Ночи нет конца. Остров Медвежий - Маклин Алистер - Страница 79

• Предыдущая
• 79/113
• Следующая

— Что именно? — Смит сразу вырос в моих глазах. Штурман убежден, что готовится очередное преступление, но почему? Может быть, он догадался, кто может баловаться аконитином, хотя и не знал, что это аконитин; ломал голову, где злоумышленник достал его и где хранит, где научился так незаметно подмешивать яд в пищу? И не только кто отравитель, но и почему действует таким именно образом? А также чем объяснить выбор его жертв? Возможно, Смит строил свои догадки, заметив мое странное поведение?

— Многое. И не только то, что произошло совсем недавно. В свете последних событий странными кажутся и другие факты. Например, почему для экспедиции выбраны капитан Имри и мистер Стокс, а не два молодых толковых офицера — яхтенный капитан и механик, которые в это время года как правило не имеют работы? Да потому, что оба стары и сутками не просыхают. Не видят, что вокруг происходит, а если и видят, то не придают значения.

Я не стал ставить на стол стакан, пристально смотреть на Смита или каким–то иным образом показывать, что слушаю его с неослабевающим интересом. Но на самом деле я его слушал. Подобная мысль мне даже в голову не приходила.

— Вчера вечером я заявил, что присутствие мистера Джеррана и всей его компании в это время года в здешних широтах весьма странно. Теперь я этого не думаю. Я полагаю, за всем этим скрыта определенная причина, объяснить которую может ваш друг Отто, хотя вряд ли это сделает.

— Он мне вовсе не друг, — возразил я.

— И вот это. — Смит вытащил экземпляр проспекта. — Этот бред, который сует всем старый хитрован Гуэн. Получили?

— Гуэн — хитрован?

— Вероломный, продажный, корыстолюбивый хитрован. Я сказал бы это о нем даже в том случае, если бы он не был профессиональным бухгалтером.

— Его тоже не следует причислять к моим друзьям, — заметил я.

— И вся эта таинственность, якобы ради сохранения в тайне замысла сценария, будь он неладен. Ставлю сто против одного, что под этим скрывается кое–что поважнее сценария. И еще сотню, что в банковском сейфе сценария нет, потому что никакого сценария вообще не существует. Потом, эти съемки на острове Медвежий. Вы читали? Даже не смешно. Какие–то разрозненные эпизоды: пещера, таинственные моторные лодки, субмарины, кадры с изображением альпинистов, карабкающихся по утесам и падающих в море, смерть героя в снегах Арктики. Все это на уровне пятилетнего ребенка.

— Вы очень недоверчивы, Смит, — сказал я.

— Разве я не прав? И эта молодая польская актриса, блондинка…

— Мэри Стюарт — латышка. Что имеете против нее?

— Странная особа. Заносчивая и нелюдимая. Но едва кто–то заболевает на мостике ли, в каюте Отто или в каюте паренька по прозвищу Герцог, она тут как тут.

— У нее натура доброй самаритянки. Разве вы стали бы мозолить всем глаза, если в решили не привлекать к себе внимания?

— Возможно, это лучший способ добиться желаемого результата. А если я не прав, то какого черта прятаться с Хейсманом на кормовой палубе?

Лучше иметь Смита в числе друзей, чем в числе врагов, подумал я.

— Может быть, любовное свидание?

— С кем? С Хейсманом?

— Вы же не девушка, Смит.

— Нет, — усмехнулся он, — но я их хорошо изучил. Почему все члены совета директоров так лебезят перед Отто и поливают его грязью за глаза? Почему в состав правления входит мастер по свету? Почему…

— А как вы догадались?

— Вот оно что. Выходит, вы тоже поняли, что дело нечисто. Капитан Имри показал мне гарантийное письмо, которое вы подписали вместе с членами правления. Среди прочих была и подпись Графа. Почему же член правления, этот самый Дивайн, который, по общему мнению, отлично знает свое дело, так боится Джеррана, в то время как Лонни, этот пьяный бездельник, который безнаказанно ворует у Отто спиртное, и в грош его не ставит?

— Скажите, Смит, много ли времени вы уделяете своим штурманским обязанностям? — поинтересовался я.

— Трудно сказать. Примерно столько же, сколько вы своим докторским.

Я не сказал «очко в вашу пользу» или что–то вроде. Лишь позволил штурману налить в мой стакан неотравленного виски. Глядя в окно, я подумал, что перечень вопросов можно продолжить. Почему Мэри секретничает с Хейсманом, которому еще накануне, судя по его внешнему виду, было не до козней, хотя не исключено, что Хейсман — один из тех, кто так дешево ценит человеческую жизнь, или их сообщник. Почему Отто, сам жертва отравления, так бурно отреагировал на смерть Антонио? Так ли уж безобидны были намерения Сесила, забравшегося в кладовку? Да и намерения Сэнди? Кто читал статью об аконите? Кто выбросил объедки из камбуза? Кто побывал ночью у меня в каюте и шарил в моем чемодане? Зачем ему это понадобилось? Уж не тот ли это мерзавец, который подменил виски, сбил меня с ног и был повинен в смерти Холлидея? Сколько их? И если Холлидей погиб случайно, в чем я был уверен, то зачем он приходил в кают–компанию?

Голова моя была до предела напичкана всякими «если» и «почему».

— Так вы признаете, что дело тут нечисто? — спросил Смит.

— Разумеется.

— И рассказали мне лишь о том, что вам уже конкретно известно, а не о том, что вы думаете?

— Разумеется.

— Вы разрушаете иллюзии, — сказал Смит. — О врачах я был иного мнения. — Засунув руку в капюшон моей канадки, он потянул вниз шарф и уставился на огромный рубец, покрытый коркой запекшейся крови. — Господи! Что это с вами?

— Упал.

— Такие, как вы, не падают. Их роняют. И где же вы упали? — спросил он, выделяя последнее слово.

— На верхней палубе. Ударился о комингс двери кают–компании, — ответил я.

— Неужели? Криминалисты определили бы это как удар твердым предметом. Очень твердым предметом шириной с полдюйма и с острым краем. Ширина комингса три дюйма, и он обит пористой резиной. Такие комингсы у всех наружных дверей на судне. Или вы не заметили? Так же, как не заметили и исчезновения Джона Холлидея?

— Откуда вам об этом известно? — изумленно спросил я штурмана.

— Так вы не отрицаете факта?

— Я ничего не могу сказать. Но как вы узнали?

— Я спустился вниз, чтобы увидеть завреквизитом, типа по имени Сэнди. Мне стало известно, что он болен…

— А почему, вы пошли?

— Если это имеет значение, объясню. Он не из тех, кого обычно балуют вниманием. Остаться больному наедине с самим собой — удовольствие небольшое.

Я кивнул, поняв, что иначе Смит не мог поступить. Штурман продолжал:

— Я спросил у него, где Холлидей, поскольку не видел его за столом. Сэнди ответил: тот пошел завтракать. Я промолчал, но, заподозрив неладное, отправился в салон. Там его тоже не оказалось. Подозрения мои усилились, я дважды обшарил судно с носа до кормы. Заглянул во все уголки. Холлидея нет на судне, можете мне поверить.

— Вы доложили капитану?

— За кого вы меня принимаете? Конечно не доложил.

— По какой причине?

— По такой же, что и вы. Насколько я знаю капитана Имри, он бы заявил, что в соглашении, которое вы подписали, на этот счет ничего не говорится, и тотчас повернул бы «Морнинг роуз» курсом на Гаммерфест. — Смит в упор взглянул на меня. — Очень хочется узнать, что произойдет, когда доберемся до Медвежьего.

— Возможно, произойдет кое–что любопытное.

— Вас ничем не прошибешь. Что бы такое сообщить доктору Марлоу, чтобы вызвать хоть какую–то реакцию? Попробую это сделать. Помните, утром я сказал, что в случае необходимости мы сумеем связаться по радио почти с любой точкой, расположенной в северном полушарии?

— Помню.

— Так вот теперь мы можем звать на помощь хоть до посинения. С помощью нашего передатчика невозможно установить связь даже с камбузом. — Помрачнев, Смит извлек из кармана отвертку и повернулся к приемопередатчику, укрепленному на переборке.

— Вы всегда носите с собой отвертку? — спросил я невпопад.

— Лишь когда вызываю Тунгейм и не получаю ответа. А ведь это не просто радиостанция на севере острова Медвежий, а официально зарегистрированная база норвежского правительства. — Смит принялся отвинчивать лицевую панель.

• Предыдущая
• 79/113
• Следующая