Пропала собака - Серова Марина Сергеевна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/23
• Следующая

«Божеский вид» занял около двух часов — сначала натиралась странной мазью без запаха, потом ждала, когда высохнет выстиранный в процеженной и отстоявшейся воде спортивный костюм.

Таким образом, из дома вышла около восьми вечера, когда уже начинало темнеть. Этот процесс ускорился с моим приездом на Шестую Дачную.

Когда я слезла с «шестерки» на Десятой, солнце зашло.

Алые облака медленно падали в горизонт. Дул пронизывающий ветер, но я не обращала на холод никакого внимания.

Предстояла крупная разборка. Толстый сказал: «…ребята всегда там» или что-то в этом роде. Сколько ребят, уточнить я не решилась; предположительно трое-пятеро — ни больше, ни меньше, чтобы ухаживать за четырьмя бойцовскими собаками и прятать их от глаз случайных прохожих. Ребята наверняка не дубовые.

Поэтому я прихватила с собой несколько действенных «штучек» из своего арсенала.

Впереди были три дороги, одна из которых уводила прямо в лес, «являющийся областным заповедником и охраняющийся законом о…», а другая — к частным домикам справа от заворачивающей трамвайной линии.

Никаких, особых примет я здесь не узрела, а потому отправилась по третьей — асфальтированной, прямо между заповедными и нормальными деревьями и кустами.

Мимо пронеслись несколько машин разного вида, ни одной дорогой, подходящей Алексею Никитичу как вожаку городской псиномафии. Я шла медленно и упорно, проникаясь светом полуполной луны, вслушиваясь в потрескивание раскачиваемых ветром ветвей, шелест листьев, негромкие перещебетывания птиц.

Мимо жужжали комары, изредка тыкаясь в меня, не чувствуя во мне ничего человеческого и облетая стороной. Я мысленно прониклась уважением к Ване и его поставщикам — не знаю, как на собак, но на насекомых антиперспирант явно действовал.

Внезапно увидела тропинку слева, уводящую в глубь леса. Пошла по ней, прислушиваясь. Миновала груды старого мусора по обе стороны от тропинки.

Неожиданно послышались далекие неразличимые крики. Переждав несколько секунд, я двинулась вперед убыстренным шагом.

Так и есть — где-то впереди и слева кричали, судя по почвенной дрожи, там бежала ватага человек в десять.

Я помчалась вперед, ветки хлестали по лицу и подставленным рукам, под ногами хрустел раздавленный сушняк.

Топот и крики внезапно стихли. Черт!

Медленно прокралась вперед, вернувшись на тропинку, и через несколько десятков шагов свернула направо. Спустившись и перепрыгнув неширокий ручей, вышла на большое истоптанное поле, возможно, по выходным огораживаемое колючей проволокой для собачьих боев, а сейчас пустое.

Оно уходило направо, теряясь в смыкающихся кронах. Впереди возвышался крутой земляной склон, утыканный деревьями, налево уводила тропинка.

Поднявшись по ней, я оказалась на небольшом гребне… Ага, оказывается, здешняя тропинка делится на три малых, по одной из которых можно подняться на крутой склон сбоку… Вторая спускается к роднику в каменном ложе — там тихонько журчит вода. А третья ведет…

Третья вела к костру, укрытому предусмотрительными разводчиками за плотными рядами здешней растительности. И у костра, то есть метрах в ста от меня по прямой, велся негромкий, но, судя по интонации, весьма возбужденный разговор.

Я потратила минут двадцать и даже чуть-чуть вспотела, несмотря на антиперспирант, пока незаметно подобралась к говорившим настолько, чтобы различать то, что они говорят, даже четко не видя самих фигур и лиц.

— Нет, тут надо быстро и всем вместе, — говорил один, видимо, главный, — иначе они начнут трепыхаться, перебегать, а потом и вовсе в Новгород уйдут!

— Да, брать надо здесь, — низким и злым голосом отозвался другой, — пока они стенок не наставили. А в Новгороде хрен возьмешь, там стены крепкие!

— В общем, завтра выносим, — подытожил первый, — всем скопом, в пять утра, по-тихому.

— А что с заложниками делать, ну, с хазарскими? — раздался женский голос. Черт, никогда бы не подумала, что обладательница такого юного и чистого голоса способна на убийство!

— В рабство в Константинополь, куда ж их еще! — ответил четвертый голос, громкий, тоже какой-то мальчишеский. — Там сейчас что-то строят грандиозное, им рабы нужны. Пусть золотом платят.

Я побелела: иметь дело со столь обширной группировкой, ведающей, кроме собачьих развлечений, еще и работорговлей, — это не для меня.

Я еще не свихнулась…

Однако дослушать не мешает.

— Вот только Мастера! — задумчиво пробасил второй голос.

— Что Мастера? — спросила девушка.

— Узнают про яд, уши обрубят! Чипов-то нет!

— Ни хрена они не узнают: Леха спит — умаялся, бедный… Вика сидит где-то, не вылазит. Им сейчас не до нас.

— Ну да, — согласно поддакнул четвертый голос, — у них что-то готовится…

Я еще больше вспотела. Вот тебе и Алексей Никитич!

Что готовится под прикрытием собачьей выставки? Только бои? Или перевозка наркотиков, отмывание денег… Может, людские гладиаторские схватки?!

Вдруг сзади раздался треск и нарастающие крики — мимо меня, потрясая старинного вида оружием, промчались человек десять-пятнадцать в жестяных или стальных доспехах поверх одежды — среди них были и мальчишки лет тринадцати.

— Киевские напали! — заорали в лагере. — Сюда! — Послышались деревянный стук, треск, крики, проклятья, потом все стихло, и начались ожесточенные споры.

— Я с тебя вот этим самым мечом три хита снял, а ты после этого Теме врезал по спине! Все видели!

— Когда три?! Один всего! Остальные — швейная машинка, по правилам — не считаются!

— Иди ты…

— Сам иди!

Я уже совсем собралась бежать отсюда и вызывать обозы «Скорой психиатрической помощи», как вдруг сзади снова раздался треск и кто-то приставил к моей спине что-то твердое.

— Вставай! — раздался девичий голос. — С какой команды?!

Я медленно встала и повернулась. На ее голос сбежались еще несколько человек. Теперь я могла их как следует рассмотреть.

Все в смеси нормальной спортивной одежды с какими-то повязками, самодельными доспехами и кольчугами, залихватского вида, с деревянными мечами и короткими копьями, двое с кривыми луками. Большинство — подростки, есть несколько молодых людей. Все смотрят удивленно.

— Вы что здесь делаете? — выразительно спросила я.

— Играем, — хором ответили подростки.

— «Киевская Русь» у нас, — ответил светловолосый высокий парень в мятых шелковых штанах, с длинным мечом в руке. — Вы из города?

— Я тут ищу кое-кого. Увидела ваш костер, подошла, а тут такие разговоры…

Все расхохотались. Я улыбнулась.

— Значит, игра… А кто такие ваши Мастера?

— Мастера? — говоривший полный паренек замялся, переглянувшись с соседом. По голосу я узнала того, кто сетовал на отсутствие «чипов на яд». — Мастера — Лэнгвар, то есть Леха, и Вика. А что?

Я расхохоталась. Вот тебе и Алексей Никитич!

— Нет, не те, — посетовала я на удивленные взгляды ребят.

— Так вы толкинисты! — неожиданно я вспомнила книгу и ее поклонников.

Только теперь я поняла, что непонятные выражения этих ребят — всякие «чипы», «хиты», «Мастера» — атрибуты так запугавшей меня игры!

— Мы — толкинисты?!! — насмешливо разъярились они. — Толкинисты — там, в Святом Озере. Туда и шагайте.

— А вы не знаете, где здесь собачий вольер? — решила воспользоваться ситуацией я.

— Какая в три часа ночи собачья вольера? — недоуменно спросил низкоголосый молодой человек.

И хотя было далеко не три, а около одиннадцати, почти все снова засмеялись.

— Я вижу, у вас тут веселая жизнь, — кивнула я. — Ну, бывайте.

— Погодите, — сказала девушка, которая минуту назад упирала мне в спину деревянное копье с поролоновым наконечником. — Я знаю, тут неподалеку есть заброшенный пионерский лагерь. Там сторожа живут, с собаками. Может, вам туда?

— Может. Где это?

— Вон там, даже еще дальше, чем наш лагерь. Пойдете по тропинке наверх, там будет поляна с кабаком, не обращайте внимания. Дальше идите — вверх по тропинке. Через километр, наверное, будет наш лагерь. А еще дальше и налево — увидите тот лагерь… там дом двухэтажный, голубенький такой.

• Предыдущая
• 7/23
• Следующая