Последний шанс - Серова Марина Сергеевна - Страница 29

• Предыдущая
• 29/46
• Следующая

— Но тут вот на картинке… — Я протянула эскиз.

— Возмутительно, чем только занята ваша голова! Может, он делал маленький бронзовый вариант на конкурс.

Я хотела заметить, что ниже приводятся расчеты и размеры, явно не соответствующие моим понятиям о маленьких, но не успела. В гараж ворвалась разъяренная фурия. Иначе и не скажешь. Молодая женщина в сером брючном костюме, с развевающимися длинными волосами одной рукой тащила за собой мальчишку лет шести, а другой вращала перед собой сумочку.

— Попался! — орала она. — Вот ты где, развратник! Так я и знала, стоит на миг отвернуться, как ты тут же за прежнее. Нашел какую-то шалаву! Я тебя отучу жене изменять!

Бац! — женщина стукнула сумочкой бедного Диму.

Сумочка, конечно, не моих обычных габаритов, но зато с окованными металлом углами и железными замочками, попала ему прямиком в глаз. Дима взвыл, женщина демонически захохотала и повернулась ко мне, а я трусливо спряталась за ближайший гипсовый торс.

— Наташа, душа моя, — взмолился униженный и оскорбленный Дима, прижимая ладонь к больному глазу, — ты все не правильно поняла.

— О нет, я все правильно понимаю, не делай из меня ДУРУ! — И она предприняла попытку достать меня длинными холеными когтищами.

— Это частный детектив — Татьяна Иванова, помнишь, я хотел заняться собственным расследованием гибели дяди?

— Видела я таких детективов! У-у-у, ирод, ребенка бы пожалел! — Она пихнула вперед мальчишку. — То-то смотрю, милиции ни гу-гу про этот бордель, и сразу смекнула: для себя оставляешь. Права была, — она горько усмехнулась, — как, впрочем, всегда.

— Я и в самом деле детектив! — спасавшее меня гипсовое тело под зверскими ударами сумочки Диминой благоверной начало давать трещины.

Не знаю, что подействовало на Наташу, мой ли осипший голос, начисто лишенный очарования, Димины ли призывы, или то, что оставшийся без присмотра малец отыскал где-то молоток и начал самозабвенно тюкать им по обрезку чугунной трубы. Шум поднялся невообразимый. Прекрасная Натали, перекрикивая его, завопила:

— Арсений! Прекрати немедленно!

Однако потребовались усилия трех взрослых людей, чтобы оттащить пацаненка от полюбившегося ему музыкального инструмента. После чего мы минут десять все вместе успокаивали его, грозя дядей милиционером и обещая золотые горы и реки, полные фанты, отчего дитя бушевало еще сильнее.

— Невыносимый ребенок, — доверительно пожаловалась мне Наташа, прикладывая платок ко лбу. За время битвы с дитятей мы почти сдружились. — Весь в меня пошел. Вы уж простите, что я на вас так… Звоню в ресторан, где Дмитрий обычно обедает, а мне говорят — ушел с женщиной. Я туда, сюда. Нигде нет. Что я могла подумать? Арсений, перестань мазать тетин плащ краской!

Я взвилась, как ужаленная. Урон был невосполним. Плащ стал похож на те тряпки, что валялись вокруг, такой же грязный и непригодный к употреблению по назначению.

— Вы уж простите его, — добродушно улыбнулась Наташа, — он не со зла.

Арсений! Перестань реветь, тетя не сердится, так ведь? Возьми лучше у папы часики, поиграй. Ой, а что это у вас?

Оказалось, что я все еще нежно прижимаю к сердцу эскиз образцовского памятника. Наташа нахмурилась.

— А, этот! Представляете, заезжаю я сюда на прошлой неделе…

— Опять за мной шпионила, — прошипел Дима в спину.

— Хоть бы и так, — легко согласилась Наташа. — Дядю твоего тут разлюбезного застала. Пока мы с ним разговаривали, Арсений от башмака этого идола, — она потрясла эскизом, — кусочек отколол. Совсем крошечный, но какой твой дядя хай поднял! Сразу видно, что родственнички, — поддела она мужа.

— Злой дядька не заметил, я еще слово нацарапал! — радостно сообщил малыш. И назвал это слово.

Я закашлялась и покраснела, а родители хоть бы хны.

— Ай, — пожурил сыночка папаша, — разве можно такое на произведениях искусства писать? Они же денег стоят.

— Ничего, — огрызнулась Натали, — подумают, что автор свой автограф оставил. Твоему дяде такое прозвище очень бы подошло.

— Дмитрий Алексеевич, вы же говорили, что памятник гранитный. Разве гранит легко царапается? К тому же на площади памятник стоит вот уже полгода.

— Вы бы больше слушали мою жену, — отозвался Дима (Танечкой он меня больше не называл).

— Кого же ей еще слушать? Тебя, что ли? Гипсовый он был, и точка!

Дима пустился возражать, непоседливый Арсений тем временем нашел моток веревки и привязывал к себе глиняные руки, а я решила, что с меня хватит. Такое количество родственничков Кубасова может свести с ума кого угодно.

Я откланялась под предлогом необходимости переодеться, попросила Диму просмотреть повнимательнее счета дяди, дала телефон, чтобы он позвонил, если что обнаружит. На улице передо мной встала дилемма: снять плащ и мерзнуть или позориться, но побыть дома в тепле. Такси меня игнорировали. Пришлось мерзнуть.

Я запихала изуродованный плащ в мусорный бачок. Как же мне было жалко свой новенький, светленький, чудесненький, дорогой, тепленький плащик! Безвременную его кончину я буду оплакивать долго — пока Дима не компенсирует мне моральные и материальные издержки.

У дома я расплатилась с таксистом и загрустила: времени потрачено было много, а денег как нет, так и нет. Надо серьезнее браться за дела. Как говорится, не накликая беду. Не успела я дойти до подъезда, как дела сами взялись за меня — да так, что серьезнее некуда. Из недр стоявшей невдалеке машины вынырнуло несколько крепких ребят, среди которых я сразу же узнала гриб-коватого мозгляка. Мне не потребовалось применять дедуктивный метод, чтобы прийти к выводу: парняги приехали явно не извиняться за свое прежнее бесцеремонное обращение с моей персоной. Отступать было некуда, сбежать не успевала, окружили уже, драться ни сил, ни желания, ни возможностей, а сдаваться без со-. противления — не в моих правилах. Поэтому я полезла в сумку и достала подарочек одного приятеля-шутника — зажигалку в виде «лимонки». От настоящей отличается только наличием пламени при надавливании и упорным нежеланием взрываться. Я вынула чеку, положила, чтобы не потерять, в карман и застыла в позе раздумья.

• Предыдущая
• 29/46
• Следующая