Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941 - Семиряга Михаил Иванович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/97
• Следующая

По возвращении в Варшаву В. Ярузельский встретился с представителями общественности и сообщил о ходе переговоров по катынскому делу в Москве. Он, в частности, заявил, что без Горбачева катынский вопрос наверняка ожидал бы своего выяснения еще пятьдесят лет. Выступая на этой же встрече, польский сопредседатель польско-советской комиссии ученых проф. Я. Мацишевский сообщил, что переданные советской стороной списки погибших польских офицеров абсолютно достоверны: в трех лагерях содержались 14 792 офицера. Но еще отсутствуют документы 2-го спецотдела НКВД, где принимались окончательные решения о судьбе военнопленных. Епископ Е. Домбровский заявил, что через правду и память об этом преступлении лежит путь к прощению и примирению.

В принятом сеймом и сенатом Республики Польша 28 апреля 1990 г. постановлении по Катыни отмечалось, что признание властями СССР виновности НКВД за преступления в Катыни является важным шагом в направлении согласия и примирения между польским и советским народами. Вместе с тем предлагалось выяснить обстоятельства других преступлений, совершенных над польскими гражданами, и решить проблему компенсации как семьям погибших, так и польскому государству. Так, сенат считает, что по-прежнему открытым остается вопрос о преступных актах, направленных против польского мирного населения на землях Республики Польша, занятых Красной Армией в 1939 г., а затем в 1944–1945 гг. В постановлении отмечалось, что в те годы в заключении находились сотни тысяч польских граждан, среди них – тысячи солдат Армии Крайовой, 1,5 млн. человек были депортированы в СССР. Что же касается компенсации, то представитель правительства заявил, что переговоры с правительством СССР по этому вопросу ведутся и что в данный момент важно составить список всех претендующих на такого рода выплаты.

23 мая 1990 г. под председательством Президента Республики Польша В. Ярузельского состоялась встреча государственных и политических деятелей, ученых, посвященная дальнейшей судьбе документов о Катыни, переданных М. С. Горбачевым. Было решено создать комиссию по Катыни под председательством проф. С. Киневича, с тем чтобы она занялась научной разработкой полученных документов и исследованием еще неизвестных фактов, касающихся преступления против польских военнопленных, прежде всего в лагерях Осташкова и Старобельска. Предполагается, что она будет сотрудничать с соответствующими советскими учреждениями.

Теперь, после обзора ситуации и событий, происходивших вокруг катынского вопроса, остается восстановить подлинную цепь событий, приведших к трагедии в самой Катыни.

Анализ вещественных доказательств, обнаруженных в захоронениях Катыни комиссией немецких специалистов, при всем возможном недоверии к ним, а также недавно открытых архивных материалов позволяет в общих чертах нарисовать следующую картину того, как готовилось и происходило преступление в Катыни.

На сегодняшний день мы не располагаем конкретным документом, который подтверждал бы наличие официального решения какой-либо инстанции НКВД о физической ликвидации большой группы польских офицеров, привезенных в Катынь из лагеря в Козельске. Это преступное решение формировалось в ряде документов, принятых высшим советским руководством и на разных ступенях всей служебной иерархии НКВД. Среди них можно назвать документ, разработанный при участии А. Я. Вышинского и утвержденный СНК СССР 19 сентября 1939 г., в котором в общем плане формулировались принципы обращения с иностранными военнопленными. Затем последовала директива Берии от 8 октября 1939 г. о создании во всех лагерях «особых отделений по оперативно-чекистскому обслуживанию военнопленных». В их задачу входило выявление «антисоветских элементов» и «контрреволюционеров». Наконец, в директиве от 31 декабря 1939 г. Берия прямо предписывал ускорить работу следователей «по подготовке дел на военнопленных-полицейских бывшей Польши для доклада на Особом совещании НКВД СССР»[373].

28 января 1940 г. было принято предписание председателя военной коллегии Верховного суда СССР В. Ульриха и исполняющего обязанности главного военного прокурора Афанасьева о подсудности дел военнопленных военному трибуналу Красной Армии. 20 февраля 1940 г. майор госбезопасности П. К. Сопруненко докладывал Берии свои соображения по «разгрузке Старобельского и Козельского лагеря». Дела на контрреволюционеров среди военнопленных он предлагал передавать на рассмотрение такого одиозного органа, как Особое совещание при НКВД, которое во внесудебном порядке приговаривало свои жертвы, как правило, к высшей мере наказания. Через несколько дней, согласно директивам Меркулова от 22 февраля и 7 марта 1940 г., началась транспортировка части польских офицеров Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области. С 16 марта 1940 г. была запрещена какая-либо связь с внешним миром всем военнопленным в лагерях НКВД[374].

В архиве сохранились и документы штаба 136-го отдельного конвойного батальона майора Межова, который был ответственным за транспортировку военнопленных из Козельска в Катынь. В приказе от 21 мая 1940 г. Межов констатирует, что с 23 марта по 12 мая батальон выполнил одну из ответственных задач по конвоированию, разгрузке лагеря и недопущению побегов. «Оценка проведенной работы представителем Главного управления конвойных войск НКВД СССР полковником Степановым дана хорошая»[375], – писал Межов. Конвоированием пленных занимался и 226-й полк 15-й бригады, которой командовал полковник Попов. Всей операцией из Москвы руководил лично Меркулов.

В период с начала апреля до середины мая 1940 г. находившиеся в ведении НКВД лагеря для военнопленных польских офицеров в Козельске, Осташкове и Старобельске были ликвидированы, а сами военнопленные в закрытых железнодорожных вагонах в течение нескольких дней перевезены к месту расстрела. Из Старобельска отправка началась 5 апреля 1940 г. В течение десяти дней было этапировано (как недавно установлено – в район Харькова) 1717 человек, из них: генералов – 8, полковников – 61, подполковников – 36, майоров – 106, капитанов – 436, других офицеров – 1170 [376].

Руководство НКВД требовало производить этапирование скрытно, чтобы пленные не знали о новом месте назначения, усилить режим охраны, с марта 1940 г. изъять всю корреспонденцию военнопленных и уничтожить на убывших пленных всю их учетно-регистрационную документацию. Это были типичные для деятельности органов НКВД меры в отношении людей, которых отправляли на смерть.

Из Козельска через Ельню до ст. Гнездово было отправлено 30 транспортов по 80–120 человек в каждом. С учетом небольших групп военнопленных из других лагерей, как показал немецкой комиссии один из железнодорожников, в марте – апреле 1940 г. (фактически же с 3 апреля по 17 мая 1940 г.) в Гнездово ежедневно прибывало по 12 таких транспортов, обычно в вечернее время или ночью[377]. Затем на автомашинах люди переправлялись в Катынский лес на Козьи горы. Через 20–25 минут автомашины возвращались на станцию к прибытию очередного эшелона. В это время жители близлежащих деревень (Шигулев, Киселев и другие) слышали из леса выстрелы и душераздирающие крики людей.

Транспортировка и охрана обреченных была так тщательно продумана и осуществлена, что ни одному военнопленному бежать не удалось. Правда, по личному распоряжению Меркулова прямо на ст. Гнездово вернули с этапа польского офицера Ст. Свяневича. Высокое начальство НКВД заинтересовалось этим офицером, видимо, потому, что он был специалистом по экономике как Германии, так и Советского Союза. Вскоре Свяневич был доставлен в Москву. После войны он оказался на Западе. В 1989 г. в Лондоне Свяневич опубликовал мемуары «В тени Катыни», в которых писал, как ему скрытно удалось наблюдать разгрузку вагонов и как переполненные его товарищами автомашины направлялись в сторону Катыни.

• Предыдущая
• 44/97
• Следующая