Гнездо дракона - Сетон Эни - Страница 13

• Предыдущая
• 13/77
• Следующая

Без дальнейших слов Николас проводил ее в музыкальную комнату, почти пустую, без всякой мебели, со сводчатым потолком и окном-эркером, возле которого стояло фортепьяно.

Когда они вошли в комнату, из темного холла выскользнула чья-то тень и зажгла тонкие свечи. Миранда вскоре привыкла к почти бесшумному и невидимому присутствию слуг, хотя ей и потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это было одним из представлений Николаса относительно его комфорта. Механизм работы этой машины не должен был быть навязчивым — искусственное совершенство окружающей его обстановки должно было возникать играючи, словно от прикосновения волшебной палочки. По этой причине парк и даже лужайки, и фруктовый сад были всегда романтично пустынны. Все необходимые работы — вскапывание, прополка, окучивание и установка бордюров — осуществлялись целой армией садовников лишь ночью, в свете фонарей и факелов.

Николас, усевшись на стул, стал играть, но вскоре выяснилось, что она не в состоянии справиться с обязанностью переворачивать страницы. Хотя Миранда и умела считывать партию сопрано в гимнах, она не могла уследить за сложными аккордами сонаты, которая в этот день соответствовала его настроению.

Пианистом Николас оказался превосходным. Он играл с чувством и изящным блеском. И хотя произведения, которые он исполнял, были очень сложны для ее непривычного слуха, ее поразила виртуозность его игры. Она следила за его гибкими пальцами и за профилем, четко вырисовывающимся на зеленой портьере позади фортепьяно. Его глаза были устремлены куда-то вдаль, в одну точку, и она поняла, что он совершенно забыл о ней, однако рядом с ним ей вновь стало хорошо.

Прозвучал последний аккорд, и повернувшись к Миранде, Николас понимающе посмотрел на нее и улыбнулся.

— Это был Бетховен, Миранда. А вот это, полагаю, понравится и вам.

Он вытащил из резного ящика позади инструмента ноты.

— Это новая английская опера под названием «Девушка из Богемии». Сначала я наиграю вам мелодию, а затем вы сможете ее напеть. Конечно, сможете, это легко.

И вот Миранда встала рядом с ним и запела: «Я мечтала, что буду жить в мраморном дворце». И когда ее первоначальное смущение прошло, ее захватило удивительное соответствие этих слов с ее мыслями. Неужели Николас догадался о ее мечтах и потому выбрал эту музыку? Но песня была еще и о любви, и ее голос дрогнул, когда она подумала, что Любовь никогда не найдет ее в этом мраморном дворце — ей и мечтать об том не стоит, к чему?

Песня закончилась, и Николас поднял голову. Их глаза на мгновение встретились, и на белоснежной коже Миранды выступил слабый румянец.

— У вас чудесный голос, — мягко сказал он. — Вы поете с чувством. А у вас остался кто-нибудь дома, кому вы обещали «любовь до гроба»?

Она покачала головой и отвернулась, сжавшись от непонятной тоски.

Николас удовлетворенно кивнул. Было бы жаль превратить Миранду из фермерской девчонки в леди лишь затем, чтобы отправить домой к какому-нибудь увальню, на которого она бездарно потратит все его труды. Я должен найти ей подходящего мужа, подумал он и, резко поднявшись, закрыл инструмент.

— Спокойной ночи, Миранда.

Что же я сделала не так, опечалилась она, если он так быстро меня прогоняет? Она что-то пробормотала, смущенная тем, что он неподвижно стоит у фортепиано, ожидая, когда она первая выйдет из комнаты.

— Выразите почтение миссис Ван Рин, а затем можете отдыхать, — сказал он, заметив ее растерянность. Джоанна по-прежнему сидела в Красной комнате, но ее вышивание исчезло. Она полностью была занята портвейном и сахарным бисквитом, который с жадным чавканьем поглощала.

До чего же она много ест, с отвращением подумала девушка, но вслух очень вежливо пожелала миссис Ван Рин спокойной ночи. Джоанна ответила ей тем же, улыбаясь при этом своей странной неопределенной улыбкой, а затем перевела блеклые глаза на вошедшего супруга. Он, однако, повернувшись к обеим женщинам спиной, стал листать страницы нового номера «Грейамс Магазин», который лежал на столике.

Он поклонился, когда Миранда покинула их, а затем вновь вернулся к своему журналу.

К своей досаде, Миранда не смогла сразу найти дорогу к собственной комнате. Войдя в холл, она повернула не в ту сторону и пропустила лестницу, ведущую через сводчатый проход наверх. Она долго бродила по лабиринту темных комнат, пока не столкнулась с молчаливым молодым лакеем, зажигавшем свечи.

— Прошу сюда, мисс, — бесстрастно произнес он и указал ей дорогу к дверям ее комнаты.

С изумлением она обнаружила, как много было сделано за время ее отсутствия невидимыми слугами. Постель была заправлена, покрывало аккуратно сложено, свечи, судя по тому, сколь сильно они прогорели, давно зажжены. Ее корзина куда-то исчезла, а бедные наряды разложены в комоде, где на фоне парчовой обивки выглядели совершенно потерянными и уродливыми. От медного таза с горячей водой поднимался пар, рядом лежали свежие, пахнущие лавандой полотенца, на столике рядом с кроватью стоял серебряный кувшин с водой для питья и огромное блюдо с сочными персиками.

Персики! В июне! Но ей предстояло еще многому удивляться. Восхитительное чувство комфорта охватило ее и ласкало так же нежно, как эта огромная мягкая кровать. Простыни были сшиты из такого тонкого полотна, что казались шелковыми, и тоже благоухали, только не лавандой, а лепестками роз и вербеной.

Миранда, словно котенок, с наслаждением свернулась калачиком. В комнате было тепло и ей неожиданно захотелось ощутить своей кожей холодную шелковистость простыней. Ее ночная рубашка из хлопка казалась жаркой и грубой, она импульсивно скинула ее, представляя, как бы ужаснулась такому поступку Тибби. Она сомкнула руки над головой, наслаждаясь уединению. Никто не будет просить, чтобы она подвинулась, никто не будет требовать, чтобы она скорее засыпала. Не нужно будет вставать в пять утра, что-то резать, тереть, мыть. Но в то же время она очень тосковала по матери и малышке. Они прекрасно справятся и без меня, думала она, и в конце-концов, я скоро вернусь… но не слишком скоро. Не раньше, чем наслажусь восхитительным ощущением всей этой роскоши, не раньше…

Она села, натянув простыню до самой шеи, потому что раздался настойчивый стук в дверь.

— Кто там? — спросила она.

Дверь открылась. В комнату вошла незнакомая старая женщина, очень костлявая, в бесформенном черном платье, и закрыла за собой дверь. Старуха подошла к кровати и уставилась на перепуганную девушку. Она была почти шести футов роста и держалась очень прямо. Ее жесткие черные волосы, нетронутые сединой, были скручены на затылке небрежным узлом, со смуглого лица, изрезанного морщинами, смотрели два маленьких проницательных глаза, черных словно ежевика.

— Что вам надо? — прошептала Миранда.

— Я старая Зелия, — грубым голосом с незнакомым акцентом ответила женщина, касаясь рукой своей плоской груди. — Хотела посмотреть, как ты выглядишь.

Миранда перевела дух. Кузен Николас упоминал на пароходе имя Зелия, предупреждая, что та может испугать ее сказками о призраках и ведьмах. Должно быть, она старая служанка, немного тронувшаяся умом, да, именно так, хотя немигающие черные глаза смотрели вполне осознанно. Она медленно перевела свой взгляд с встревоженного лица девушки на ее густые золотые волосы, спадающие на голые плечи и далее на одеяло. Зелия покачала головой.

— Pauv'epetite[5], — она говорила с каким-то печальным сожалением. — Зачем ты вошла в этот дом? Плохо будет. Азильда опять будет смеяться.

— Вы говорите чепуху, — проговорила Миранда. — Пожалуйста, уйдите. Я хочу спать.

Сморщенные губы скривились в мрачной улыбке.

— Ты была сегодня в Красной комнате. Думаю, ты почувствовала. Да?

— Я не знаю о чем вы… — она остановилась. Те несколько мгновений ледяного страха были, конечно, плодом ее воображения, она больше не испытывала ничего подобного и теперь даже сомневалась, было ли все это на самом деле. — Конечно нет, — сердито закончила она. — Уйдите.

• Предыдущая
• 13/77
• Следующая