Набат - Шевцов Иван Михайлович - Страница 10
- Предыдущая
- 10/42
- Следующая
Гурьян не страшился врагов, но всегда боялся предателей. Ему хотелось знать, как ведут себя на допросе другие - Кудрявцев, Софонов и Куницкий, если они арестованы, а также Ядзя и Качмарек. Впрочем, последние ничего особенного об их группе не знают. Было страшно обидно, что "влипли" сразу же, едва сделав первые шаги. Он считал себя в чем-то виноватым перед "Центром", перед Бойченковым, который болезненно будет переживать их провал. "Ну что ж, Дмитрий Иванович, ты отлично понимаешь, что и в нашем деле бывают не только победы, но и поражения, а мы знали, на что шли", - размышлял Алексей.
А в это время уже не в камере пыток, а в просторном светлом кабинете, залитом солнцем, Куницкого допрашивал сотрудник абвера гауптман Штейнман. Допрашивал с пристрастием, оставляя на лице и теле следы кровавых подтеков и синяков. Куницкий опять просил расстрелять его. Но Штейнман с изысканной любезностью отвечал:
- Зачем так спешить на тот свет, пан Куницкий? Вы молоды, вы будете долго жить. Вы умный человек, а потому я уговорил оберфюрера сохранить вам жизнь. Вы мне нужны, пан Куницкий, лично мне. И абверу. Вы знаете, что такое абвер? - Куницкий кивнул. Какой-то неожиданный и светлый луч надежды пронзил его сознание и вспыхнул во взгляде. - Вы будете с нами сотрудничать. Вы меня поняли? Надеюсь, вы согласны? В обмен я вам обещаю жизнь. Полагаю, что цена для вас сходная. Остальное будет зависеть от вас. Мы умеем ценить добросовестных и толковых работников.
Штейнман - молодой, подтянутый, невысокого роста подвижный армейский капитан с манерами аристократа - с холодной любезностью улыбнулся и подал Куницкому чистый лист бумаги, затем листок, отпечатанный на машинке, - образец добровольного согласия сотрудничать с немецкой разведкой, - приказал собственноручно переписать его и расписаться.
Куницкий молча, без вопросов сделал все, что от него требовали.
- Поставьте число: четвертое августа тысяча девятьсот сорок третьего года, - подсказал гауптман. - Вот так, очень хорошо. Теперь вам предстоит пройти небольшую проверку на верность фюреру. Процедура не очень приятная, но обязательная. Мы должны окончательно убедиться в вашей преданности великой Германии.
Куницкий согласен на все: главное, что страхи остались позади, - он купил себе жизнь. Какой ценой - это уже неважно. Важно лишь то, что его больше не будут пытать, что он будет жить, ходить по земле, пить, есть, возможно, развлекаться, А если подвернется удобный случай - он убежит: от оберфюрера, от гауптмана, от всех этих ненавистных ему фашистов, убежит на этот раз уже не на восток, а на запад, куда убежал его дядя. Он поменяет фамилию и начнет новую жизнь. Главное - жизнь. И тогда он наплюет на листок бумаги, который только что подписал.
Но вздох облегчения оказался преждевременным: он не ожидал, что испытание на верность фюреру будет равносильно прохождению через круг ада, - нравственного ада.
Его вывели во двор тюрьмы - квадратный каменный мешок - и дали пистолет. Ему сказали, что он должен расстрелять четырех преступников, восставших против нового порядка. Обреченные на смерть жертвы - трое мужчин и одна женщина - стояли у глухой стены, раздетые до нижнего белья. У противоположной стены с автоматами на изготовку стояли эсэсовцы. Но стрелять должен был Куницкий, с расстояния десяти шагов, - место, откуда он должен стрелять, помечено на асфальте кругом. Ему вручили заряженный пистолет и приказали идти вперед не оглядываясь, остановиться в круге и стрелять. Если же он попытается обернуться или выстрелить, то немедленно получит пулю в спину. А он не хотел умирать, - в кабинете капитана Штейнмана он дал подписку на жизнь.
От шеренги эсэсовцев до рокового круга он шел неторопливо, выставив вперед дуло пистолета и не поворачивая головы. В круге остановился и начал медлительно целиться в худую, впалую грудь давно не бритого черноволосого соотечественника, стоящего на правом фланге рядом с женщиной, довольно молодой брюнеткой с растрепанными волосами. Женщина крикнула:
- Стреляй же. Иуда!
Он нажал на спуск. И вздрогнул. Его напугал звук, точно он не ожидал выстрела. Черноволосый человек схватился обеими руками за грудь и опустился на колени. Из открытого окошка тюрьмы щелкнул фотоаппарат. Куницкий начал целиться в женщину. Снова щелкнул фотоаппарат. Куницкий целился в сердце: пусть будет легкая смерть. Подумал: "Прости меня, не Иуда я, нет, не Иуда. Разве не видишь? Меня заставили". Как бы в ответ на его мысли женщина безумно хохотала: вероятно, она лишилась рассудка, и Куницкий нажал на спуск. Но выстрела не последовало. Он снова нажал, и опять то же самое: пистолет был заряжен одним патроном.
Уже потом, когда Штейнман показал ему фотографии, на которых Куницкий увидел упавшего на колени с простреленной грудью мужчину и себя, целящегося в женщину, у него потемнело в глазах и его затошнило, голова закружилась, и четко пронеслась мысль: "Какой же я подлец. Подлец, подлец, тысячу раз подлец". А гауптман, рассматривая любовно фотографии, говорил весьма довольным тоном:
- Поздравляю, отличная работа. Это мы покажем фюреру.
"Издевается", - подумал Куницкий и криво усмехнулся. Штейнман поймал и разгадал смысл его ухмылки, прибавил необходимое уточнение:
- Да, да, покажем эти фотографии обергруппенфюреру. А теперь, Куницкий, слушайте меня внимательно. Сегодня ночью мы посадим вас и всех ваших коллег в закрытую машину и повезем в замок графа Кочубинского, куда вы так стремились попасть. В пути на вашу машину нападут бандиты, именующие себя Армией Крайовой. Разумеется, это будут наши люди. Вы, лично вы, Куницкий, должны воспользоваться суматохой и бежать. Вместе с фрау Ядвигой. Только вместе с ней, иначе вам не поверят. Бегите в лес, а там она вас проводит в отряд Яна Русского. Мы вас преследовать не будем. Мы дадим счастливую возможность вам и Борецкой спастись. Остальные ваши бывшие коллеги будут убиты. В живых из них никто не останется. Об этом происшествии мы объявим в печати и будем вас разыскивать. Разумеется, условно. Ядвига Борецкая знает о вас то, что вам случайно удалось бежать. Вас, конечно, отправят в Москву. Возможно, сделают вас героем. По крайней мере, орден вам обеспечен. Ну, а мы вас побеспокоим в случае необходимости. Когда сочтем нужным. Первая встреча может состояться не раньше семнадцатого января девятьсот сорок четвертого года. Надеюсь, к этому времени вы уже будете в Москве. Постарайтесь остаться работать в органах государственной безопасности. Вы можете там сделать неплохую карьеру.
- Но это от меня не зависит, - сказал Куницкий. - Меня могут послать и на учебу, и на другую работу.
- Возможно. Но где бы вы ни были, вы остаетесь нашим агентом и будете выполнять наши задания. Итак, начиная с января, каждый месяц семнадцатого числа, ровно в восемь часов вечера вы в течение пяти минут находитесь на лестнице Центрального телеграфа на улице Горького. В руках держите книгу, тетрадь либо сверток синего цвета. К вам подойдет наш сотрудник, указания которого для вас обязательны. Он спросит: "Вы ждете товарища Петрова?" Ответ: "Нет, я жду Павлова". Он: "Павлов не придет. Он в командировке". Запомните пароль.
Днем Штейнман выехал с Куницким в сторону замка Кочубинского и показал место, где на них нападут "партизаны". Куницкий должен запомнить, куда лучше бежать, - разумеется, в сторону, где базировался отряд Яна Русского. Главное - прежде всего углубиться в лес хотя бы метров на пятнадцать. А там Ядзя поведет, найдет стежку-дорожку.
Все шло по заранее составленному сценарию. В полночь их вывели из одиночек, и они впервые увидели друг друга после того злосчастного дня, когда их схватили. Не было только Кудрявцева.
- Где Аркадий? Что с ним? - спросил Гурьян, испытующе и тревожно глядя то на Куницкого, то на Софонова. Куницкий недоуменно пожал плечами, давая понять, что сам хотел бы слышать ответ на подобный вопрос. Он, конечно, знал еще со слов Шлегеля, что снайпер умер от ран в подвале костела. Но у него уже была заготовлена на этот счет "легенда": во время стычки с эсэсовцами они с Кудрявцевым разошлись в разные стороны, и больше Куницкий его не видел.
- Предыдущая
- 10/42
- Следующая