Спектакль для одного зрителя - Серова Марина Сергеевна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/29
• Следующая

— Она была одна?

— Да нет, я же сказала, с каким-то… — Виноградова замялась, подыскивая слово. — Простите меня, конечно, девушка, но я таких на самых худших вызовах не видала.

— Как он выглядел? — Мои вопросы были точны и конкретны.

— Мерзкого вида, голос такой гундосый, чем-то похож, извини уж меня, пожалуйста, Димочка, на тебя… В очках, такой же, как у Димки, нос. Но, чисто по-женски, — она приложила руку к груди, — ты, Димка, лучше. При всем моем неоднозначном отношении к тебе.

— Что он говорил?

— Да ничего не говорил, стоял и ждал ее, будто на шухере…

— А почему же тогда ты говоришь, что голос у него гундосый?

— Ну, сказал он ей пару фраз типа «Пойдем, в следующий раз заглянем как-нибудь».

— Но чем она обосновывала свои требования насчет пяти штук баксов?

— Хамством.

— То есть?

— Ну, наша праведница, — снова съехидничала Виноградова, — знаменитая на весь Тарасов своим целомудрием, заявила мне с ходу, что я, в отличие от нее, опустилась дальше некуда, тру своим телом столб, продаю себя направо и налево чуркам нерусским… А мать моя про это ничего не знает… Но вполне может узнать, благодаря стараниям доброжелательницы, а сердце у старушки слабое, может и не выдержать такого.

— Короче, она требовала пять тысяч за свое молчание?

— Да. При всем том, что я всего-навсего восемь здесь заработала за два года.

Виноградова заметно сникла. Она присела на скамью, затянулась сигаретным дымом.

— Вы меня извините за такой прием, ну… в начале нашего разговора. Вы, надеюсь, понимаете, что у меня с нервами непорядок…

— Нет проблем, — коротко ответила я. — Лучше расскажи, на чем вы расстались.

— Я послала ее куда подальше.

— А она?

— Думаю, с родней она меня рассорит окончательно, если, конечно, решится на такую подлость.

Деньги я ей все равно не дам. Так что, может быть, только из вредности… Но она обещала в скором времени навестить меня, надеясь на мое благоразумие.

Она прямо так и сказала, улыбнувшись в дверях своей знаменитой лицемерной улыбкой… Клеопатра, мать ее за ногу!

Виноградова подняла голову и гордо приосанилась. Видимо, она вспомнила тот самый эпизод из своей жизни, когда роль Клеопатры светила и ей.

И она не думала еще о том, что через несколько лет окажется в одной из стран ближнего зарубежья и будет играть совершенно другую роль. Роль проститутки, пускай элитной и высокооплачиваемой…

По лицу Ларисы текли слезы, и она каким-то поникшим голосом, словно вспомнив, что она актриса, а не шлюха, сказала:

— Извините, слабость…

— Ничего, бывает, — ответила я. — Мы, наверное, пойдем. Спасибо за беседу, Лариса.

И уже в дверях курилки я обернулась:

— Лиза не уточнила, когда в следующий раз собиралась посетить тебя?

— Нет, — покачала головой Виноградова.

Всю дорогу от «Турана» до нашей гостиницы Лисовский молчал. Он заговорил, только когда я закрыла на ключ дверь нашего номера.

— Таня, после всего услышанного сегодня и вообще за все последнее время… мне просто необходимо с кем-то поговорить. Я, конечно, понимаю, у тебя тоже голова раскалывается. Слишком много за такой короткий срок произошло…

— Ничего, я привыкшая, в моей практике и не такое случалось. Так что ты конкретно хочешь сказать? — Я уже приготовилась выслушать сбивчивый монолог Димки и потянулась, перегибаясь через спинку кресла, за пачкой «Мальборо».

Но вместо конкретных замечаний или в крайнем случае раздражения, выраженного в определенных фразах, я услышала всхлипывания и стоны уткнувшегося в подушку человека.

Этого мне еще не хватало! Ну и мужики пошли!

Или разревется, как баба, или уж такой тупой гоблин, что ни дать ни взять — сплошное воплощение брутальности. Ну почему, почему перевелись нормальные мужики, рыцари, в конце концов? Которые и розы умеют дарить, и сонет написать, и защитить даму. Да уж, обмельчало мужское сословие.

— Бен, успокойся! Я, конечно, все понимаю… Это для тебя неожиданное открытие, но, мне кажется, мы не можем делать никаких окончательных выводов, так как начатое нами дело еще не завершено. Это во-первых…

— Да не хочу я никакого дела! Все ясно — она, как выяснилось, шлюха и преступница… Скорее всего связалась с какой-то бандой и теперь там что-то вроде наводчицы, шантажистки, не знаю, как это точнее назвать. Можно не продолжать расследование. Я уже сделал для себя вывод, что с этой женщиной меня больше ничего не связывает. Боже, какой же я был дурак! — И Бена понесло.

Это был монолог почти в стиле Отелло. Я даже подумала о том, что, находись Лиза здесь, он ее, наверное бы, задушил собственным галстуком.

— Во-вторых, — перебила его я, — мы так и не продвинулись в поисках твоего брата. Бог с ней, с Лизой… Это твое личное дело, в конце концов, как решать проблему отношений со своей женой.

— Да, да… Теперь я точно не сомневаюсь, — раздраженно кричал Бен, размахивая руками так, что я даже испугалась, что мы побеспокоим соседей по гостинице. — Я точно знаю, для этого не надо быть частным детективом. Я просто уверен на все сто процентов, что она, связавшись с преступниками, или убила моего брата, или похитила. Сейчас его держит в рабстве какой-нибудь тип, наподобие Джебраилова.

— Сулеймана Агаевича, — с ехидцей добавила я. — Ты что, и к нему изменил свое отношение?

— Представь себе, да. Пелена спала с глаз Адама, — процитировал Бен Библию, — и он увидел, что они с Евой голые.

— У тебя прекрасные познания в области истории религии, но давай все-таки приступим к нашему делу. — Я закурила и села в кресло. — Бен, а давай-ка начистоту, расскажи мне, что за люди появлялись в вашем доме. И, пожалуйста, давай обойдемся без фраз типа «она Афродита», «воплощение красоты и целомудрия»… А уж на определение «порядочная женщина» в твоем исполнении у меня вообще выработался устойчивый рвотный рефлекс…

— Да-да, конечно!

— Словом, я не хочу слушать весь этот сентиментальный бред.

— Да, да! — Бен был донельзя раздражен. — Теперь я буду называть ее исключительно шлюхой.

— Не бросайся в крайности, дружок. Сам-то ты тоже не ангел… — Я явно намекала на события, произошедшие на кровати, где он сейчас сидел. — То, что произошло между нами, конечно, можно назвать ностальгией по прошлому, если бы это были одни слова и не было бы при этом определенных телодвижений.

Я насмешливо посмотрела на него. Бен покраснел еще больше и тоже закурил. Теперь он был похож на персонаж картины «Брат Красной Шапочки в раздумье»: лицо его напоминало спелый помидор, а грустные глаза выражали полное отчаяние. Поистине, нет в этом мире места для радужных грез.

— Начнем с Джебраилова, — затянувшись сигаретой, начал Бен. — С этого самого Сулеймана Агаевича, или Кинг-Конга. Ну, так вот… Я не хотел тебе сначала этого говорить.

— Не скрывай ничего, выкладывай все, даже то, что ты не считаешь важным.

— Он бывал у нас часто, и только такой наивный дурак, как я, мог думать, что эта… — Он осекся на полуслове.

Я просила его сдерживать свои эмоции, и он сдержался в определении неверности своей жены. Ведь, как известно, эмоции только больше запутывали мысли. А в данной ситуации требовалось как раз холодное, рассудительное отношение к событиям.

— Ну, так что у нас там произошло с этой порядочной женщиной? — не удержалась я.

— На Восьмое марта к нам как-то были приглашены все лучшие люди, так называемые друзья семьи… — В голосе Лисовского послышались саркастические нотки.

Несмотря на то что ситуацию в каком-то смысле можно назвать трагичной, я с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Лисовский, слава богу, как-то продвинулся в понимании юмора и более критично стал воспринимать действительность. Я была искренне рада.

— Мой брат Андрей также присутствовал. И произошла ссора между ним и Джебраиловым.

— По причине несовпадения интеллекта?

— Таня, — укоризненно посмотрел на меня Бен. — Все, конечно, подвыпили, и этот правоверный мусульманин от русской водочки не отказывался тоже, все время что-то шептал моей жене на ухо. Видно, читал лекцию о культурных традициях своей древней азербайджанской земли…

• Предыдущая
• 17/29
• Следующая