Одиночный выстрел - Бегунова Алла Игоревна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая

Молодой врач, стоя возле операционного стола, тыльной стороной ладони коснулся ее щеки, желая, чтобы Людмила открыла глаза. Она слабо ему улыбнулась:

— Я рада тебя видеть.

— Теперь потерпи. Будет больно.

— Боря, очень и очень больно мне было там.

— Где это «там»?

— В лесу…

Никакой сложности для Бориса Чопака эта операция не представляла. Он аккуратно удалил довольно крупный осколок немецкого снаряда, очистил рану, быстро наложил на нее три шва и отправил пациентку в отделение хирургии. В нем работали хорошо обученные профессионалы. Все, что требуется для лечения подобных ранений, в медсанбате Чапаевской дивизии имелось. Однако ему показалось странным, что возле операционного блока внезапно очутился человек в гимнастерке с малиновыми петлицами младшего лейтенанта и бесцеремонно схватил его за рукав:

— Доктор, ради бога, скажите, она будет жить?

— Старший сержант Павличенко?

— Нуда.

— Конечно, будет. А вы ей кто?

— Я командир второй роты пятьдесят четвертого стрелкового полка Алексей Киценко. Люся у меня командует взводом. Просто чудом удалось найти ее на нейтральной полосе в лесу и вынести оттуда.

— Наверное, вы и вынесли.

— Да. Но поймите, служебные отношения здесь ни при чем. Просто я люблю Людмилу…

— Неужели? — удивился Борис.

— Не могу вам даже описать, какой она превосходный снайпер, какой командир, — волнуясь, продолжал Киценко. — Огромным уважением пользуется у всего рядового и сержантского состава. Ее смелость и сноровка в уничтожении противника…

— Послушайте, Алексей, — перебил его Чопак, стараясь освободиться из цепких рук командира второй роты. — Жизни товарища Павличенко сейчас ничего не угрожает. Может быть, вам лучше уехать в расположение вверенной вам воинской части? Ведь ночь на дворе.

— Вы правы, — младший лейтенант вздохнул. — Но я не могу уехать, пока не увижу ее снова. Я должен твердо знать, что с ней все в порядке. Не найдется ли у вас в медсанбате какого-нибудь местечка? Только переночевать, и все…

Смуглый крепыш Боря взглянул на рослого, белоголового викинга с чувством некоторого превосходства. В качестве соперника он его пока не воспринимал, ибо досконально изучил характер девушки по прозвищу «Рысь» и восхищался присущей ей решительностью. Ясное дело, человеку, спасшему ее от смерти, Людмила будет благодарна. Но вот полюбит ли она его — это большой вопрос. Дикие лесные кошки слишком хитры, осторожны, своенравны. Их не так-то просто заманить в ловушку.

Для Киценко молодой хирург нашел хорошее место — одну из подсобок, находящихся в распоряжении медсестры-хозяйки дивизионного медсанбата. Там хранились матрасы, подушки, одеяла. Кроме того, добрейшая Зинаида Кузьминична снабдила симпатичного пехотного офицера кружкой горячего чая и вполне заинтересованного выслушала его рассказ о том, как вторая рота сегодня отбивала третью атаку фрицев.

Над серыми бетонными опорами в беспорядке громоздились перекрученные, изломанные, разбитые металлические конструкции. Ветер раскачивал несколько балок, свисавших вниз, и они, цепляясь одна за другую, издавали противный скрежет. Все это до середины ноября прошлого, 1941 года, было ажурным, но крепко построенным железнодорожным мостом. Его перебросили над Камышловским оврагом, соединив два крутых склона, северный и южный, в далекое царское время, когда от Москвы до Севастополя начали ходить товарные и пассажирские поезда. При обороне города мост оказался не нужен ни русским, ни немцам. Его взорвали. Великолепное инженерное сооружение превратилось в руины, свидетельствующие о беспощадной и бессмысленной силе войны.

Однако обер-фельдфебель 121-го полка 50-й пехотной Брандербургской дивизии вермахта Гельмут Боммель уже полчаса рассматривал их в бинокль и размышлял. Центральная часть длинного моста обрушилась вниз, но три пролета в самом его начале уцелели. Мост господствовал над местностью. Следовательно, с этих пролетов открывался вид на советские оборонительные позиции, сейчас пролегавшие по гребню южного склона Камышловского оврага и по южному берегу реки Бельбек. Обер-фельдфебель прикидывал, каким может быть тут расстояние до цели. Получалось, что метров 600–800, а это — действенный снайперский выстрел.

В 121-й пехотный полк уроженец города Бремена прибыл совсем недавно, в конце января 1942 года. Второй штурм Севастополя для немцев закончился неудачей, город они не взяли. Командование Одиннадцатой армии принялось анализировать собственные ошибки. Из Берлина торопили эту работу и присылали всевозможные подкрепления. Так и Гельмут Боммель, инструктор стрелковых курсов, получил командировку в Крым, дабы ускорить подготовку армейских снайперов, способных вести борьбу со снайперами противника. Те совершенно обнаглели и не давали покоя героическим частям вермахта, осаждавшим русскую крепость, ни днем, ни ночью.

Выбор начальства был вполне оправдан. Обер-фельдфебель получил две награды: ордена «Железный крест» 1-й и 2-й степени, — метко стреляя в Польше, Бельгии и Франции. Счет уничтоженных вражеских солдат и офицеров превышал у него цифру двести. Командир 121-го полка полковник Рудольф Шмидт, принимая известного в армии снайпера, выразил надежду, что Боммель отличится и здесь, загонит в землю не менее сотни «Иванов» еще до тех пор, когда Севастополь будет взят доблестными войсками фюрера.

В январе 1942 года Бранденбургская пехотная дивизия занимала довольно обширный участок фронта: от деревни Камышлы по северному склону оврага до обрушившегося Камышловского железнодорожного моста и дальше за ним — по Бельбекской долине до высоты 133,3 метра. Потому Гельмута поселили в деревеньке под названием «Бельбек», в доме, расположенном на окраине. Глава семьи Ахмет Керимов, бесспорно, являлся человеком проверенным. Он служил в карательном татарском батальоне, гонялся по лесам за русскими партизанами, часто расстреливал непокорных крымчан в городах и селах полуострова.

Здешние леса и горы интересовали обер-фельдфебеля, поскольку главенствовали на том пространстве, где нынче предстояло ему действовать во славу германского оружия. Будучи опытным стрелком, Боммель желал изучить местность досконально прежде, чем выбрать огневую позицию на ней и заглянуть в прицел снайперской винтовки.

Крымские татары подобострастно относились к оккупантам. Ахмет Керимов тоже всячески старался услужить господину обер-фельдфебелю, сопровождая его в прогулках по лесным тропинкам. Он без конца что-то объяснял на своем тарабарском наречии. Однако проблема в общении существовала. Боммель, естественно, не владел ни татарским, ни русским. Садовод из деревни Бельбек говорил по-русски плохо, путая слова, неправильно расставляя ударения, а также — падежные окончания прилагательных и существительных. Переводчик, которого однажды прислали Боммелю из штаба, жаловался, что не понимает многих фраз татарина, не знает, как их перевести.

Между тем леса, скованные холодом и чуть заснеженные, были очень красивы. Боммель и без подсказок Ахмета узнал вяз, священное дерево древних римлян, дуб скальный, вечнозеленый можжевельник и клен-явор, чьи ветви расходились в разные стороны, как лучи солнца. Одно оставалось для него непонятным: как прятаться, как маскироваться среди этих нагих стволов, лишившихся листвы, как продираться сквозь колючие кусты «держи-дерева» и «собачьей розы», то есть крымского шиповника.

Ведь ему лучше всего удавалась стрельба в правильно застроенных европейских городах с узкими улочками и двух-трехэтажными домами. Участвуя в польской кампании вермахта осенью 1939 года, он воевал под Вестерплате. Там поляки семь дней защищались в здании городской почты. Обер-фельдфебель засел в доме, разрушенном бомбой, на втором этаже и, переходя из комнаты в комнату, через разбитые окна вел огонь. Постепенно он застрелил 30 человек, в том числе — седоусого полковника, который командовал этим отрядом. Тот имел обыкновение, вдохновляя подчиненных, выскакивать вперед с револьвером в руке. При третьем выходе его и сразила снайперская нуля.

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая