Одиночный выстрел - Бегунова Алла Игоревна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/71
• Следующая

Дивизия-то — замечательная, со славными боевыми традициями. В ее рядах действительно в 1919 году служил Василий Иванович Чапаев, герой Гражданской войны. Командуя ею, он и погиб в результате вероломного ночного нападения белых. Три ее пехотных полка считались элитными и потому, кроме номеров, имели особые названия: имени Емельяна Пугачева, имени Степана Разина, Домашкинский имени Михаила Фрунзе.

Предположим, неласково встретил Людмилу лейтенант Василий Ковтун, командир второй роты. Так ведь потом он изменил мнение, признал Люду хорошо подготовленным бойцом, придирками не изводил и вообще относился по-товарищески. Ковтун погиб во время артналета.

Многим военным приемам научил студентку Киевского университета сержант Игорь Сергеевич Макаров. Поначалу Людмила его побаивалась. Все-таки ближайший начальник. Кто знает, что ему в голову придет… Но деликатным, порядочным, скромным человеком оказался сержант. Своего снайпера-наблюдателя жалел, берег и как мог защищал. Две пули из австрийского пулемета в легких… Жив ли он теперь, Людмила не знала, но думала о нем часто.

К сожалению, недолго служил в их полку лейтенант Андрей Воронин, двадцати трех лет от роду, выпускник пехотного училища имени Ленинского комсомола. Люда догадывалась, что нравится ему именно как женщина. Но лейтенант вел себя сдержанно, никогда не переступая некой незримой черты. Под Татаркой в переломную минуту боя он поднял бойцов в атаку. Румын они прогнали. Однако Воронин, раненый в грудь, не прожил тогда и двух часов. Трофейный серебряный портсигар — это все, что осталось ей на память о храбром командире второй роты.

Комбат капитан Иван Иванович Сергиенко занимал особое место в ее воспоминаниях. Пока он начальствовал первым батальоном 54-го полка, им всем жилось неплохо. Почему, они даже не задумывались. Опытный, умелый офицер, внимательный к подчиненным, он знал их, понимал, верил в них. Командир полка Свидницкий неизменно прислушивался к его мнению.

Бои в Крыму, на Ишуньских позициях, в двадцатых числах октября дорого достались «разницам». Численное превосходство противника было налицо, а еще — танки, артиллерия, минометы. У русских не хватало снарядов и патронов, про танки вообще пришлось забыть. Сергиенко находился на переднем крае обороны, и тут его пребывание в полку завершилось: от разрыва мины он получил жестокое увечье, лишился ноги.

Когда Павличенко вернулась в свою часть, то первым батальоном уже командовал лейтенант Григорий Дромин, прибывший вместе с маршевым пополнением. Может, он и был человеком смелым, только по внешнему виду — очень угрюмым, малоразговорчивым, необщительным. Женщины в армии на строевых должностях представлялись ему совершенно ненормальным явлением. Но лейтенанту доходчиво объяснили, что Людмилу Михайловну на этот пост назначил сам генерал-майор Петров, командующий Приморской армией, и Дромин тотчас оставил ее в покое, не собираясь ни хвалить, ни ругать, и уж тем более — защищать…

Тонкая струйка дыма поднялась вверх и растаяла в вечернем воздухе. Табак в трубке сгорел, но она еще сохраняла тепло, и Людмила, задумавшись, держала ее в руке. Павличенко сидела на поваленном дереве возле своего блиндажа и смотрела на звездное небо. Тишина, изредка нарушаемая далекими и редкими пулеметными очередями, царила вокруг и располагала к размышлениям.

Между тем мысли у снайпера были грустные.

Ах, если б капитан Сергиенко по-прежнему командовал первым батальоном! Иван Иванович, как добрый ангел-хранитель, простирал над ней невидимые крылья. Всякий, кто хотел завладеть вниманием бывшей студентки Киевского университета, неизбежно сталкивался с ним и слышал прямо заданный вопрос: «Что тебе от нее нужно?» Мало кто из них, даже с командирскими «кубарями» и «шпалами» на петлицах, имел наглость отвечать суровому комбату честно, хотя, конечно, желали они все одного и того же. Капитан решительно отваживал незваных ухажеров, не прибегая ни к матерной ругани, ни к рукоприкладству. Такой непререкаемый авторитет был у Сергиенко в 54-м стрелковом полку, и многие думали, будто Иван Иванович, получив звание майора, вскоре станет его командиром.

Надеялась на то и Людмила. Надежды однополчан не сбылись. Вместо погибшего при бомбежке полковника Свидницкого «разницам» из штаба Одесского оборонительного района прислали майора Петраша, призванного из запаса партийно-хозяйственного работника. Петраш не очень-то любил поездки на передний край, и до поры до времени сержант Павличенко на глаза ему не попадалась. Но однажды это все-таки произошло…

Дерзко пошутила Людмила в ответ на предложение майора из окопов второй роты перебраться в место, куда более безопасное, — к нему поближе, в штаб полка. Пошутила при свидетелях, да еще добавила, что сомнительная должность «ППЖ», то есть походно-полевой жены, никак не может украсить ни ее, снайпера, вступившего в РККА добровольно, ни его, старшего офицера, солидного человека, оставившего в тылу супругу с тремя детьми, а также имеющего партбилет.

Как будто пятнистая рысь, защищаясь, мягкой своей лапой ударила по уху неповоротливого хозяина леса бурого медведя. Не больно, но обидно. Поймать дикую красавицу ему и вовсе невозможно. Бегает она стремительно, отлично плавает, ловко лазает по деревьям. Вероятно, такой представлялась майору его подчиненная: никогда не расстается с пистолетом и боевым ножом, воюет хорошо, тут к ней не придерешься, кроме того, лично известна самому командующему Приморской армией.

Месть за этакое злостное непокорство товарищ Петраш, за отсутствием других подходящих способов, избрал весьма банальную. Он не представил старшего сержанта к правительственной награде, когда подобное распоряжение поступило из Ставки Главного командования. На счету у

Люды числилось уже более двухсот уничтоженных фашистов. По словам ее прежнего напарника Игоря Макарова, в Финскую войну первую медаль или орден снайперам давали за 25–30 убитых солдат противника. Потому она ждала награды. Однако орден Красного Знамени утром во вторник 16 декабря 1941 года на торжественном построении вручили не снайперу Павличенко, а пулеметчице первой роты Ониловой, которая вместе с ней служила в нервом батальоне 54-го полка.

Нина Онилова, бесспорно, была девушкой храброй. Она подпускала цепи атакующих врагов на близкое расстояние и потом расстреливала их из станкового пулемета «максим». Также ей однажды удалось остановить танк, бросив в него бутылку с горючей смесью. Как и Людмила, в боях под Одессой она получила ранение и вернулась в свою часть лишь в Севастополе. Теперь о подвигах сержанта Ониловой трубила вся армейская печать. По шести тысячам радиоточек, работающих в осажденном городе, звучал ее детский, запинающийся голосок с призывом бить захватчиков безо всякой жалости. О ней рассказывали бойцам в беседах штатные агитаторы-пропагандисты, упирая на то, что если хрупкая девушка девятнадцати лет способна так смело сражаться с фрицами, то им, здоровенным мужикам, отставать от нее никоим образом нельзя.

Разумеется, они знали друг друга.

Доблестная Нина, воспитанница Одесского детского дома, с трудом окончившая семь классов и до войны трудившаяся на трикотажной фабрике разнорабочей, в глазах полкового сообщества выступала кем-то вроде антипода слишком умной и слишком гордой студентки Людмилы. Недаром майор Петраш, не обремененный ни воспитанием, ни должным образованием, ехидно называл снайпера «антиллихенцией». К этому надо прибавить почти не поддающуюся описанию, мягко говоря, своеобразную внешность пулеметчицы и ее рост в 150 см. Тогда различие между двумя отважными сержантами-героинями сделается просто вопиющим. Но соревнование пока выиграла Нина Онилова. Пулеметчики первой роты сейчас обмывали ее награду, выпивая законные фронтовые сто грамм. Снайперу Павличенко, которая испортила отношения с начальством, оставалось размышлять о превратностях судьбы, в одиночестве сидя на опушке леса.

— Впервые вижу девушку с трубкой, — раздался бодрый мужской баритон у нее за спиной.

• Предыдущая
• 38/71
• Следующая