Экстрасенс - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 97

• Предыдущая
• 97/103
• Следующая

– Молодец, Наталья, разыграно по полной программе. Лучше и быть не могло, – похвалила она недавнюю «ночную пташку» с лицом школьницы-отличницы. – Теперь надо, чтобы Ассаргадон окончательно освободил тебя от всего этого мусора

По плану Пиновской, пока в загородной клинике, прячущейся за малоприметным, но высоким забором, Ассаргадон будет освобождать Наташу от «сдержек и противовесов», которые он сам понаставил несколько часов назад ей в сознании, Андрей Бенедиктович Парамонов, пожелав испытать кредитную карточку, попадет в руки людей из «Эгиды» с поличным. А дальше уж дело другой конторы – умело проводить с ним беседы, которые называются следственными мероприятиями.

План Пиновской был разработан абсолютно правильно. Она не учла одного – в это время к дому академика и вице-президента с разных сторон двигались двое людей.

В этот час в Петербурге хоронили вместе двух людей: любимую многими телевизионную ведущую Анну Костикову, трагически убитую в собственном подъезде, и ее сына – солдата, которого в те же дни сначала изуродовали, а потом убили в Чечне. Гроб с телом Анны Костиковой был открыт, и она лежала там как живая – такая же милая, добрая, женственная. Камеры несколько раз показывали ее лицо, утопающее в цветах, крупным планом. И тогда тетя Фира изумлялась таинственной, полной блаженства улыбке, которая жила на лице покойной.

Зато тело ее сына, Константина Костикова, телезрителям не показывали, потому что оно покоилось в запаянном гробу.

Тетя Фира, хлебнувшая горя с молодых лет, продолжала отзываться душой на каждое людское несчастье – а тем более когда трагедия происходила с людьми молодыми. Тем более что Анечка Костикова стала за два последних года едва ли не членом семьи во многих петербургских квартирах – так к ней привыкли и так ее любили.

– Да что вы так переживаете, Эсфирь Самуиловна? – поинтересовалась соседка, Генриетта Досталь, когда тетя Фира вышла на кухню, чтобы сварить для кота Васьки размороженную рыбу.

Васька, баловень ее и Алеши, так и не приучился отделять рыбное мясо от костей, глотал их, а потом начинал мучительно срыгивать. Поэтому тетя Фира всегда отделяла их сама.

Генриетта, брезгливо поджимавшая губы, когда соседи заговаривали о телевизионных новостях, даже не догадывалась о драме, которая случилась в Петербурге.

– Вам надо давление беречь, или у вас своих причин для переживаний мало? – продолжала соседка. – Опять телевизора насмотрелись! Анну Костикову, конечно, жалко, приятная была девушка, а сына…

Оказывается, она все-таки тоже смотрела новости.

– Слыхали, что по «Свободе» сказали? Костикову никто не убивал. Она зарезалась сама. Наверно, из-за несчастной любви. А сына и вообще в этом гробу нет. Это какой-то прапорщик сообщил. Даже остатков тела не могли собрать после выстрела из какой-то пушки. Прапорщик лично складывал землю и камни. У нас вечно не могут сообщить всю правду.

Тетя Фира хотела ответить в том духе, что если даже это и правда, то такая правда ей не нужна, но снова заплакала и, подхватив кастрюльку с Васькиной едой, пошла в комнату.

Она успела вовремя. Наступали последние мгновения прощания.

Теперь передача шла уже с кладбища. И тетя Фира, роняя крупные слезы на пол, проследила, как навсегда спускают в стылую яму оба теперь уже закрытых гроба – матери и сына. Оба в одну могилу.

Нет, ее квартирант на такое злодеяние был не способен, – уже в который раз возвращалась тетя Фира к одной и той же мысли.

А квартирант в это время задумчиво перебирал в уме ту информацию об экстрасенсе Парамонове, которую он получил от Аналитика. Аналитик с сожалением сообщал, что информация эта была далеко не полной. Но даже одной десятой того, что узнал Алексей, было достаточно для того, чтобы в любой стране этого мнимого академика и вице-президента эзотерических наук усадили бы на электрический стул или по крайней мере на пожизненный тюремный срок.

– Тетя Фира, тот рецепт, который дал египетский врач вашей Ксенечке, он у вас? – спросил Алексей Снегирев, выйдя из своей комнатушки.

– Ой, Алешенька, я только и думаю все эти дни про него! Ну как так получилось, что я его увезла с собой вместе с подарком?! Мне даже сказать вслух страшно, Алеша, ведь получается, что убийца – это я!

– Ну что вы на себя наговариваете, тетя Фира, – грустно улыбнулся Алексей. – Убийца у вашей Ксении, может, и есть, да только живет он по другому адресу.

– Я все думаю: если бы Ксюша успела получить по этому рецепту лекарство, все могло бы повернуться иначе… А с другой стороны, Ксюша показывала его в две аптеки, и там только плечами пожали.

– Я это и хочу сделать, тетя Фира, – показать рецепт, кое-кому, для кого он предназначен.

– К чему это теперь, Алеша? Все равно Ксенечку уж не вернуть.

– Зато мало ли что, может быть, кого другого с его помощью спасем…

Тетя Фира долго перебирала бумаги в ящике комода. Она успела надежно припрятать рецепт, писанный непонятной вязью. Наконец, среди многочисленных справок, характеристик, благодарностей, почетных грамот, которые собрались у нее за пятьдесят с гаком лет работы, а также коробочек с медалями и темно-вишневым орденом Красной Звезды, лично врученным ей весной сорок пятого самим маршалом Коневым, она отыскала иноземный текст. И бережно вложила его в прозрачную папочку.

– Только не потеряйте его, Алеша, – попросила Эсфирь Самуиловна, – быть может, он еще не раз понадобится добрым людям!

«Хватит и одного раза», – подумал Алексей Снегирев, принимая листок бумаги.

Если когда-то кривая судьбы Николая Николаевича постоянно поднималась, как поется в песне, «все выше, и выше, и выше», то в последние годы ему стало иногда казаться, что собственная жизнь развивается по странному, плохо составленному сценарию, независимо от его желаний и воли.

Прежде его зря называли везунчиком: любую свою удачу он зарабатывал, даром с неба ему не сыпалось никаких небесных манн.

Зато нынешние удары судьбы он явно получал ни за что ни про что. Тем более что не считал себя правоверным иудеем или христианином и не желал приравнивать себя к Иову. Тот тоже слыл удачником, но до тех пор, пока Бог не пожелал его испытать. А испытывая, лишил поочередно стад, жены, детей, дома, заразил чем-то вроде проказы. Но даже на краю жизни Иов продолжал славить Господа, и тогда Бог вернул несчастному старику прежнее здоровье, богатство, дал новую жену и детей. Кстати, читая эту историю в Библии по-английски – так уж случилось, что Библию он впервые прочитал именно по-английски в Голландии, – Николай зацепился мыслью за неожиданный вопрос: что же стало с прежней женой и детьми? Или они в чем провинились, что с ними было поступлено как с прахом земным, сиречь как с лагерной пылью?

• Предыдущая
• 97/103
• Следующая