Пропала женщина (сборник) - Рассел Рэй - Страница 47

— Значит, дома были сразу после трех?

— Ровно три минуты четвертого. Я еще посмотрел на часы в кухне.

— Свет горел? — спросил Шелли.

— Он всегда горит, когда я возвращаюсь. Перед тем как ложиться, Линда включает его для меня.

— И все показалось вам нормальным?

— Да, пока я из холла не направился в ванную, — сказал Трейси. — Я увидел, что открыта дверь в спальню. Обычно она притворена, чтобы не мешал кухонный свет. Я заглянул туда — не случилось ли чего с Линдой — и тут-то с ужасом обнаружил… — Глаза Трейси были уже не так остекленело-пристальны — чувства искали выход.

— К чему эти глупые вопросы? — перешел он на фальцет. — Неужели непонятно: у меня пропала жена! Я позвонил вам потому, что исчезла Линда!

Исчезновение жен — всегда загадка. Мотивов, причин множество. Майк Шелли достаточно долго носил в кармане полицейский жетон, чтобы этого не знать. Он уже расспросил кое о чем стариков из большого дома, и теперь ему надлежало поговорить лично с Трейси. Его напарник, сержант Кениг, осматривал территорию снаружи, а Шелли находился внутри дома, в гостиной, где едва умещались небольшой диван да пара покрытых чехлами кресел. Не сводя с Честера изучающих глаз, сержант одновременно размышлял о двух фотоснимках, заключенных в общую рамку и найденных им на приставном столике в кухне. На первом была изображена очаровательная молодая девушка, на втором же она — Линда — красовалась в довольно открытом купальнике. По словам этого сорокалетнего, с напряженным лицом человека, ей только исполнилось девятнадцать.

— Мне понятно, что ваша жена пропала, — спокойно сказал Шелли. — Я занимаюсь ее поисками, начал это делать с того момента, как появился здесь. Но фотографий мне недостаточно. Хотелось бы знать, что за женщина была миссис Трейси.

Ответная реакция могла бы ошеломить, не будь ей объяснением мучительные переживания истекшей ночи. По щекам Честера пошли красные пятна.

— Что значит «какая женщина»?! — взорвался Трейси. — Вы полагаете, так следует говорить с человеком, попавшим в беду?

— Но, мистер Трейси…

— Она моя жена, и этим все сказано!

Если бы кто-то купил самую лучшую рождественскую игрушку и, подарив ее малышу — тому, с приплюснутым к витрине носом, — вдруг безжалостно взял обратно, наверняка последовал бы не меньший взрыв эмоций и отчаяния.

— В общем-то я имел в виду ее привычки, — пояснил сержант. — Куда ходит, с кем встречается…

— Ни с кем не встречается и никуда не ходит без меня! Четыре месяца назад она потеряла будущего ребенка. С тех пор у нее плохо со здоровьем. Она ездит только со мной, если я за рулем.

— Куда же вы ездите?

— Иногда в супермаркет. Или в кино для автомобилистов.

— А к знакомым, друзьям?

— При моем-то распорядке работы?! Я нарочно пошел в ночную смену, как только узнал о ее беременности. Из-за сверхурочной оплаты. С тех пор ни с кем никаких встреч. Спросите домохозяев, живущих рядом. По утрам Линда забирает нашу почту из ящика на доме Петерсонов. Это единственный маршрут, который Линда совершает одна. Ведь каждый вечер, в десять, когда у нас перерыв на кофе, я звоню.

— В десять… — протянул Шелли. — И вчера в десять вы тоже говорили с женой?

— Разумеется.

— Показалась ли она взволнованной, огорченной?

— Не более, чем всегда. Потеряв ребенка, она вообще стала нервозной, взвинченной. Поэтому я и звоню каждый вечер. Как раз перед тем, когда она принимает снотворное…

Трейси осекся, так как входная дверь отворилась и вошел Кениг. Глянув на Честера мельком, он повернулся к сержанту Шелли.

— Никаких следов, — сказал он. — Хоть бы один отпечаток… Заливка цемента вокруг дома. С правой стороны — примерно в десять футов шириной, вплоть до боковой аллеи. Там припаркован старенький фургон.

— Это моя машина, — процедил Трейси.

— С фасада, — продолжал Кениг, — полоса цемента сужается до размеров дорожки. Она идет к подъездной аллее Петерсонов, откуда мы прикатили. Я надеялся, что объект оступился в темноте, сошел с дорожки. Тогда бы на мягкой клумбе, под окнами Петерсонов, остался следок. Увы, все, что я нашел, это… — На ладони Кенига лежал сигаретный окурок, ходовой сорт, с фильтром.

— Вот и связь со словами Петерсонов, — смекнул Шелли. — Они показали: усадив миссис Трейси в такси, мужчина вышвырнул сигарету. Сохраним ее, — сказал сержант.

— Это все, что удалось обнаружить, — вновь подчеркнул Кениг.

— Не пора ли осмотреть ванную? — произнес Шелли. — Или… — он обернулся к Честеру, — может быть, миссис Трейси хранила снотворное в спальне?

Он по-прежнему держал в руках фотографии в общей рамке.

— Вот что, займись-ка ванной, — обратился он к напарнику, — а я спальню посмотрю. Пройдемте, Трейси. Вы поможете кое-что уяснить.

Половину квадратной комнатушки с единственным плотно зашторенным окном занимала постель. Она была разобрана и смята. Розовая ночная рубашка сиротливо ожидала владелицу. И пока Шелли знакомился с обстановкой, Честер Трейси, по его настоянию, осматривал встроенный шкаф с вещами жены.

— Мне кажется, нет голубого платья, — объявил он.

— Голубое, — констатировал Шелли.

— Да, такое, знаете… Вроде костюма. Платье, а поверх него жакет.

— Ну, — подгонял сержант, — что еще отсутствует? Туфли?

Даже при беглом взгляде на полку с обувью можно было насчитать дюжины полторы всевозможных туфель. Босоножек, лодочек, домашних, выходных.

— По-моему, — сказал Честер, — с голубым платьем она носила черные лодочки. Что-то я здесь их не вижу.

— Туфли черные, — повторил Шелли. — Какое пальто? Петерсоны утверждают — светлое.

— Да, да… Из тонкой козьей шерсти. Линда называла его «мой кашемир». Совсем новое пальто. Куплено на последний чек за мои сверхурочные.

Шелли взял с полки одну из лодочек и тщательно исследовал. Чистый пластик с каблуками-гвоздиками. Перевернув ее, он отметил, что подошва, а в особенности носок, сильно сношены. Рябь царапин имел и наконечник каблука.

— Эти тоже новые? — спросил сержант.

— Я купил их Линде к Рождеству.

— Так. Что исчезло, кроме этого?

Вопрос поверг Честера в раздумья. Некоторое время он соображал, позволив Шелли изучить остальную обувь. Большинство туфель были вечерние, в форме лодочек или босоножек. Но бросалась в глаза еще одна пара — спортивных, на гладкой подошве. Шелли не выпустил их из рук, даже увидев, что напарник возвращается с явным уловом. Его заинтересовала корочка присохшей грязи, которая легко отскочила, поддетая ногтем.

— Пришлось покопаться, — сказал Кениг. — Однако нашел. В аптечке. Может, объяснишь, зачем эти таблетки нужны?

— Затем, что их принимала миссис Трейси. Она каждый вечер глотала снотворное. Сразу после десяти, когда звонил муж.

— Вчера навряд ли, — заметил Кениг.

— Я тоже так думаю. И это, согласись, любопытно. Дай-ка взглянуть на твою склянку.

Снотворное составляло примерно половину пузырька. Нахмурясь, Шелли расправил ярлык рецепта.

— «Доктор Янгстон, — прочел он вслух. — Две таблетки перед сном». Десятое июля прошлого года. А сегодня какое число, Кениг?

— Двадцатое января с полуночи.

— Доктор Янгстон… — задумчиво произнес сержант. — Похоже, ваша жена, Трейси, кое с кем виделась вне стен этого дома. С кем?

Трейси, казалось, по-прежнему находится в шоке.

— А я повторяю: она… не могла! — с трудом подыскал он ответ.

— Не обязательно в последние дни. Скажем, раньше, до вашей женитьбы.

— До женитьбы я Линду почти не знал. И когда Лео затащил меня на ту вечеринку…

— Лео? Кто это, Лео?

— Лео Манфред. Мы вместе работали в авиафирме. Но… послушайте! Сколько можно пустых вопросов! Искали бы лучше такси.

— Где я могу найти Лео Манфреда? — Шелли был настойчив.

— Понятия не имею. Полагаю, дома. Когда я перешел в ночную смену, мы перестали видеться. Даже, не знаю, работает ли он еще в нашей фирме.

— Но он был знаком с вашей женой?