Пропала женщина (сборник) - Рассел Рэй - Страница 20

— Ну и как его алиби, инспектор? Держится прочно?

— Так прочно, словно его высекли из скалы. Или он не имел никакого отношения к убийству, или подстроил самое хитрое алиби, с каким мне когда-либо приходилось иметь дело. Хотите послушать про мои горести?

— Да.

— Так вот, я навестил сэра Джона Лутимера. Они не очень-то были рады меня видеть — и я их вполне понимаю. Дом был полон гостей. Лутимер занимает высокий пост в министерстве иностранных дел. Он устраивал прощальный вечер для симпатичной молодой пары, которые сегодня утром улетают — я полагаю, что уже улетели, — в Буэнос-Айрес. Мужа зовут Чарльз Эвертон. Он назначен первым секретарем посольства в Аргентине. В общем-то, более надежного свидетеля и придумать трудно. И его жена тоже внушает доверие. Спокойные, здравомыслящие люди, уверенные в себе и в своих словах. Они оба подтвердили то, что нам сказал Артур Кросс, и еще добавили разные подробности. Они обратились к нему на ричмондском кругу — сами обратились, он никакой инициативы не проявлял. Они заблудились в тумане, и он сказал, что тоже заблудился. Сказал, что едет к дяде на Уелфорд авеню, а им было нужно на Хейли крезент. Он не очень-то хотел их брать — видно было, что он не надеется что-нибудь найти, но сказал все же, что готов попытаться. В машине они обменялись несколькими вежливыми фразами. Кросс ехал потихоньку — ничего не было видно, и в конце концов они остановились. Кросс сказал, что не знает, куда они заехали. Они выглянули наружу и при свете фонарика разглядели название улицы: «Хемли авеню» — как Кросс нам и сказал. Я все тщательно проверил. Все сходится. Эвертон прочитал надпись, и его жена тоже. «Который был примерно час?» — спросил я. «Почти восемь», — сказал Эвертон. «Откуда вы это знаете так точно?» — спрашиваю, а он отвечает: «Нас ждали у сэра Лутимера к восьми. Я все время смотрел на часы. Знаете, это ощущение, будто время бежит страшно быстро, а ты стоишь на месте. Так что, если вы хотите пришить нашему другу-водителю какое-нибудь преступление, так выберите другое время, а не восемь вечера».

Инспектор вытер вспотевший лоб.

— Затем я спросил Эвертона про разбомбленный дом. Он сказал, что сам его в тумане не разглядел, но что, по-видимому, он стоит недалеко от угла. Кросс отсутствовал минут пять. Они с женой разговаривали о делах министерства, отсутствовал он недолго. Они оба слышали, как он стучал в дверь — и больше ничего. Потом вернулся страшно разозленный и сказал, что упал и поранил руку. Было темно, и они не видели рану. Эвертон сказал мне: «Упасть в таком тумане проще простого, инспектор. Я бы не удивился, если бы он сломал шею». После этого они опять поехали, поворачивая туда-сюда, — все, как нам и рассказывал Кросс, — и в конце концов добрались до Лутимера. Я записал, когда они там оказались, — все сходится.

Джексон присвистнул.

— Вот это алиби!

— Железное! Под него никак не подкопаешься. Эти показания — чистое золото для Кросса. Нет никаких сомнений, что в восемь часов вечера он был на Хемли авеню, а в тумане оттуда меньше чем за полчаса до Уелфорд авеню не доедешь. Так что убить дядю он не мог — никуда от этого не денешься.

— Жаль, — сказал Джексон.

— Что жаль?

— Что он не мог убить своего дядю. Мне не очень нравится мистер Кросс.

— Это замечание недостойно работника полиции, — сурово сказал инспектор. — Что же нам, повесить человека только потому, что он нам не нравится? Вообще-то он и мне не нравится. Уж очень у него все выходит гладко. Чересчур складная история. Но что поделаешь — придется вычеркнуть его из списков подозреваемых. Однако…

— Однако что? — спросил Джексон. Из него получился бы прекрасный Ватсон.

— Сегодня в восемь утра я заехал на Уелфорд авеню и попросил Кросса поехать со мной к нему на квартиру, — дескать, мне надо ее осмотреть. Ему это очень не понравилось, прямо-таки полез в бутылку. Тогда я сказал, что если ему некогда, то я могу осмотреть квартиру и один. Разумеется, он поехал со мной. Жаловался, что совсем не спал, на фабрику надо являться рано утром и дела там теперь придут в полное расстройство. Ну, поднялись мы к нему в квартиру, и там стоял такой сильный запах бензина, что я его спросил: «На что это вы тратили драгоценные купоны, мистер Кросс?» В ответ он как-то кисло улыбнулся и сказал: «Я отчищал пальто. Я его вчера запачкал кровью, когда поранил руку, и заехал домой, чтобы его отчистить».

— Интересно! — воскликнул Джексон.

— Вот и я то же самое подумал. «Быстро же вы это успели, — сказал я ему, — и почему вы мне вчера не сказали, что заезжали домой?» Он ответил, что не придавал этому значения. «Когда расследуется убийство, мы придаем значение каждой мелочи, и вам это прекрасно известно». Я произнес это очень сурово, а он как-то сжался и сказал, что сожалеет. Он, видите ли, боялся, что, если пятно сразу не смыть, позже ею уже не выведешь, а это его выходное пальто. Он сказал, что сначала пытался отмыть пятно водой, а потом бензином.

— Подозрительно.

— Подозрительно? Явное вранье! «Вы вернулись сюда, чтобы отмыть пятно, или вы обнаружили его, только когда приехали?» — спросил я его. Он сказал, что вернулся промыть и перевязать руку и выпить рюмочку виски для подкрепления духа, а пятно обнаружил уже дома. Подумать только! Опаздывает к дяде почти на час и при этом устраивает стирку из-за нескольких капелек крови!

— Наверное, нам уже не узнать, его ли это была кровь, — уныло заметил Джексон.

— Пальто я все-таки забрал — вдруг анализ что-нибудь даст, но, честно говоря, надежды мало. Да, меня еще поразило, что в квартире у него было открыто окно. «Вы всегда оставляете окно открытым в такую холодную ночь?» — спросил я его. Он, видите ли, хотел, чтобы выветрился запах бензина. Тут я увидел у него в камине большую кучку пепла. «Что вы тут жгли?» — спросил я ею. «Любовные письма, инспектор». — «Хватит шуточек», — говорю. Тогда он заявил: «Я жег бумаги, инспектор. Насколько мне известно, это не преследуется законом, но, если вам нужен пепел, пожалуйста, забирайте».

— Ну и что вы, забрали? — спросил Джексон.

— Лейтенант, я человек дотошный. Не люблю ничего оставлять на волю случая. Я взял щепотку пепла, хотя и чувствовал себя весьма глупо. А Кросс стоит и смотрит на меня с этакой презрительной ухмылкой. Удивительно противный тип, скажу я вам.

Раздраженный сверх всякой меры инспектор оглушительно высморкался.

— Итак, подведем итоги, — уже спокойнее заговорил он. — Кросс ведет себя довольно странно, я бы даже сказал, подозрительно, но у него непробиваемое алиби. Его там не было, — значит, убил не он. Кто же? Кто был этот друг Холлисона, который по неизвестной нам причине проломил ему череп? Он явно знал порядки в доме, позвонил по телефону, чтобы подкрепить алиби, изменил голос, потому что его голос известен в округе, и затем бесследно исчез. Кто он? — рявкнул инспектор, стукнув кулаком по столу Джексона.

— Не знаю, инспектор, хоть убейте.

— Я тоже, — признался инспектор, — но мы его наймем. Будем копать и копать и в конце концов найдем.

Примерно в то же время, когда инспектор Джемс разговаривал с лейтенантом Джексоном, в дом Холлисона на Уелфорд авеню кто-то постучал и миссис Армстронг, открыв дверь, обнаружила на пороге незнакомую молодую особу.

— Доброе утро, — сказала посетительница. — Я — Памела Уитворт. Я пришла узнать, не надо ли вам чем-нибудь помочь.

Миссис Армстронг, оправившаяся после вчерашнего шока, внимательно оглядела девушку и, по-видимому, решила, что она заслуживает доверия.

— Очень любезно с вашей стороны. Мистер Джеффри дома и, наверное, будет рад вас видеть. Ему нужно немного отвлечься. Заходите, пожалуйста.

— Спасибо, — ответила Памела.

— В общем-то, он держит себя в руках, насколько это возможно. Мы все, наверное, не скоро придем в себя от этого ужаса. Он только что говорил мне о вас. Он вам очень благодарен.

— К сожалению, я мало что могла сделать. Может быть, надо куда-нибудь сходить, кого-нибудь известить? Вы, наверное, не знаете, за что хвататься, а мне сегодня не нужно идти в больницу.