Дикий Порт - Серегин Олег - Страница 24
- Предыдущая
- 24/159
- Следующая
Двадцать лет назад Люнеманн был блондином.
Теперь он сед.
Размышления Начальника прерывает мелодичный сигнал. Рихард вынужден разлепить веки. Он бросает взгляд на часы: ровно два пополудни, как он и распоряжался. Из сервис-центра. Можно пренебречь визуальной связью.
– Местер Люнеманн, – стерильная корректность интонаций напоминает голос компьютера, но Рихард знает, что с ним говорят лично. Не тот уровень. – Это Фирелли. Ваша яхта «Ирмгард» подготовлена к перелету. Мы уже вывели ее на площадку. По вашему указанию, зона пассажирских кораблей, альфа-сектор.
– Хорошо.
– Успешного перелета, местер Люнеманн.
Рихард перегибается через подлокотник, чтобы глянуть на своего заместителя. Тот смотрит в окно. Насмешливо поводит правым ухом, теребя височную косу.
– Отсюда видно, – вполголоса произносит ррит. – Похоже, проверка уже закончена… Оцепление встало.
Несчастного местера Фирелли грызет совесть. Свойство странное для человека, всю сознательную жизнь проведшего на Диком Порту, но он многим обязан Рихарду, а чувство долгов – не абстрактного долга, именно долгов, весьма вещественных – очень развито у корсаров. И вот он, главный мастер сервис-центра, которому доверяет свои корабли сам Начальник, вынужден сотрудничать с врагами не только лично Люнеманна, но и всего Порта… У Фирелли семья, его взяли на банальный шантаж. О том, что это известно Люнеманну в мельчайших деталях, он не знает. Жестоко, но так удобнее.
У Начальника Порта прекрасная, исключительно компетентная охрана, перекупить которую невозможно.
Ррит оборачивается к хозяину. Подходит ближе.
Если хорошим тоном считается не замечать наблюдения за конференц-залом, то на своем корабле Начальник этого терпеть не намерен. Все поставленные в сервис-центре «жучки» сняты.
– Завтра в одиннадцать, – повторяет Рихард, похлопывая по колену ладонью.
– Ты действительно хочешь лететь без охраны? – в который раз с неудовольствием спрашивает ррит. – Это опасно.
– Я полечу с охраной. Анастасия будет сопровождать меня.
– Она?!
Люнеманн усмехается.
– Если выражаться некорректно, то Чигракова – это подарок мне от Кхина. Лучший телохранитель. Не столько боевик, сколько документ. За подписью семитерранского триумвирата о том, что я их союзник…
Ррит недовольно встряхивает гривой, тяжелые косы хлещут по плечам.
– Это дразнит Землю.
– Вот и хорошо.
– Р’иххард.
– Если мне нужен будет твой совет, я попрошу, – обрывает Люнеманн.
Ррит молча склоняет голову. Начальник Порта хмыкает и дружески касается плеча главы охраны.
– На сегодня ты свободен.
Тот недоволен; в желтых глазах тень тревоги. Недоволен, что посвящен в детали, но не знает общего замысла, встревожен тем, как неосмотрителен х’манк, какому риску готов подвергнуться ради осуществления своих планов… Забота ррит о хозяйской безопасности небескорыстна, но Рихарду это даже нравится. «Я знаю его двадцать лет, – думает он. – Я знаю, что означает каждый завиток чернения на его броне, каждая коса, каждый камень в браслетах…»
– До завтра, – на человеческий манер говорит первый заместитель. Сами ррит не здороваются и не прощаются, у них очень острое обоняние, и настолько простые понятия выражаются оттенками запахов, а не словами.
– Станешь следить? – добродушно усмехается Рихард.
– Если ты не прикажешь иначе.
– В одиннадцать будь на яхте. Я отдам кое-какие распоряжения.
Ррит кивает. Этот приказ его радует. Покидает зал он стремительно и бесшумно, точно золотой призрак.
Начальник Порта остается один.
…грива вздыбливается прежде, чем удается определить коснувшийся ноздрей запах. Легкое, почти приятное колотье течет по спине вниз, заставляя мышцы встряхнуться. Под кожей вздуваются мускульные бугры, и когти вылетают из пальцев рук, потянувшихся к священным ножам.
Шорох.
Тени.
Тени могут не издавать звуков и скрыться с глаз, но не издавать запаха не способны. И запах этот, слабым облачком втекающий в ноздри воина, заставляет его ощутить нечто, близкое чувству жалости.
Слабы, больны и бесстрашны.
Первый нож мечет еще не он сам – отточенный рефлекс, заставивший выгнуться, сделать кувырок назад, запачкавшись пылью, и еще один в высоком прыжке, пока три сияющих лезвия, теплых от ненависти, проносятся мимо, чтобы бессильно, но грозно прозвенеть, падая.
Враг оседает на колени, мутными глазами встречая холодный золотой прищур атакованного. Нож потерян, но не впустую – чужие руки цепенеющими от боли пальцами обхватывают рукоятку – лезвие глубоко ушло в плоть.
В левое сердце.
Воин резко падает и откатывается, предоставляя второму из промахнувшихся реветь от ярости. Теперь у него один нож, об этом нельзя забывать. Выдернуть лезвие из чужого тела? – не успеть, есть риск получить от раненого удар когтями, левое сердце не главное: не смертельная, пусть и тяжелая, рана.
…уклон, нырок и – назад, разводя руки в крылатом ударе, любимом приеме наставника – тому выпало погибнуть, так не вкусив вражеской крови – в горло когтями, выпущенными до предела. Мгновение кажется, что сейчас останешься без когтей, но тяжелое тело врага, падая, становится тушей. Даже величайшему из бойцов не драться с разорванной шеей.
Прыжок.
Отсюда, с гремящей гаражной крыши, можно посмотреть и задуматься. Противников трое. Тому, что ближе всех, потребуется не меньше секунды для нападения.
Забудь, забудь, что это твои братья, что людей во вселенной не более миллиона, что над головой солнце чужого мира. Пятеро на одного – стало быть, радуйся, воин, ибо тебя признают вождем ревнители древней чести.
«Я не хотел. Видит небо, я не хотел. Я не дразнил их».
Еще прыжок, вперед, с расчетом на сшибку, и встретившись в воздухе, визжа и рыча, переплетенные тела падают вниз. Вернее, визжит нападавший, пока воин вкушает его кровь, молча сжимая клыки на горле.
Двое.
Тот, с ножом в сердце, по-прежнему, стоя на коленях, смотрит. Взгляд мутен, но в нем не только боль и ожесточение.
Воин небрежно прядает ушами, выпрямляясь. Звенят серьги. Двое оставшихся припадают к земле, глухо рыча. Им недостаточно доказательств. Возможно, так; но, возможно, почетная смерть в бою желанна их истерзанным душам…
- Предыдущая
- 24/159
- Следующая
