Повесть о фронтовом детстве - Семяновский Феликс Михайлович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/35
• Следующая

Голос Вити дрогнул, сорвался.

В хате было так тихо, будто здесь лежал убитый старший лейтенант Тимошенко. Даже слышно было, как по стеклу текли капли дождя. Неужели старшего лейтенанта нет в живых? Неужели он больше никогда не придёт? Никогда? Я никак не мог представить себе его убитым. А потемневшие лица разведчиков говорили о том, что старший лейтенант был действительно убит.

Наконец Пётр Иваныч закрыл книжечку, положил её к ордену. Он будто сдерживал сильную боль. Устало поднялся и лёг на шинель, сцепив руки за головой.

Рядом с ним сел Яшка. Он растерянно обвёл хату взглядом, точно на её голых стенах искал ответ на какой-то вопрос. Он первый не выдержал тишины, снял пояс с нацепленными гранатами и сказал неожиданно громко, в сердцах:

– Таскаем их, таскаем, а всё без толку!

Пётр Иваныч повернулся к нему с искажённым лицом. Казалось, он сейчас вскочит и сделает что-то страшное.

– Где твои гранаты? – резко спросил он.

– Вот.

– Забирай, пошли.

Пётр Иваныч быстро поднялся и вышел. Яшка растерянно направился за ним. Мне не хотелось оставаться в хате, и я потянулся за ними.

Мы спустились к реке. Над ней стояла мирная тишина, как будто на земле не было войны, как будто не был убит этой ночью старший лейтенант Тимошенко.

У самого берега чернела глубокая воронка от бомбы. Пётр Иваныч отошёл от неё метров на тридцать, примерился и спокойно приказал Яшке:

– Дай гранату.

Тот неохотно протянул. Пётр Иваныч обхватил её цепкими пальцами, неторопливо разогнул усики, вытащил чеку и отпустил рычаг. Раздался щелчок пистолетного выстрела. Яшка испуганно посмотрел на Петра Иваныча. Что Пётр Иваныч делает? Рычаг в руке нельзя отпускать. Он отходит, когда граната уже летит. Только тогда раздаётся выстрел – это ударник накалывает капсюль-детонатор.

Но Пётр Иваныч всё держал гранату в руке. Потом медленно, очень медленно занёс руку назад и неожиданно резко метнул гранату точно в воронку. Едва граната скрылась в ней, как раздался взрыв.

Мы с Яшкой невольно пригнулись. Пётр Иваныч смотрел на воронку и даже не шелохнулся.

– Давай вторую, – сказал он хмуро Яшке, не глядя на нас.

В его руке снова раздался щелчок. Он так напряжённо откинулся, точно в этот бросок хотел вложить всю силу, всю ненависть к фрицам. Прищуренные глаза пристально смотрели на воронку, будто в ней затаился пулемётчик, который убил старшего лейтенанта Тимошенко. Я ждал, что граната улетит далеко-далеко, но она упала точно в воронку.

Когда разорвалась последняя граната, Пётр Иваныч устало опустился на мокрую землю. Мы присели рядом. Снова наступила тишина. О гранатах напоминал лишь запах горелой земли. Пётр Иваныч задумчиво смотрел на чистую воду. Казалось, река уносила и никак не могла унести наше горе.

Батя стоял посреди хаты. Сапоги, брюки, телогрейка – всё у него было в грязи. Глаза его гневно сузились. Нет, сейчас это был не наш батя, которого любили разведчики, а какой-то совсем другой, чужой, беспощадный человек.

Перед ним стоял Пётр Иваныч. Лицо его точно окаменело. Он крепко сжал губы и упрямо смотрел на батю.

– Где «язык», Дёмушкин? – грубо спросил батя. – Я тебя спрашиваю, где «язык»?

Пётр Иваныч молчал.

– Где сведения? Где выполнение приказа? – продолжал батя допрашивать, всё повышая голос. – Из-за тебя полк гробить? Людей? – крикнул он хрипло и изо всей силы ударил кулаком по столу.

Батя зло, нетерпеливо шагал от стенки к стенке. Я весь сжался в углу и не смел пошевелиться.

Батя остановился против Петра Иваныча:

– Чёрт вас всех побери! Ты понимаешь что-нибудь или нет?

Пётр Иваныч ещё крепче сжал губы.

Батя отошёл к окну и долго смотрел на темноту. Он ссутулился, с силой сцепил руки за спиной, обхватил и сжал ими плащ-палатку. Вдруг батя резко повернулся и в упор взглянул на Петра Иваныча.

– Даю двадцать четыре часа, – сказал он жёстким голосом, медленно отделяя каждое слово. – Или «язык» будет у меня, или пеняй на себя.

Пётр Иваныч по-прежнему упрямо смотрел на батю запавшими от усталости глазами и молчал. Рядом с ним стоял бледный Витя, и его глаза тоже были упрямыми. И остальные разведчики молчали, кто опустил голову, кто смотрел в окно или в стенку.

Не глядя ни на кого, батя вышел из хаты и громко хлопнул дверью.

Совсем стемнело, когда разведчики стали собираться в поиск. На их тёмных обветренных лицах было одинаково злое, упрямое выражение. Даже у Яшки лицо было таким серьёзным, каким я раньше никогда не видел. В Витином лице появилось что-то жестокое, у бровей пролегла глубокая складка.

Я обязательно должен помочь нашим! Я вместе с ними буду! Хватит в тепле отсиживаться. Я тоже пойду за «языком». И никакого разрешения не надо спрашивать. Петру Иванычу теперь не до меня.

Двадцать четыре часа! Это же очень мало! Хотелось сейчас же броситься на передовую. Я не сводил глаз с Петра Иваныча. А он так же неторопливо, как и прежде, надевал маскхалат, набивал диски патронами, готовил гранаты, как всегда, проверял, хорошо ли разведчики собрались в поиск.

Я тоже стал собираться. Сигнальный пистолет был при мне. Из вещевого мешка я достал ракеты и спрятал за пазуху, чтобы они не промокли. Хорошо бы плащ-палатку надеть, но для меня она велика. Пойду так. Не сахарный, не растаю.

Разведчики ушли, и я постарался незаметно выбраться из хаты. Дождь изо всей силы хлестал меня по лицу, пилотке, гимнастёрке. Вода текла за воротник. Холодный ветер кусал руки, пробирал до костей. Но мне было не до дождя. Главное – идти за нашими, не терять их из виду. Глаза быстро привыкли к темноте, и я узнавал места, по которым уже раз бегал к передовой.

Обмундирование моё сразу же всё намокло, набухло, мешало идти. Грязь налипла на сапоги. Они скользили по траве, мокрой земле, трудно было удержаться, чтобы не упасть. Я боялся, что всё больше и больше отстаю от разведчиков. Злился на дождь и, согнувшись, пробирался вперёд.

Наконец мы спустились в ход сообщения. В траншее разведчики повернули вправо, к нашему наблюдательному пункту. Здесь было мало бойцов. Только часовые, завернувшись в плащ-палатки, стояли на своих постах. Стенки траншеи были скользкими, грязь чавкала под ногами. Разведчики растянулись длинной цепочкой. Неожиданно они повернули влево, к немцам.

• Предыдущая
• 33/35
• Следующая