Ольга Яковлева - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая

Легка на помине, на следующий день Светлана позвонила. Сказала:

— Алё, здравствуйте… Это Ольга? А это Карасёва Светлана. Мне Наталья Викторовна сказала: если уроки делать можешь, то я принесу…

Ольга услышала в трубке какое-то шебаршение и потом не то смех, не то шёпот, не то кашель… Она поняла, что там, у телефона, рядом со Светланой стоит Таня Лазарева. Ну и пусть! Господи, ей-то, Ольге, это совершенно неважно. Она сказала:

— У меня заразная болезнь. Продиктуй мне по телефону.

Светлана, видно, растерялась:

— А мне… а мы новые примеры прошли. Мне велели тебе показать.

— Не беспокойся!

— Хм! Я и не беспокоюсь. Записывай: номер сто двадцать.

— Погоди! Хотя бы я карандаш возьму!.. Светлана быстро и сердито выговорила в трубку все задания, словно горсть гороху бросила по каменной лестнице: тра-та-та-та-та! Ольга едва успевала писать… Да, вернее, и не успевала. Одни только первые буквы. Вместо «русский язык» — «р», вместо «чтение» — «ч». И так цифры записала, что и не разобрать: то ли семь, то ли два, то ли шесть, то ли ноль. Но Светлану не перебивала, не просила помедленней. Очень надо! — Ты пишешь там?

— Пишу-пишу, ты диктуй.

— Хм, пожалуйста!..

Когда Светлана наконец кончила, пальцы у Ольги стали, кажется, деревяннее, чем сам карандаш, — устали, и болели, и не слушались…

— Всем передавай привет! — успела крикнуть Ольга.

— Хм! — опять хмыкнула Светлана. — Передам…

С чего это она так хмыкать взялась?.. Раньше вроде совсем не хмыкала. А теперь хмыкает.

Пальцы потихонечку оттаивали, распрямлялись. Она ещё потрясла ими на всякий случай, чтоб уж всё прошло, ни одной иголочки в руке не осталось… Хотела сразу взяться за уроки. Как-никак три дня прошло — соскучилась по своим книжечкам. Но не взялась. Только притащила портфель на диван и остановилась — призадумалась.

Стали её разбирать сомнения. Стала Ольга думать, что, может быть, Светлана специально звонила… Специально вызвалась! Наталья Викторовна, наверно, сказала, что Яковлевой Ольги уже три дня нету, «надо узнать, ребята». И тогда Светлана — может быть! — руку подняла и сказала, что она позвонит и зайдёт, потому что у неё даже телефон записан… И как она волновалась потом, разыскивала две копейки по карманам (у них в квартире телефона нет). Ольга бы, наверно, ужасно волновалась…

И не было никакой Тани Лазаревой! Конечно, не было! Светлана одна, одна звонила. Она снова хотела подружиться. Ползли неприятные мысли, царапали, царапали Ольгу… Что говорить, жалко Светлану! Всё же она хорошая подружка была. Как чего-нибудь придумает — за ней и не угонишься!

Когда дружишь, не так уж весело в подчинении ходить и не так уж весело самой начальницей быть. А вот со Светланой они именно что ровно стояли — как две взрослых… Ольга вздохнула: вспомнила из-за чего они поссорились. А вообще тут и вспоминать было нечего — из-за Огонькова. А раз так, значит, и думать о Светлане больше нечего. Вот хоть заплачь, а нечего!.. Огоньковых же она не бросит!

Это случилось в тот день, когда она совсем уже поправилась, свободно разгуливала по комнате. Но ещё с опаской поглядывала на улицу. И хотелось выйти и было как-то боязно…

А погода вдруг установилась необыкновенная. Дожди перестали, прояснилось. В небе были солнце и синева. Приударивший наконец лёгкий морозец разом подобрал всю грязь. Улицы были чисты и звонки. Мама приходила домой румяная, весёлая — аж завидно!

Времени было часа два — до вечера куда как далеко. И Ольга решилась перетряхнуть старое кукольное приданое: что-то дошить, а кое-какие лоскутки — они хранились едва ли не с младшей группы детсада — просто-напросто выкинуть. Ольга достала свой старинный кукольный чемоданчик — деревянный, со странной маленькой дверкой в боку.

Был этот чемодан, наверное, ещё от бабушки — облезлый, с округлыми боками. А дверка его — вроде маленькой форточки — застёгивалась ремешками, как на сандалиях.

Ольга запускала руку в его деревянный живот и выволакивала на свет божий целые груды разноцветных тряпиц, моточки недошитых ниток, мулине, иногда даже шелковинки, намотанные на куски сложенных в несколько раз бумажек… Да, именно что выволакивала на свет: солнце лежало тут же, на диване, большим жёлтым пятном. И разноцветные лоскуты горели, как драгоценные…

Почти каждый из них был со своею историей: тот остался от косынки, прожжённой когда-то утюгом; тот — обрезок сшитого сто лет назад платья. Само платье давно уж изношено, валяется тряпкой у входа в квартиру. Его и не узнать — почернело, слиняло десять раз. А этот лоскут всё такой же новый, свеженький, в яркую красную клетку по зелёной траве…

Вот здесь-то как раз и грохнул телефон. Ольга даже вздрогнула. Уж очень далеко ушла она мыслями из этой квартиры, из этого дня. Ведь три года назад они жили с мамой совсем не здесь, а в маленькой комнатке посреди длиннющего коридора…

— Слушаю, — сказала Ольга. Говорить «слушаю» было как-то солидней. Так она решила недавно.

— Олька! — закричала трубка. — Всё! Кранты, конец! Я уезжаю в юнги!

— Ты что, правда?!

— Говорят же тебе!.. Прямо сейчас мотаю! Я уже деду записку оставил, шмотки собрал… Он в ванной сидит — моется…

Ольга растерянно молчала.

— Ну как?! — продолжал хвастать Огоньков. — А то начинают здесь объяснять, что то да сё… В общем, пока!.. — Он помолчал одну секунду. — Слушай, ты к деду здесь заходи. Есть?..

— Постой! — сказала Ольга. — Я прямо сейчас!

— Нет, некогда! Поздно! — весело крикнул Огоньков и повесил трубку.

Ольга тоже быстро повесила трубку. И тотчас, словно заранее всё знала, начала натягивать пальто, разом надела шапку, замахнула на шее шарф…

Эх, маме бы записку оставить! Да некогда…

Ленивый лифт медленно вёз кого-то наверх. Ольга, грохоча каблуками, покатилась по звонким ступеням, распахнула входную дверь… Ух ты! Никогда она не знала, что на свете так много чистого морозного воздуха. Даже в ушах тихонько зазвенело… Сейчас бы остановиться, да запрокинуть голову, да приглядеться бы к той синеве. Но некогда, некогда!..

И почему так бывает? Почему нам приходится торопиться в самые неподходящие для того моменты?..

Она подбежала к дому Огоньковых. Но взойти по ступеням к подъездной двери не успела. Дверь вдруг раскрылась, словно сама собою. На крыльцо вывалился Огоньков. Он волок здоровый и, как видно, тяжёлый чемодан.

— Огоньков! — крикнула Ольга.

— А, это ты, — пропыхтел Генка. — Пока!.. Представляешь, дед пронюхал! Деда задержи.

Он сволок чемодан со ступенек и, кренясь на один бок, побежал по пустой, освещенной праздничным солнцем улице.

Но не успел Огоньков пробежать и тридцати шагов, как парадное снова грохнуло, на улицу выскочил старик ботаники:

— Геня! Геня!

Был он в распахнутом длиннополом пальто. Шея обмотана чем-то странным… «Господи! — догадалась Ольга. — Вафельным полотенцем!» Прямо из лысины у старика ботаники шёл пар. Это было смешно, наверное… «Сейчас ведь простудится!» — ахнула про себя Ольга.

А старик ботаники бежал и бежал за Огоньковым:

— Геня! Геня!

— Кончай, дед! Я не вернусь! — крикнул Огоньков не оборачиваясь. — Оставь ты меня!..

Улица была прямая и шла немножечко под горку — Ольге всё хорошо было видно. Она бежала за ним следом.

Выходило так, что Огоньков и старик ботаники бежали с одинаковой скоростью. Огонькову мешал чемодан, а старик ботаники просто был старый. Редкие прохожие удивлённо глядели им вслед. Наконец Огоньков совсем, видно, выбился из сил. Старик ботаники стал его тихо-тихо нагонять. И Огоньков заметил это. Он вдруг остановился, повернулся лицом к деду. А тот решил, что всё в порядке, и просто шагал к Огонькову, не бежал.

— И писем тебе писать за это не буду! — зло крикнул вдруг Огоньков. — Так и знай! И ничего мне твоего не надо! На!

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая