Ночи нет конца. Остров Медвежий - Маклин Алистер - Страница 22
- Предыдущая
- 22/113
- Следующая
Вряд ли она услышала хотя бы одно слово из сказанных мною. Может быть, ее успокоил их тон, каким они были сказаны. Не знаю. Вздрогнув всем телом, она с усилием повернула голову в сторону кабины пилотов.
— Убийство! — едва слышно прошептала она. Внезапно шепот перешел в крик. — Он убит! Кто… кто его убил?
— Успокойтесь, мисс Росс. — Господи, какие глупости я говорю. — Не знаю. Единственное, что мне известно, — это то, что вы ни при чем.
— Нет, — мотнула она головой. — Не верю, не могу поверить. Капитан Джонсон. Зачем кому–то понадобилось убивать его? Ведь у него не было врагов, доктор Мейсон!
— Возможно, у полковника Гаррисона тоже не было врагов, — кивнул я в сторону хвостовой части самолета. — Но его тоже убили.
Широко раскрытыми глазами стюардесса в ужасе посмотрела назад. Она беззвучно шевелила губами.
— Его убили, — повторил я. — Как и командира. Как и помощника командира самолета. Как и бортинженера.
— Кто же? — прошептала она. — Кто?
— Они. Знаю только одно — не вы.
— Нет, — выговорила девушка, содрогнувшись всем телом, и я крепко обнял ее. — Мне страшно, доктор Мейсон. Я боюсь.
— Вам незачем… — начал было я глупую фразу. Но вовремя понял ее бессмысленность. Раз среди нас появился беспощадный, никому неизвестный убийца, есть все основания бояться. Я и сам испугался, но признаваться в этом не стал: вряд ли это поднимет настроение бедной девушки. Поэтому начал говорить. Я поделился с нею всем, что нам стало известно, своими подозрениями, сообщил о том, что со мной произошло. Когда я закончил свой рассказ, она, глядя на меня непонимающими, напряженными глазами, тихо спросила:
— Но почему я очутилась в радиорубке? Ведь меня туда отнесли, правда?
— Наверно, — согласился я. — Почему? Очевидно, кто–то пригрозил вам пистолетом и намеревался убить вас обоих в том случае, если второй офицер — вы его назвали Джимми Уотерманом — не станет подыгрывать преступникам. Почему же еще?
— Почему же еще? — эхом отозвалась она. В ее широко раскрытых глазах стоял страх. — А кто же другой?
— Как это «кто другой»?
— Неужели не понятно? Если один из преступников целился в Джимми Уотермана, то кто–то еще стоял рядом с командиром самолета. Сами понимаете.
Ведь не мог один и тот же человек находиться одновременно в двух местах. Но капитан Джонсон, очевидно, выполнял приказания злоумышленника, как и Джонни.
Даже ребенку было понятно, что это так. Но я до этого не додумался.
Конечно, их было двое. Разве иначе они смогли бы заставить весь экипаж корабля плясать под их дудку? Господи, помилуй! Выходит, наше положение вдвое, нет, вдесятеро хуже, чем я предполагал. У нас в бараке девять мужчин и женщин. Двое из них убийцы. Убийцы, не ведающие жалости, готовые убивать ни за понюх табаку, если понадобится. А я не имею ни малейшего представления о том, кто они…
— Вы правы, мисс Росс, — выдавал я, силясь казаться спокойным. — Как же я раньше не сообразил? — Я вспомнил о пуле, прошившей насквозь человека и пробившей обивку кресла. — Вернее, все это я видел, но не сумел связать факты воедино. Полковник Гаррисон и капитан Джонсон были убиты разным оружием. Один был убит выстрелом из крупнокалиберного пистолета наподобие «люгера» или «кольта». Второй — из пистолета поменьше, с которым справится и женщина.
Я замолчал. Дамский пистолет! А может, именно дама и стреляла? Уж не та ли, что находится в моем обществе? Возможно, ее сообщник шел за мною нынче вечером. Тогда все встает на свое место… Нет, не может быть. Обморок имитировать невозможно. А что, если…
— Дамский пистолет? — произнесла стюардесса, словно угадав мои мысли. Возможно, именно я и стреляла. — Голос ее звучал неестественно спокойно. — Ей–Богу, я не вправе осуждать вас. Будь на вашем месте я, тоже стала бы подозревать всех до единого.
Сняв с левой руки рукавицу и перчатку, она сняла с безымянного пальца кольцо и протянула мне. Рассеянно взглянув на него, я заметил гравировку и наклонился поближе: «Дж. У. — М. Р. 28 сент. 1958 г.». Я поднял глаза на стюардессу, на ее бледное, помертвевшее лицо. Она кивнула.
— Два месяца назад мы с Джимми обручились. В качестве стюардессы я летала в последний раз. В Рождество мы должны были пожениться. — Отобрав у меня кольцо, девушка вновь надела его, и, когда повернулась ко мне, в глазах ее я увидел слезы. — Теперь вы мне верите? — зарыдала она. — Верите?
Впервые за прошедшие сутки я повел себя разумным образом: закрыл рот и не открывал его. Даже не стал вспоминать странное ее поведение после аварии и позднее — на станции. Интуитивно я понимал, что иным оно и не могло быть.
Я сидел, ни слова не говоря, и наблюдал за стюардессой. Сжав пальцы в кулаки, отсутствующим взглядом она смотрела перед собой. По щекам ее текли слезы. Внезапно она закрыла лицо руками. Я привлек ее к себе. Девушка не стала сопротивляться. Лишь уткнулась ко мне лицом в меховую парку и горько рыдала.
Едва ли момент был подходящим для этого: ведь жених девушки умер несколько часов назад. Но именно в ту минуту я почувствовал, что влюбился в нее. Сердцу не прикажешь, его не заставишь повиноваться принятым нормам приличия. Я ощущал чувство, какого не испытывал с того ужасного события, которое произошло четыре года назад. Моя жена, с которой мы прожили в браке всего три месяца, погибла в автомобильной катастрофе. Я бросил медицину, вернулся к своему самому первому увлечению в жизни — геологии, поступил в аспирантуру, которую мне пришлось оставить из–за того, что началась вторая мировая война. После этого я начал странствовать в надежде, что новая работа, иные условия помогут мне забыть прошлое. Не знаю отчего, но при виде темной головки, зарывшейся в мех моей парки, сердце у меня сжалось. Хотя у Маргариты были чудесные карие глаза, красотой она не блистала. Возможно, то было естественной реакцией на мою прежнюю антипатию к ней; возможно, сочувствием к постигшей девушку утрате, чувством вины за то зло, которое я ей причинил, за то, что я подвергал ее опасности: тот, кто знал, что я подозреваю ее, наверняка мог сообщить об этом девушке. Возможно, произошло это попросту потому, что в просторной, не по росту парке Джосса она выглядела такой маленькой, смешной и беспомощной. Наконец я перестал анализировать причины внезапно пробудившегося во мне чувства к девушке. Хотя я и был недостаточно долго женат, однако знал, что у чувств свои законы, понять которые не под силу даже самому проницательному уму.
Постепенно рыдания стихли. Девушка выпрямилась, пряча от меня заплаканное лицо.
— Простите, — проронила она. — И большое вам спасибо.
— Друзья плачут на этом плече, — похлопал я себя правой рукой. — Другое — для пациентов.
— И за это тоже. Но я имела в виду иное. Спасибо за то, что не утешали, не говорили, как вам жаль меня, не гладили по голове, приговаривая: «Ну не надо» или что–то вроде этого. Я бы тогда не выдержала. — Вытерев лицо, она поглядела на меня по–прежнему полными слез глазами, и у меня снова екнуло сердце.
— Что нам теперь делать, доктор Мейсон?
— Возвращаться в барак.
— Я о другом.
— Понимаю. Что я могу сказать? Я в полной растерянности. Возникают сотни вопросов, и ни на один из них нет ответа.
— А я даже не знаю всех вопросов, — с горечью проговорила стюардесса. — Всего пять минут назад выяснилось, что это не был несчастный случай. — Она недоверчиво покачала головой. — Слыханное ли дело, чтобы под угрозой оружия сажали гражданский самолет?
— Я слышал о подобной истории. По радио. Месяц с небольшим назад. Дело было на Кубе. Несколько сторонников Фиделя Кастро вынудили приземлиться экипаж «Вискаунта». Только те выбрали местечко почище этого. По–моему, уцелел всего лишь один или два человека. Возможно, наши приятели, оставшиеся в бараке, и позаимствовали у них эту идею.
— Но почему… почему они убили полковника Гаррисона?
— Может, на него не подействовало снотворное, — пожал я плечами. — Может, он слишком много видел или знал. Может, и то и другое.
- Предыдущая
- 22/113
- Следующая