление? Вопрос этот отчасти праздный, поскольку, даже если б он считал его малоэффективным, иного способа действий у него попросту не стало после того, как советские власти перестали отвечать на его обращения. Тем не менее, этот вопрос возник, например, в связи с принятием Конгрессом США поправки Джексона — Ваника, связавшей предоставление СССР торгового статуса наибольшего благоприятствования со свободой эмиграции из СССР.[7]

Поправка Джексона — Ваника имела для Сахарова особое значение. Во-первых, само право «покидать любую страну, включая свою собственную, и возвращаться в нее»[8] он полагал ключевым для открытого общества. Кроме того, эта поправка, по мнению Сахарова, была важным прецедентом, указывающим желательное направление развития процесса «разрядки». В Открытом письме Конгрессу США он писал:

«Поправка Джексона приобретает еще большее значение сейчас, когда мир только вступает на новый путь разрядки, и поэтому важно с самого начала следовать в правильном направлении. Это важнейшее положение, далеко выходящее за пределы вопроса об эмиграции».

История советской эмиграционной политики пока не написана, но, по-видимому, советские власти были готовы подарить США пару сотен тысяч советских евреев, и пару десятков тысяч советских немцев — Германии, как жест доброй воли. Они не были готовы даровать право на выезд каждому советскому гражданину. Вскоре после принятия поправки Джексона, в январе 1975 года, советская сторона заявила, что советско-американские торговые соглашения 1972 года не войдут в силу, так как они нарушены этой поправкой. Также, по заявлению Брежнева,[9] в течение следующих двух лет США потеряли советские контракты на сумму в 2 миллиарда долларов, и эти контракты были размещены в Европе и Японии. Еврейская эмиграция сократилась в 1975 году до 13 тысяч, по сравнению с 20 тысячами в предыдущем, хотя затем опять начала расти.

Сахаров, однако, не счел все это свидетельством бесполезности попыток оказать влияние на позицию СССР в вопросах прав человека. Дискуссии об эффективности западного давления, и поправки Джексона в частности, уделено много внимания в его работе «О стране и мире», и об этом же Сахаров говорит в интервью корреспонденту «Ассошиэйтед Пресс» Джорджу Кримски. Позиция Сахарова вкратце сводилась к следующему:

1. Давление не должно ослабляться, поскольку это грозит потерей уже достигнутых результатов.

2. Давление может быть эффективно, но только единство Запада может обеспечить эффективное давление.

3. Оказывая давление, нужно быть готовым к противодействию.

В ретроспективе, насколько же эффективным было западное давление и правозащитные усилия самого Сахарова? К сожалению, пока не существует исследований, посвященных этим вопросам. Однако несколько общих замечаний могут быть здесь уместны.

Единство Запада в вопросе прав человека в СССР так и не состоялось, однако мировое научное сообщество, во многом благодаря Сахарову, все же в значительной степени объединилось в защиту своих советских коллег.

Правозащитное движение в СССР было к концу 70-х — началу 80-х практически подавлено. Однако оно все же просуществовало в Советском Союзе более 10 лет, также во многом благодаря Сахарову.

Выступления Сахарова против политических репрессий в СССР имели, по крайней мере, превентивное значение. Иными словами, власти понимали, что любые политические репрессии, если они станут известны Сахарову и другим советским правозащитникам, повлекут за собой обращения к западному общественному мнению, а возможно, и некоторую международную реакцию. И это заставляло их считаться с последствиями своих действий, хотя бы в той мере, в какой они вынуждены были считаться с общественным мнением на Западе.

Разумеется, концепция международной защиты прав человека была чужда советским властям, и они постоянно обвиняли Сахарова в подстрекательстве к вмешательству в их внутренние дела. В этой связи трудно удержаться, чтобы не процитировать воспоминания Рене Кассена: «Я участвовал в деле Бернхейма, рассматривавшемся Лигой наций в 1933 году. Бернхейм, еврей, был жертвой нарушения немцами Соглашения по Верхней Силезии. Как же Германия, как Гитлер и Геббельс оправдывали свои действия? Они говорили: "Каждый человек — хозяин в своем доме. Это не ваше дело выяснять, что мы делаем со своими социалистами, со своими пацифистами, со своими евреями. Вы не вправе вмешиваться в наши дела. Это суверенное государство"».[10]

Советское правительство так же постоянно протестовало против «вмешательства во внутренние дела СССР». Позиции советской России и нацистской Германии в вопросе международной защиты прав человека совпадали. И именно этой позиции противостоял Сахаров.

Я уже писал о личном, эмоциональном отношении Сахарова к проблемам советско-американского ядерного противостояния. Вряд ли это отношение можно проиллюстрировать лучше, чем следующей цитатой из работы Сахарова 1975 года «О стране и мире»:

«Я ни на минуту не могу забыть, что все это время сотни тысяч рабочих, тысячи талантливых инженеров и ученых многих специальностей работают по расширению и усовершенствованию систем нападения, которые труднее всего отразить, — с синхронизированным ударом тысяч ракет с разделяющимися мультимегатонными боеголовками и ложными целями, и по созданию фантастически сложных и дорогих систем обороны, служащих тем же целям войны».

К вопросам контроля над вооружениями и предотвращения ядерной войны он возвращается почти во всех своих главных работах. Пожалуй, наиболее подробное изложение его взглядов на эти вопросы читатель найдет в его статье «Опасность термоядерной войны. Открытое письмо доктору Сиднею Дреллу».