Волкодав - Семенова Мария Васильевна - Страница 58

• Предыдущая
• 58/139
• Следующая

– Куда ты хочешь поехать, госпожа? – спросил Волкодав, когда городские ворота и большак с вереницами гружёных возов остались позади.

– К Туманной Скале! – обернувшись, ответила кнесинка. И пояснила: – Оттуда видно море, острова и весь город. Я давно там не была.

Волкодав поймал себя на том, что любуется ею. Она сидела в седле уверенно и прямо, глаза сверкают, нежные щёки разрумянились от солнца и свежего ветра, маленькие руки крепко держат поводья стремительной кобылицы… Можно представить себе, какова была её мать-воительница. Волкодав покачал головой и сказал:

– Нет, госпожа. Больно далеко, да и место глухое.

Чистый лоб кнесинки от переносья до серебряного венчика перечеркнула морщинка: телохранитель отказывался повиноваться!.. Стало быть, случается и такое. Серые глаза неожиданно разгорелись задором:

– Моя Снежинка быстрей… Поскачу, не догонишь!

Волкодав смотрел на неё без улыбки.

– Может, и быстрей, госпожа, – сказал он наконец.

Кнесинка покосилась на аркан, висевший у него при седле. Она видела, как он его бросает. Она вздохнула:

– Ты, Волкодав, видать, мне жизнь спас для того, чтобы я сама удавилась… Ладно, там дальше на реке славная заводь есть, да и город видать…

Венн кивнул и тронул пятками жеребца.

Место оказалось действительно славное. Травянистую полянку на возвышенном речном берегу окружали могучие старые сосны, разросшиеся на приволье не столько ввысь, сколько в ширину. Да, хорошее место. И вплотную незаметно не подберёшься, и издали не больно-то выстрелишь.

Под берегом, за узкой полоской мелкого песка, лежала просторная заводь, едва тревожимая ветерком. Длинный мыс, по гребню которого в ряд, точно высаженные, стояли одинаковые деревья, отгораживал заводь от стремнины. В тёмном зеркале, отражавшем небесную синеву, лежали белые звёзды водяных лилий. А вдали и правда виднелись гордые сторожевые башни стольного Галирада.

Волкодав спешился сам и снял с седла кнесинку. При этом он несколько мгновений держал её на весу и успел подумать: совсем не тяжела на руках, даром что полнотела…

– Снежинку не привязывай, – велела Елень Глуздовна. – Она от меня никуда.

Ласковая кобылица доверчиво сунулась к нему, когда он взял её под уздцы. Волкодав всё-таки привязал её, но на длинной верёвке, чтобы могла и травы себе поискать, и поваляться, и в воду войти. Серку такой свободы не досталось. Славный жеребец и так уже начал красоваться перед тонконогой Снежинкой. Пускай охолонет. Волкодав увёл его на другой конец прогалины и оставил там, утешив кусочком подсоленного хлеба. И вспомнил: венны всегда ставили жеребцов и кобылиц у клети, в которую удалялись молодожёны. Нарочно затем, чтобы кони призывно ржали и тянулись друг к другу, приумножая людскую любовь…

– Что творишь!.. – встретила его кнесинка, уже сидевшая на разостланной попоне. – Я же сказала, она от меня никуда!

Волкодав почти ждал, чтобы она поспешила освобождать любимицу, но кнесинка осталась сидеть.

– Может, и так, госпожа, – сказал он. – Её могут испугать. Или попробовать увести.

Кнесинка досадливо вздохнула, отвернулась и стала смотреть на реку и город.

…Негоже, хмуро думал Волкодав, обегая настороженным взглядом редкие сосны, заводь и деревья на мысу. Позвала бы с собой подружек, дочек боярских или хоть няньку. Было бы с кем и побеседовать, и поиграть, да ведь и стыд оградить, если придёт охота купаться… Венны испокон веков лезли в реку все вместе, мужчины и женщины, и ничего непристойного в том не находили. Волкодав знал, что сольвенны судили иначе.

…А десяток отроков как раз встал бы за соснами, чтобы никто недобрый на семь перестрелов приблизиться не сумел…

– Ты всегда такой… как лук напряжённый? – спросила вдруг кнесинка. Оказывается, она наблюдала за ним, рыскавшим глазами кругом.

Волкодав ответил:

– Всегда, госпожа, когда кого-нибудь стерегу.

Она похлопала по расстеленной попоне рядом с собой:

– Что стоишь, сядь.

Волкодав сел, но не рядом, а напротив – спиной к реке, лицом к лесу. Из воды всё же навряд ли кто выскочит. Мыш слез с его плеча и отправился ловить кого-то в лесной мураве.

– А простым боем ты драться умеешь? – спросила кнесинка Елень. – Без оружия, одними руками?

– Умею, госпожа, – кивнул он. – Да ты видела.

Кнесинка решительно посмотрела ему прямо в глаза:

– Научи меня, Волкодав.

Ну вот, опять за своё, вздохнул он про себя. Ему совсем не улыбалось попасть, как зерну на мельнице, между бегуном и поставом. Вслух он сказал:

– Боги не судили женщинам драться, госпожа. Их мужчины должны защищать.

Она смотрела на него, как сердитый маленький соколёнок.

– А не случилось рядом мужчины? А ранят его или, сохрани Боги, вовсе убьют?.. Совсем не мочь за себя поcтоять, плакать только? Умолять?.. Одну такую послушали!..

Волкодав отвёл взгляд. Кнесинка была права. И всё-таки…

– Если хочешь, госпожа, я тебе покажу, как вырываться, – проговорил он неохотно.

Начало было положено.

– Покажи!

Волкодав обхватил правой рукой своё левое запястье:

– Когда схватят, люди обычно вырываются вот так… – он потянул руку к себе, – …а надо вот так. – Он наклонил сжатый кулак прочь от себя, одолевая сопротивление одного пальца вместо четырёх.

Кнесинка Елень попробовала сделать то же и убедилась, в чём выгода. Она поджала скрещённые ноги и наклонилась к нему:

– Ну, держи, вырываться стану!

Волкодав взял её за руку. Кнесинка высвободилась одним ловким движением, без ошибки повторив показанный приём. Потом, правда, она посмотрела на свою руку и нахмурилась. Венну неоткуда было знать, о чём она думала. А думала она о том, что осторожные пальцы телохранителя были способны запросто превратить её руку в кисель. И вряд ли спас бы даже створчатый серебряный браслет в треть вершка толщиной, застёгнутый на запястье. Она спросила:

– А если… не вырваться? Тогда что?

– Если свободна вторая рука, госпожа, бей в глаза.

Он объяснял ей, как покалечить, а то и убить человека, и говорил спокойнее, чем другие люди – о том, как лучше варить мясную уху. Кнесинка поневоле содрогнулась, а он ещё и предложил:

– Попробуй, госпожа.

Её решимость учиться таяла, как снег по весне. Она поднесла было руку, но тут же уронила её и замотала головой:

– Не могу… страшно.

– Страшно, – кивнул Волкодав. – Решиться надо, госпожа. Промедлишь, сама пропадёшь.

Кнесинка закусила губы и попробовала. Венн легко отдёрнул голову и сказал:

– Этого обычно не ждут, только крика и слёз.

– А если за обе руки держат?

– Тогда бей коленом в пах, госпожа. Это очень больно. А если схватили сзади, попытайся ударить в лицо головой. Или ногой в голень. И бей, коли бьёшь, не жалеючи, изо всей силы. И сразу.

Он видел, как ужасала её лютая кровожадность ухваток, которые он объяснял. Она-то надеялась постигнуть, как остановить, отбросить врага… да унести ноги. Ан выходило, что жестокость не одолеть без жестокости, свирепость – без ещё худшей свирепости… Где сыскать такое в себе?

Кнесинка смотрела на угрюмого бородатого парня, сидевшего против неё, и телохранитель-венн вдруг показался ей выходцем из другого мира. Холодного и очень страшного мира. Который она, выросшая в доброте и довольстве, за дубовыми стенами крома, за щитами отцовской дружины, едва знала понаслышке. А теперь размышляла: что же за жизнь должен был прожить этот человек? Что сделало его таким, каким он был?..

– Ты мог бы убить женщину, Волкодав? – спросила она.

Он ответил не задумываясь, совершенно спокойно:

– Мог бы, госпожа.

Кнесинка Елень знала, как высоко чтил женщин его народ, и содрогнулась:

– Представляю, что за бабища должна быть, если уж ты, венн…

Волкодав мельком посмотрел на неё, отвёл глаза и медленно покачал головой:

– Лучше даже не представляй, госпожа.

• Предыдущая
• 58/139
• Следующая