Гении места или Занимательная география (СИ) - Волкова Дарья - Страница 41

• Предыдущая
• 41/76
• Следующая

Их развело далеко, очень далеко. Мало того, что на разные края континента, так еще и в места дикие, дремучие. Впрочем, этому ли удивляться? Ведь не Альфаиры они. Он – Рокс, она – Водзар. Но все затмевало то, что натальную карту им дали на троих детей. Как она была рада. Рада и горда.

Рождение третьего сына ее подкосило. В тот момент, когда, после всех ее мучений, акушерка Елена Ивановна Атчытагын, обтерев младенца, издавшего вполне себе громкий крик, довольно сказала ей:

- Богатыр, Варвара-нны. Красавец.

А она зарыдала. Богатыр. Три ребенка. Три! И ни одной дочки. Даже на руки брать сына не хотела. Потом оттаяла, конечно, сердце материнское не обманешь. Но когда отдавала сына мужу – ни слезинки не пролила. А потом еще на два года – в тоску черную, махровую. А в озере стала болеть и умирать рыба, обмелели и сверх обычного заилились берега. Тогда ее все та же Елена Ивановна встряхнула.

- Нельзя так, Сууг-нияси. Рыба мрет, вода плохая. Люди скоро помирать начнут. Плохо, сильно плохо.

Пришлось карабкаться из зыбкого морока тоски. Пришлось. Ведь она же Хозяйка воды. Но как же тяжко одной-то... Три ребенка. Три сына. Три богатыра.

Надеялась, что старшие... Альфаиры... Чем Квинтум не шутит? А вдруг окажутся рядом с ней?.. И тут ее судьба обделила, обидела. Мальчишки выросли, прошли инициацию и остались там – далеко, за Уралом, рядом с отцом. Ну, для нее, живущей на крайнем востоке континента это казалось рядом. Рядом с отцом, далеко от нее.

Асхату уже восемь. Она не видела его ни разу с тех пор. Помнит годовалым. Вспоминает последний разговор с мужем – выспрашивала Петра, какой теперь Асхат.

- На тебя похож?

- Нет. Ни один сын на меня не похож. Что Тагир, что Фарид... Фарид вообще на тебя стал похож ужасно. Патлы отрастил – так вообще вылитая ты.

Варвара улыбается. Ну, хоть похожи на нее сыновья. Хоть какая-то радость.

- Значит, на меня похож Асхат?

- Нет, на тебя тоже не похож. Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца.

- Петр!

- Да знаю я... Шутка это была, шутка. Я же понимаю, что...В общем, волосы темные, но светлее твоих. Ямочка на подбородке.

- Ямочка?!

- Угу. Не пойми, откуда.

Она Водзар второго уровня. Она сидела на этом месте больше десяти лет! И теперь она поедет к своим сыновьям. К своим мальчикам – Тагиру, Фариду... Но сначала – к Асхату. Чтобы обнять крепко-крепко. И поцеловать в маленькую ямочку на подбородке.

Творить димфэйя было легко. Правда, она никогда не работала с таким массивом энергии. Но ей нужно было много – чтобы хватило надолго. Путь ей предстоит долгий... Квинтум не рекомендовал Хранителю покидать Обитель более чем на месяц. Но тут уж извините – как получится. Пока всех своих сыновей не проведает – домой не вернется.

Варвара скептически оглядела творение рук своих. Вышло что-то странное. Конечно, Водзары, как никто, умеют работать с энергией, но все равно – странно. Впрочем, главное – у нее получилось. Только вот, похоже, отдала слишком много... От этого же кружится голова и двоится в глазах? От этого шум в ушах? От чего же еще?

Женщина покачнулась. А потом картинно, успев напоследок еще всплеснуть руками, мягко упала на пол. Совершенно по-настоящему лишившись при этом сознания. И еще чего-то, возможно. Серебристое облако, занимавшее объемом около трети комнаты, нервно запульсировало, словно от боли, а потом начало сжиматься. В итоге получился яркий серебряного цвета шар – размером с надувной пляжный мяч. Описав плавную дугу, шар без труда просочился сквозь потолок и затаился на чердаке дома сууг-нияси.

После. Асхат и Петр.

Белоснежный пес, недвижно лежавший на кровати рядом с мужским телом, резко повернул голову на звук хлопнувшей двери. Вошедший мальчик с грохотом вывалил дрова возле печи, скинул с головы капюшон малицы.

- Ох и ветрище там, Пашка. Я упал даже, два раза. Дрова рассыпал, собирал потом. Потому и долго так.

Пес ответил негромким поскуливанием.

- Ты чего? Лежи, папу грей!

Самоед заскулил чуть громче.

- Тебе на улицу надо? Ладно, беги, – Асхат подошел к двери, приоткрыл. – Только быстро! И осторожнее там – правда, сильный ветер. Когда уже... – закрывая за выскочившей собакой дверь, – весна?..

Вздохнул – тоскливо, совсем не по-детски. Подошел к отцу, лежащему недвижно. И так уже две недели. Как упал тогда – навзничь, вставая из-за стола, так и не приходил в себя. Еле-еле смог затащить отца на низкую кровать. Асхат все боялся, что однажды проснется – а папа умер. Впрочем, отец и так немногим отличался от мертвого. Сердце иногда и вовсе не слышно было. Верил Асхат только в одно – что Пашка почует, если с отцом совсем непоправимое случится. Если папа уйдет. Насовсем.

Мальчик всхлипнул. Нельзя плакать – так отец учил. Иногда он злился на отца – за то, что тот так говорил. Как – нельзя плакать? Когда мама снится – каждую ночь. И во сне она гладит его по голове, смотрит на него своими большими, темными, ласковыми глазами. И говорит что-то – но он ее никогда не слышит. И просыпается после этого всегда в слезах. А отец хмурится, но чаще молчит. Но Асхат знает – отец его осуждает за эти слезы. Ничего, он вырастет – и станет таким же сильным, как братья – Фарид и Тагир. Как отец. И плакать больше не будет. Но как же хочется увидеть маму!

Он раньше думал, что мама оставила его, потому что он плохой. До сих помнит лицо отца, когда признался ему в этих мыслях. И как отец тогда обнял его – крепко-крепко. А потом рассказывал долго, да только Асхат почти ничего не понял из рассказа отца. Кроме того, что мама его любит. Только не может быть рядом. Потому что она – кифэй, и очень далеко отсюда. А папа – кифэй, только тут, на острове. И они не могут быть вместе. И братья тоже далеко. А он тут один, только Пашка рядом.

В дверь заскреблись, вот и Пашка. Впустил пса, тот быстро забежал в помещение и сразу к печке – шерсть обсушить. Асхат был уверен: в том, что папа еще жив, заслуга целиком и полностью Пашки. Самоед встряхнул пушистой шерстью и запрыгнул на кровать. Немного потоптался, тщательно вылизал лицо и руки лежащего мужчины, утроился под боком и замер. Иногда Асхату казалось, за эти долгие две недели, что это он сам виноват в случившейся беде. Ведь он на отца злился – за то, что тот не разрешал ему плакать по маме. А теперь – ни папы, ни мамы. Один, совсем один. Только Пашка у него остался...

Асхат сел за стол, аккуратно сложил руки перед собой. Он знал, что можно поговорить с родными так... из головы. Папа рассказывал. Но его не учил – говорил, рано. Но сейчас... сейчас у Асхата не было выбора. Он должен как-то позвать... маму, Тагира, Фарида. Иначе отец умрет! Только вот мальчик совершенно не знал, как это делать. И с чего начать. Пробовал каждый день – все без толку. Его попытки выйти на связь напоминали старания птенца пробить скорлупу и выбраться на свет Божий. Он толкался, бился. Но ничего не получалось.

Асхат еще раз посмотрел на свои руки, потом протянул левую, взял из стоящей на столе плетеной корзины конфету. Их осталось совсем мало. Темно-синий фантик с серебристыми звездочками. Может быть, звезды принесут ему удачу? Он аккуратно развернул конфету, сунул ее за щеку. Фантик тщательно разгладил, уперся взглядом в россыпь блестящих звезд. Мама... Тагир... Фарид... пожалуйста... кто-нибудь...

После. Михаил, Мо, Мика, Лина, Фарид, Тагир, Алия и София.

– И все-таки, – произносит Михаил после того, как стихла вторая “обнимательная” волна, – я не понимаю. Ладно, пусть излучение. Почему я ничего не почувствовал? Ты сам, Мо? Ты что-то успел почувствовать? А ты, Фарид? Почему зацепило Тагира, а Фарида – нет? Почему Алия и Соня попали под удар, а Мика и Лина – нет? Я не понимаю...

Мо вздыхает.

- Отличные вопросы, Миш. Я и сам... как в тумане. Давайте постепенно, хорошо? Мне, правда, многое нужно сказать. Но многого я и сам не понимаю.

- Мо, может быть, ты нам откроешься? Чтобы все рассказать и ничего не упустить?

• Предыдущая
• 41/76
• Следующая