Повесть о фронтовом детстве - Семяновский Феликс Михайлович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/35
• Следующая

Я вспомнил, как ещё в наступлении Сарпахан получил письмо. Он смущённо улыбнулся, отошёл к стенке, сел на пол, скрестив ноги. Лицо у него стало замкнутое. Он медленно читал письмо, потом снова и снова перечитывал его. И нельзя было понять, хорошее оно было или плохое.

А потом они вместе с Витей писали ответ. Витя сидел за столом, а Сарпахан стоял немного сзади. Витин карандаш легко бежал по бумаге. Как только он останавливался, Сарпахан что-то длинное тихо говорил ему, и Витя продолжал писать.

Это письмо, наверное, было ответом на то, которое они тогда писали. Я на минуту представил себе, что Сарпахан жив. Я бегу в усадьбу, отдаю ему письмо, и они с Витей пишут новое, я бегу с ним к Вале, и оно летит в далёкий Казахстан. А сейчас дорога в усадьбу была такая тяжёлая, длинная. И торопиться никуда не хотелось.

Первого я увидел Петра Иваныча. Он смотрел на меня и, видно, хотел спросить, нет ли ему письма. Петру Иванычу и на этот раз писем не было.

Я протянул ему письмо Сарпахана. Он удивлённо посмотрел на меня, взял конверт и нахмурился. Подошёл Витя. Пётр Иваныч так же молча протянул конверт ему. Витя как будто с трудом разбирал адрес.

– Надо, Витёк, написать им, – сказал Пётр Иваныч. – Видно, «похоронка» не дошла ещё. Раньше бы написать следовало. Моя промашка вышла. Напиши от всего взвода.

Витя кивнул и ушёл с письмом в нашу комнату.

М ы в тылу не только отдыхали. Батя приказал не бездельничать, а ежедневно, кроме воскресенья, проводить занятия и тренировки. Мы уже стреляли несколько раз. И я стрелял из Витиного автомата. В лесу разведчики брали «языка», не настоящего, конечно. Я всё делал вместе с ними, и Пётр Иваныч даже похвалил меня.

Сегодня мы снова тренировались в лесу и в усадьбу вернулись только к обеду. Я теперь старался всё время быть рядом с Витей.

Мы вдвоём быстро вычистили его автомат, разделись до пояса и пошли умываться к колодцу. Я шёл со своими котелком, полотенцем, мылом. У меня, как у настоящего разведчика, появилось своё хозяйство – вещевой мешок, а в нём толстая тетрадь, карандаш, котелок, кружка, ложка, полотенце, кусок мыла, завёрнутый в газету, и три автоматных патрона.

Витя умывался первым, я поливал ему из кружки. Вода светлыми каплями стекала с его лица.

Дядя Вася уже приготовил обед. В усадьбе была большущая кухня. Там на весь полк приготовить можно. Дядя Вася почти всё время пропадал на этой кухне.

В полку пехотинцам всю еду готовили в походных кухнях. Разведчикам своей кухни было не положено. А пристраиваться к пехоте нам было неудобно. Мы же всё время одни действовали. И батя разрешил нашему взводу продукты самим получать прямо со склада и варить себе. Дядя Вася и здесь был лучше любого повара. Иногда я ему помогал, иногда кто-нибудь из разведчиков по приказу Петра Иваныча.

Мы с Витей объединились: в один котелок брали на двоих первое, в другой – второе. Он ушёл с котелками на кухню, а я выбрал в саду развесистое дерево, чтобы было больше тени, примял сочную траву и стал ждать. Витя вернулся с хлебом и с полными котелками борща и картошки со свиной тушонкой. Я сильно проголодался, но старался есть так, чтобы не опережать Витю.

Мы уже доскребали дно котелка, как вдруг я увидел пана Адама. Он стоял около дерева, опираясь двумя руками на лопату. Пан Адам был здешний садовник. Это был маленький, сморщенный старик с красными, как у кролика, глазами и косматыми бровями. Он один жил во вросшем в землю домике, спрятавшемся среди кустов и деревьев. Пан Адам сторонился нас и смотрел так, будто шпионил за нами. Разведчики проверили его – он не шпионил, а просто боялся. Чего нас бояться? Разве мы гестапо или жандармы?

Пан Адам сейчас смотрел на нас, и по его взгляду я сразу понял, что он голоден. Я хорошо знал, как смотрят голодные. Сам в оккупации сколько раз не евши ходил. Витя сидел спиной к пану Адаму и не видел его.

Я вскочил. Витя удивлённо посмотрел на меня:

– Ты чего?

– Давай его накормим. Он есть хочет. Я знаю.

– Кто?

– Вон.

Витя оглянулся и увидел пана Адама. Тот опять чего-то испугался и быстро ушёл.

– Подожди, котелки вымою, – сказал Витя. – Сбегаешь к дяде Васе.

С чистыми котелками я понёсся на кухню. Дядя Вася заулыбался:

– За добавкой?

– Это не мне. Здесь пан Адам живёт. Ему можно?

– Знаю я этого пана. Чем жив человек, не поймёшь. Вроде как святым духом… И чего от нас бегает? Скажи, пусть приходит, а то помрёт с голодухи.

Дядя Вася наполнил котелки борщом и картошкой, дал полбуханки хлеба, банку консервов. Я еле дотащил.

Пан Адам около своего дома копался в ящике с землёй. Он поднял голову, испуганно посмотрел на меня.

– Это вам, – сказал я неуверенно.

В городе рядом с нами жили поляки. Я многое понимал, что они говорили, а вот сам говорить по-польски не научился. Я протягивал пану Адаму котелки и хлеб. Но он по-прежнему сидел на корточках и не спускал с меня удивлённых глаз. Тогда я осторожно поставил котелки на землю, положил рядом консервы и хлеб и убежал. И уже вдогонку услышал:

– Дзенькуе[3] .

Я знал, что у пана Адама был красивый цветник. Мне хотелось посмотреть его. Сейчас, когда мы с Витей отдыхали в комнате, я всё придумывал, как бы пойти туда.

В дверях появился пан Адам. Он с порога протягивал наши котелки.

– Чего вы там стоите? Заходите! – сказал Витя.

Пан Адам быстро поставил котелки на стол, торопливо пробормотал «дзенькуе» и скрылся за дверью.

– Витя, знаешь, у него цветник есть. Может, посмотрим?

– Пойдём, – согласился Витя.

Цветник был за домом пана Адама. Со всех сторон он был окружён деревьями и кустами, точно и он от кого-то прятался. Большим садовым ножом пан Адам ловко обрезал зелень. Он увидел нас, и глаза его опять стали испуганными. Наверное, боялся, как бы мы чего-нибудь не испортили, не потоптали.

Когда я у Третьяка работал, я помогал хозяйке в цветнике. Я тогда много цветов запомнил и сейчас узнавал их. Вот бархатцы. Они маленькие, жёлтые. Их листья-перья пахнут мёдом. На невысокой клумбе в середине цветника росли ноготки и колокольчики. А вон астры, гвоздики, гладиолусы.

• Предыдущая
• 19/35
• Следующая