Пропала собака - Серова Марина Сергеевна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/23
• Следующая

— Не надо!

— Жить хочется, сука?! — внезапно ощерился коротышка, искаженным лицом нависая надо мной. — Проси!! — Он схватил меня за волосы, дернул так, что из глаз брызнули слезы, я, содрогаясь, заревела:

— Пусти!

— Проси, сука!! — завизжал он, свободной рукой ударяя меня по лицу.

— А то мы посмотреть, как тебя жрать будут, не можем, собачки резвые — решеточки ломают, приходится стеночки строить! Проси!!

Один из парней схватил недомерка тяжелой рукой и отшвырнул в сторону.

— Кончай! — сказал старший. И неожиданно толкнул меня вперед.

Я пролетела три шага и упала.

Дверь закрылась с тройным щелканьем замков.

Опустошение и ужас навалились вместе с темнотой, но тут же я услышала мычание связанного и бросилась к нему.

Судорожно срывая узлы веревки, я, кажется, даже завыла от возбуждения. Мне вторил скрежет отодвигаемой плиты.

Веревка подалась в полной темноте, мужчина начал подниматься, когда я почувствовала сильный собачий запах.

Откатилась в сторону, нащупывая иглу, — и тут же страх улетучился окончательно, уступая место бешеной ненависти. И желанию ЖИТЬ.

Я подалась назад, почувствовала угол комнаты, прижалась к стене.

Впереди раздался полный ужаса и боли крик мужчины, потонувший в стенах каменного мешка, там боролись — боролись насмерть.

Собаки рычали, ревели, клацали челюстями. Несколько секунд — и крики Косого стихли. Теперь раздавалось только громкое чавканье и хруст раздираемой плоти. Трясущейся рукой я нащупала три комочка, вынула их. И по одному швырнула в ту сторону, где утоляли голод псы.

Я не двигалась, только все сильнее и сильнее дрожала, без сил оседая на пол.

И через несколько секунд услышала, как мощные лапы скребут землю в моем направлении.

Я не знала, почуют ли мой страх эти псы, бешеные от горячей свежей крови. Я не знала, спасет ли меня чертов Ванин раствор и ядовитые капсулы, но точно знала, что капсул три, а собак четыре.

Впервые в жизни я с такой ошеломляющей ясностью представила, что могу умереть. Умереть, раздираемая на части проклятыми тварями!

Я не выдержала — и закричала, в этом крике выражая всю свою боль, весь страх, всю ненависть.

Из противоположного угла захрипели, задергались, жалобно заскулили, постепенно затихая.

Но последняя тварь бросилась в мою сторону.

— На! — выдохнула я, всаживая иглу в жесткую шкуру, вырывая ее, отскакивая, избегая укуса, снова ударяя.

Тварь набросилась на меня с утробным рыком, я поскользнулась, свалилась на мертвые тела, еще слабо дрожащие в агонии.

Он тут же оказался рядом, и яростная боль разорвала мне бок — НО ЭТО БЫЛА ВСЕГО ЛИШЬ ЛАПА!

Я выбросила руку вперед, загибая вверх короткую мокрую морду — ощеренная пасть обдавала смрадным дыханием и яростным рыком, — и всадила иглу туда, где должны были находиться глаза.

После первого удара он завизжал, когтями разрывая куртку и кожу у меня на груди, после второго стал биться, стремясь вырваться, и уже вырвался из моих ослабевших рук, — но тут движения его замедлились и третий удар иглы вошел очень мягко, без хруста — всего лишь с каким-то лопающимся звуком.

Он захрипел. Задергался.

Я отползла в сторону, хватаясь за кровоточащие борозды на бедре, боку и груди.

Через мгновение все было кончено. Воцарилась тишина.

А еще через несколько секунд комната стала наполняться сладким запахом эфира, я запомнила его на всю жизнь — по наркозам, которые мне делали во время хирургических операций.

Я поняла, что борьба за жизнь только начата.

Не чувствуя боли, подошла к двери. Замерла.

Когда газ наполнил комнату клубящимися облаками, я не дышала.

Я не дышала и те две минуты, когда воздух втягивался в те же самые трубы, из которых пришел газ, используемый для усыпления собак. По этой примете я поняла, что там, снаружи, никто ничего не заметил.

Тишина звенела вокруг, мельтешение в закрытых глазах нарастало. Я понимала — если их там двое, я погибну.

За дверью был один. Он начал входить, внимательно оглядываясь, но свет его же фонаря ослеплял его.

Это был один из двоих молодых. Я медленно вдохнула и, не колеблясь, воткнула иглу ему в горло.

Хотя сонного яда после драки с псом на игле не осталось, попала я на редкость удачно: здоровенная игла длиной с палец, похоже, вошла в сонную артерию — кровь брызнула горячим липким фонтаном.

Ненависть переполняла меня вместе с беснующимся, хохочущим торжеством. Парень захрипел, забулькал кровью, льющейся ему в горло, и медленно осел, придерживаемый мной.

Я вытащила пистолет из-под его куртки. И крадущимся шагом направилась в обход вольера, отыскивая второго, который должен был управлять откачкой газа.

Тот как раз выходил на улицу и повернулся ко мне спиной, закрывая вторую железную дверь.

Я оглушила его подобранным камнем, врезав в затылок. Возможно, удар оказался смертельным.

В комнате, помимо пульта с тремя рычагами, хранилась и цистерна с горючим веществом. Я поняла, для чего она была предназначена. И содрогнулась от мысли, пришедшей мне в голову.

Оставшиеся двое сидели в сараюшке, когда я вошла туда более-менее твердым шагом, в крови пополам с грязью, полуголая и страшная.

— Встать! — приказала я, наводя пистолет. Они не подчинились, думали, возьмут быстротой и количеством.

Ублюдка уложила прямым выстрелом в живот, от которого долго мучаются. Он упал и не двигался.

Старшему попала в плечо.

— Иди вперед! — Он пошел, зажимая рану рукой.

— Неси его в дом! — Он взвалил оглушенного камнем на себя и потащил, шипя от боли.

Недомерок лежал в луже крови на пороге, пряча от меня свой изуродованный живот. Белые губы его неслышно шевелились.

— Этого внутрь! — Он положил.

— Я даю тебе шанс. Стены и земля вокруг дома облиты из вашей канистры. Гореть будет, как факел. Думаю, у вас останется минуты две. Если успеешь — выживешь.

Он бросился вперед, и мне пришлось израсходовать две последние пули на его ступни. Вместо пистолета взяла со стола остро наточенный кухонный нож.

Схватив свои вещи и трепетно прижав двенадцатигранники к груди, я еще вытащила из ящика стола подвернувшиеся под руку деньги. Сняла с вешалки плащ, завернулась в него.

У самого порога он все-таки попытался поймать мою ногу, сам не будучи в силах встать.

Я двинула ему ногой по лицу. Встала у двери.

— Хочешь жить?! Тогда говори — кто похитил Зинаиду Андреевну?!

— Да сам Дядя и похитил, — прохрипел он, — сам!

— Молодец, послушный! — рявкнула я. Тряпицей обтерла все, чего касалась в этом сарае. Закрыла дверь.

Обмотала ручки удавкой, намертво соединяя их. Нет, не порвать им леску такого качества!

Задержалась у двери на секунду. А затем отошла и бросила горящую спичку из тех, что сами они припасали для огоньку…

…Уже в дороге оказалось, что взяла я чуть меньше сотни. Как смотрел на меня чудом пойманный таксишник, ни в сказке сказать, ни пером описать. Если бы не плащ, он, наверное, и не остановился бы.

Я молча плакала на заднем сиденье. И всю дорогу кляла себя за то, что подрезала леску ножом, чтобы ее можно было порвать — смертельно ненавидя этих людей, я не могла хладнокровно убить их. Они вроде как пленные…

• Предыдущая
• 9/23
• Следующая