Самый жестокий месяц - Пенни Луиз - Страница 19

• Предыдущая
• 19/86
• Следующая

Пустота. Жан Ги Бовуар чувствовал себя опустошенным. И вдруг он понял, что если останется здесь еще ненадолго, то внутри у него вместо органов образуется гулкая бездна.

Сгорая от желания уйти отсюда, он посмотрел на агента Лакост – не испытывает ли она того же. На его вкус, она слишком много знала обо всем этом дурацком колдовстве. Он снова и снова запечатывал дверь, бормоча себе под нос «Аве Мария», потом отошел в сторону, чтобы посмотреть на плоды своих трудов.

Если бы Бовуар знал, как художник Христо упаковал Рейхстаг[30], он, вероятно, увидел бы некоторое сходство. Дверь была целиком и полностью покрыта желтой полицейской лентой.

Перепрыгивая через две ступеньки, он пронесся по лестнице и вышел на свет божий. После пребывания в этом склепе мир казался гораздо ярче, воздух – гораздо свежее. Даже рев воды в Белла-Белле действовал успокоительно. Он был естественным.

– Хорошо, что вы еще здесь.

Бовуар повернулся и увидел, что к нему направляется агент Робер Лемье с улыбкой на молодом энергичном лице. Лемье недавно появился в их команде, но уже стал любимчиком Бовуара, который любил молодых агентов, если те уважительно относились к нему.

И все же Бовуар был удивлен:

– Тебя вызвал старший инспектор?

Он знал, что Гамаш не намерен привлекать к расследованию большие силы, пока не будет уверен, что это убийство.

– Нет, просто мой приятель – он работает в местной полиции – сообщил мне об этом деле. А я заехал в гости к родителям в Сент-Катрин-де-Ове, вот и решил заглянуть сюда.

Бовуар взглянул на часы. Уже час дня. Теперь, выйдя из этого треклятого дома, Бовуар спросил себя, не было ли то чувство пустоты, которое он испытывал, обычным голодом. Да, вероятно.

– Идем со мной. Шеф в бистро. Наверное, доедает последний круассан.

Это, конечно, была шутка, но Бовуар вдруг подумал с беспокойством: а что, если так оно и есть? Он поспешил к машине, и они вдвоем проехали около сотни ярдов до Трех Сосен.

Арман Гамаш сидел перед камином, попивая чинзано и прислушиваясь к окружающим. Даже в конце апреля теплый огонь был в радость. Оливье приветствовал старшего инспектора объятиями и лакричной трубочкой.

– Merci, patron[31], – сказал Гамаш, тоже обнимая его за плечи и принимая в дар трубочку.

– Это так ужасно, что невозможно поверить, – сказал Оливье, элегантно одетый в вельветовые брюки и свободный кашемировый свитер.

Ни один его светлый волос не выбился из прически; нигде ни складки или пятнышка, которые могли бы испортить его вид. Его партнер, наоборот, забыл вставить зубные протезы и был небрит. Когда Гамаш и Габри обнялись, густая черная щетина оцарапала щеку старшего инспектора.

Питер, Клара и Гамаш последовали за Габри к выцветшему дивану у камина, а Оливье отправился за выпивкой для них. После того как все устроились на своих местах, к ним присоединилась Мирна:

– Рада вас видеть.

Она уселась в ближайшем кресле с подголовником.

Гамаш с симпатией взглянул на эту крупную чернокожую женщину. Она владела его любимым книжным магазином.

– Почему вы здесь? – спросила она, пытаясь смягчить резкость вопроса взглядом своих умных и добрых глаз.

Гамаш ощутил себя почтальоном времен войны, передвигающимся на раздолбанном велосипеде по разбитым дорогам. Вестником, приносящим убийственные новости. Вестником, которого всегда встречают с подозрением.

– Конечно же, он считает, что ее убили, – сказал Габри.

Без зубных протезов это прозвучало так, будто Гамаш «читает».

– Убили? – переспросила со смешком Мирна. – Это было ужасно, даже агрессивно, но убийство тут ни при чем.

– В какой степени агрессивно?

– Я думаю, мы все почувствовали враждебность, – сказала Клара.

Остальные кивнули.

Как раз в этот момент Бовуар и Лемье, разговаривавшие между собой, открыли дверь бистро. Гамаш привлек их внимание, подняв руку. Они замолчали и направились к собравшимся у камина.

Солнце проникало через освинцованные стекла окон. Слышался говорок других посетителей. Все были подавлены.

– Расскажите мне, что случилось, – тихо попросил Гамаш.

– Экстрасенс разбросала соль и зажгла свечи, – начала Мирна. Глаза ее были открыты, она словно вновь видела происходящее. – Мы сидели кружком.

– Держась за руки, – вспомнил Габри.

Он дышал быстро и поверхностно, и вид у него был такой, будто от одного этого воспоминания он сейчас упадет в обморок. Гамашу показалось даже, что он слышит сердцебиение Габри.

– Я никогда не чувствовала такого страха, – сказала Клара. – Даже ведя машину по шоссе во время снежной бури.

Присутствующие закивали. Все они испытывали поразительную уверенность, что именно так и закончат свою жизнь: в жуткой автокатастрофе, потеряв управление машиной, невидимые в густом, хаотичном снегопаде.

– Но в этом-то все и дело, – заметил Питер, присаживаясь на подлокотник кресла Клары. – Вас хотели напугать до смерти.

«Неужели он прав?» – спросила себя Клара.

– Мы пришли туда, чтобы очистить дом от злобных призраков, – сказала Мирна, но при свете дня это утверждение казалось нелепым.

– И может быть, чтобы немного испугаться, – признал Габри. – Это правда, – добавил он, видя их лица.

И Кларе пришлось согласиться, что это правда. Неужели они были настолько глупы? Неужели их жизнь была настолько похожа на сон, настолько скучна, что они чувствовали потребность искать и создавать опасность? Нет, не создавать. Опасность всегда была там, а они принялись заигрывать с ней, и она им ответила.

– Жанна, та, которая экстрасенс, – пояснила Мирна для Гамаша, – сказала, будто слышит приближение чего-то. Мы замерли на несколько мгновений, и знаете, я вроде бы тоже что-то услышала.

– И я, – подхватил Габри. – Возле кровати. Кто-то переворачивался на кровати.

– Нет, звук доносился из коридора, – сказала Клара, отрывая глаза от огня и обводя присутствующих взглядом.

Это зрелище напомнило ей вчерашний вечер: лица освещены пламенем, глаза расширены, тела напряжены, словно в любое мгновение готовы пуститься в бегство. Она как бы снова очутилась в той страшной комнате. Запах весенних цветов, словно в морге, эти шаги у нее за спиной…

– Шаги. Мы слышали шаги. Вспомните: Жанна сказала, что они приближаются. Смерть приближалась.

У Бовуара сжалось сердце и онемели руки. Он вдруг подумал, будет ли Лемье возражать, если он возьмет его за руку, но потом решил, что лучше умрет, чем сделает это.

– «Они приближаются», да-да, так она и сказала, – согласилась Мирна. – И что-то еще.

– С крыши и еще откуда-то, – сказал Габри, пытаясь припомнить.

– С чердака, – поправила Мирна.

– И из подвала, – добавила Клара, глядя на Армана Гамаша.

Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Кошмар подвала в старом доме Хадли до сих пор преследовал его.

– И вот тут-то все и случилось, – кивнул Габри.

– Не совсем, – возразила Клара. – Она сказала кое-что еще.

– «Они вокруг нас, – тихо произнесла Мирна. – Явись! Немедленно!»

Она хлопнула в ладоши – и сердце у Бовуара чуть не разорвалось.

– А потом она умерла, – сказал Габри.

Оливье подошел сзади и положил руки ему на плечи. Габри вскрикнул:

– Tabernacle![32] Ты хочешь меня убить?

Колдовство рассеялось. В комнате снова посветлело, и Гамаш увидел громадный поднос с сэндвичами, появившийся на кофейном столике.

– А что случилось после? – спросил Гамаш, выбрав сэндвич с расплавленным козьим сыром и рукколой на теплом французском батоне.

– Месье Беливо отнес ее вниз, а Жиль побежал за своей машиной, – ответила Мирна, угощаясь сэндвичем с жареной курицей и манго на круассане.

• Предыдущая
• 19/86
• Следующая