Топкин портрет - Баруздин Сергей Алексеевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/8
• Следующая

Неожиданно ящик чуть пошевелился, и из-под него, как мне показалось, мелькнуло что-то длинное, похожее на большого червяка или маленькую змею, и оставило мокрый след на паркете.

Профессор заметил мое любопытство:

— О-о! Это удивительное создание! Я таки его привез из Австралии, но с большими трудностями. Редчайший экземпляр! Даже Брем, Земон и Гааке, не говоря уже о Гарно и Беннет, не могли осуществить то, что, кажется, мне удастся… Только, простите, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!

Профессор назвал имена величайших знатоков животных, которых я знал по книгам, но кто же там, под этим ящиком?

И я не выдержал:

— А все-таки кто это?

Словно счастливый ребенок, вдруг узнавший что-то сверхъестественное, солидный профессор прошептал:

— Тише! Этим я и собирался удивить вас!.. Мне уже удавалось… И, кажется, удастся… Только бы не сглазить! Тьфу-тьфу!

Тут хочешь не хочешь еще больше заинтересуешься. И я даже почувствовал, что вступил в какую-то загадочную игру. Необычную игру! Рядом — профессор, а я чувствую себя мальчишкой. Так интересно! Но и профессор сейчас — почти мальчишка, ребенок.

— Тише! — шепчет он. — Мне думается, что сейчас…

И это «сейчас» произошло.

Опять ящик пошевелился, опять из-под него высунулось что-то длинное, слюнявое и теперь уже явно похожее на язык, и вслед за ним появился нос. То ли нос, или клюв, как у птицы. Но похож он был на трубку. И маленький рот, из которого выскакивал язык.

Мы замерли.

Профессор молчаливо ликовал.

На паркет вылезло существо странное, но и чем-то на кого-то похожее. Ежик! Конечно, почти наш ежик! Только размером больше — раза в три, да и с носом необыкновенным, и…

— Иглистая ехидна, — прошептал профессор.

«Неужели ехидна?» — хотел спросить я, но тут было не до слов.

Неслышно, низко опустив голову, обнюхивая воздух, чуть суетливо и беспокойно, ехидна прошлась по паркету в сторону книжных полок и оттуда посмотрела на нас внимательными, с белыми шерстинками вокруг глазками.

И хрюкнула.

Хрюкнула почти по-поросячьи.

И все же — почти ежик. Или крот? Но если ежик, то очень большой!

На спине среди гладкой, коричневатой щетины — иглы. Частые-частые. Вроде и не разберешь, где щетинистая шерсть, где иглы.

Ехидна еще раз взглянула на нас, хрюкнула и, скребнув по паркету сильными лапами, скрылась где-то за книжными полками, у окна.

— Очень симпатичная зверюшка! Впервые вижу! — сказал я.

Профессор был счастлив

Он рассказывал о том, как кормит ехидну муравьями и термитами, как поит водой с медом или сахаром, как отвел для нее в саду специальное место, где она зарывается в землю, и еще, и еще, и еще всякое.

Правда, я не видел, как ласково облизывает ехидна руки профессору, как узнает его по голосу, как по ночам возвращается из сада домой, но, право, зверюшка эта мне очень понравилась. И ничего не было в ней «ехидного».

Думаю, мой друг чилийский профессор может гордиться, что ему удалось приручить австралийскую иглистую ехидну, чего не удавалось прежде ни Брему, ни Земону, ни Гааке, никому из других крупных знатоков и любителей животных.

Вот только не знаю, как сейчас поживает сам профессор. В 1973 году в Чили случились неприятные события. Фашисты совершили военный переворот. Много людей погибло и гибнет в Чили. Много хороших людей.

Есть в Африке, страна Уганда. А в ней — знаменитый заповедник Мерчисон. Когда мы поехали с моим другом в Мерчисон, он предупредил меня:

— Вы можете фотографировать все, что угодно: слонов, бегемотов, крокодилов, диких буйволов, жирафов, но только не вздумайте снимать носорогов, если, конечно, мы их встретим. Я сам — любитель фотографии, но в позапрошлом году попался. Ударил носорог в капот машины так, что мы еле ноги унесли…

Шофер-африканец усиленно кивал, видимо, в знак согласия. Он плохо понимал по-русски.

Долго мы ездили по заповеднику, кого-кого не видели и не фотографировали, а меня все подмывало:

— Где же носороги?

— Посмотрим, — говорил мой друг.

И вот наконец они. Три милые такие серые кочки вдали. В относительной дали — сто метров.

Шофер остановил машину, но сразу же предупредил:

— Сэр, только не выходите! Если выйдете, я уеду. Я с этими тварями второй раз не желаю встречаться…

До носорогов было не близко. Они лежали блаженные — трое. Три серые кочки. Папа, мама и сын, а может быть, дочка. Лежали в песке. Три огромные головы — две большие, третья чуть меньше, могучие уши и клыки-рога — по два на каждого. Ничего страшного!

— Сэр, не открывайте стекло, — опять сказал шофер, — а то я уеду. Я предупреждаю вас, что ни за что не отвечаю…

Как раз в этот момент самый, видимо, главный носорог — папа встал и на своих старческих ногах медленно направился к нашей машине. Он шел, как огромная такса…

Шофер включил газ, и мы рванулись вперед, но остановились. К удивлению шофера и моего друга, носорог не ринулся за нами, а тоже остановился на дороге и смотрел на нас с некоторым удивлением. Перебирал копытами, дул ноздрями в дорожную пыль и поднимал свои маленькие блестящие глаза в нашу сторону.

Клыки — как бородавки на носу. Одна больше, другая — меньше.

Отличный носорог! Никак нельзя упустить такого носорога!

— Сэр! — воскликнул шофер, но было уже поздно: я открыл дверцу машины и пошел назад.

Носорог медленно ковылял навстречу мне. Я с фотоаппаратом — навстречу ему. Фотоаппарат у меня самый обыкновенный, без всяких телеприставок. Мне надо было снять этого носорога. И он спокойно шел на это. Тихо, мерно переваливаясь на огромных своих лапах, шел навстречу мне. Оставалось сто метров, семьдесят пять…

Я щелкнул, но невпопад: за спиной заревела машина, я оглянулся и увидел, что она уезжает. Отъехала и остановилась. Значит, шофер выполнил свое предупреждение. А носорог тоже остановился, заслышав шум мотора. И вяло смотрел на меня. И только когда я второй раз навел на него фотоаппарат и щелкнул, медленно развернулся и пошел в сторону — к своему семейству…

— Сэр, — сказал шофер, когда я вернулся в машину, — я прошу у вас прощения. Но, право, эти звери страшны, они уже пробили мне один раз машину. А этот… Ну, этот, наверное, просто любит фотографироваться…

Когда я вернулся в Москву и проявил пленку, увы, никакого носорога на ней не было. А получилась наша машина с тыльной стороны. Отлично вышел багажник, И даже номер. Снимок той машины, которая бросила меня при встрече с носорогом.

Неужели когда я бежал от носорога к машине, то успел и ее сфотографировать?

Осенью жил я в деревне. Совсем маленькой — на сорок дворов.

Хозяйка моя Христина Георгиевна была очень мила, и только в одном я чувствовал смущение, когда она начинала спрашивать меня про животных. То ли ей сказал кто-то, то ли сама она читала мои «животные» рассказы, но ее неожиданные вопросы порой ставили меня в тупик. Начинала она со слонов, которых не видела, переходила к верблюдам, бегемотам, ослам, лошадям, коровам, свиньям, собакам…

И тут:

— А вы кочешку эту видели? Ходит у дома и по огороду, сине-голубая, с полосками красивыми. Она родила. Всех котят куда-то рассовала. Кошка от Третьяковых, а они, известно, всех котят топят. Вот она и ушла от них и бродит по деревне. К Третьяковым не заходит, поверьте, сама видела…

Третьяковых я не знал, но с разной живностью общался: слонами, медведями, крокодилами…

— Что нужно делать? — спросил я Христину Георгиевну.

— А что делать! Ясно, что делать! — сказала Христина Георгиевна. — Вот вы тут сидите, что-то пишете, вы — свободный человек. Надо поискать, куда она прячет котят. Пока вам делать нечего — вы поищите, а я с работы вернусь, тоже буду искать. Я уже и сегодня утром на зорьке встала, козу в стадо выгнала и все смотрела… Не нашла…

• Предыдущая
• 5/8
• Следующая