Волкодав - Семенова Мария Васильевна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/139
- Следующая
– Нет. То есть я… – оправдывался Тилорн. – Несколько дней, и я буду в порядке…
– Сейчас, – сквозь зубы сказал ему Волкодав. – Ты сделаешь это сейчас.
Больше всего он боялся, что Тилорн скажет нет, и этим всё кончится. Тилорн ведь не из тех, кого можно заставить.
– Потом… – просящим голосом ответил учёный, безуспешно силясь разжать на своих плечах пальцы Волкодава. – Потом… Когда ты выспишься и как следует поешь…
– Я сказал, сейчас, – повторил Волкодав. Он знал, что делает глупость, что Тилорн был прав… что такими делами тоже лучше заниматься, когда сыт и силён… Но ничего с собой поделать не мог. Только подумать, что едва начавшего оживать Тилорна снова ждала беспомощная слабость… слепота… – Я сказал, сейчас!
Если он что-нибудь понимал в людях, Тилорну стало стыдно. Сообразил, наверное, что заставлять друзей заново возиться с бессильным – это уж слишком. Слабые пальцы оплели запястья Волкодава… Когда-то на руках у Серого Пса умирал человек, которого венн считал своим другом. Тоже, между прочим, аррант. Умирал, замученный непосильной работой и рудничным кашлем, выевшим лёгкие. Как же молил Богов Серый Пёс, упрашивая взять частицу его силы и отдать двадцатилетнему старику, так и не посмотревшему перед смертью на солнце… Он и сам кашлял после побоев, но умирать не собирался. И, уж конечно, ни лечить волшебством, ни с небесами разговаривать он не умел до сих пор. Но допустить, чтобы Тилорн… чтобы он опять…
На этот раз он не стал зажмуриваться и увидел, как мало-помалу прилила краска к бледным щекам Тилорна, как начали разгораться живым светом глаза. Сам он, кроме нарастающей слабости и холодка в позвоночнике, ничего особенного не ощущал. Видно, Тилорн до смерти боялся ему повредить. Вот сейчас он откроет рот и скажет: «Всё, хватит». Поняв это, Волкодав покрепче стиснул его запястья и напряг, как умел, волю, силясь перелить, передать Тилорну… неведомо что…
– Всё, хватит, – тихо проговорил Тилорн. – Я же не упырь какой-нибудь.
И отпустил руки.
– А ну встань, – велел Волкодав. – Пройдись.
Тилорн послушно поднялся, шагнул к окну и вернулся.
– Ты и с самого начала так мог? – сидя на полу, спросил Волкодав. Вставать ему не хотелось. – Что же ты сразу-то?..
– Я… – замялся Тилорн. – Я не счёл удобным…
– Предпочёл ехать на мне верхом, – хмыкнул Волкодав.
Тилорн сперва смутился и покраснел, но потом мотнул головой.
– Я думаю, друг мой, – сказал он, – это отняло бы у тебя куда больше сил, нежели обуза моего бренного тела.
Волкодав презрительно скривил губы. Вставать с полу ему, однако, по-прежнему не хотелось. Собственно, он даже не был вполне уверен, что сумеет подняться. Последний раз с ним было подобное, когда он выбрался из замка Людоеда – с помятыми рёбрами и в пузырях от ожогов. Тогда ему тоже хотелось только одного… закрыть глаза и спать, спать…
Внезапная мысль обожгла его: если с ним такое, то что же с Ниилит?.. Он разодрал успевшие склеиться веки. К его удивлению, Ниилит была на ногах и бодро сновала по комнате. Он услышал, как в дверь постучала детская рука, и повернул голову. Ниилит приоткрыла дверь. В щели мелькнули сразу три любопытные мальчишеские рожицы, но жадное любопытство мгновенно стёр ужас. Дети любят страшные сказки, любят, чтобы их слегка попугали. Но когда страшное приключается в жизни… Книги тяжело бухнули об пол, и топоток босых пяток стремительно удалился по коридору. Потом послышался голос Авдики. Молодой сегван помог Ниилит собрать книги и внёс их в комнату. Внутренность комнаты больше походила на поле брани, но Авдике было не привыкать. Ниилит схватила тряпку и исчезла за дверью. Подтирать побежала, сообразил Волкодав. Там же всюду пятна – и по всходу, и во дворе, и на мостовой… Авдика проводил девушку глазами.
– Да нет, ничего, – донёсся голос Тилорна. – Теперь им обоим только выспаться и…
Во сне всё воспринимаешь как должное, и Волкодав не особенно удивился, увидев себя самого. Однако потом разглядел, что на том, другом, была больно уж смешная одежда: сплошь кожаная, не разделённая на штаны и рубаху, да к тому же неподпоясанная.
– Ну? – усмехнулся неведомый гость. – Узнаёшь?
Волкодав молча смотрел на него, не зная, как отвечать. И надо ли вообще отвечать.
Тот вздохнул, сделал какое-то движение… и перед Волкодавом оказался его меч, вдетый в новенькие кожаные ножны.
– Теперь узнаёшь? – снова делаясь человеком, поинтересовался меч.
Волкодав только и нашёлся спросить:
– Почему ты похож на меня?..
– А на кого мне, по-твоему, походить? – хмыкнул тот. – На Жадобу?.. – Подумал и добавил: – Если хочешь знать, мы с тобой похожи. Я тоже долго жил под землёй.
– Тебя положили в могилу? – сразу угадал Волкодав. – Кем он был?
Меч скрестил ноги, устраиваясь поудобнее.
– Он был сыном большухи рода Ежа. В двенадцать лет ему нарекли имя, и они с отцом поехали в род Скворца – просить бус у дочери тамошней госпожи. Она той весной как раз вскочила в понёву…
Волкодав вспомнил беленькую девочку, одарившую его искристой хрустальной горошиной, и улыбнулся. Ей, малявочке, выткут понёву ещё годика этак через три. Тогда и придёт ей пора дарить ясную бусину тому, кто достоин. Вспомнит ли она случайную встречу в «Белом Коне»? Или послушает мать, которая наверняка скажет ей, что та бусина не считается? А может, всё-таки не позабудет старую яблоню и Серого Пса, которого не надо было бояться?
Когда-нибудь он разыщет её…
– Ежонок понравился Скворушке, – продолжал меч. – Их хорошо принимали. Но на третий день в деревню забежал бешеный волк. Ежонок был крепким и храбрым парнишкой. Он оборонил девочку и ударил зверя ножом, но тот успел его укусить.
Волкодав молча кивнул. Он видел бешеного волка и помнил, как сам чуть не умер от страха.
– Он умер, и Скворушка взяла в мужья его брата, – сказал меч. – Потому что теперь у них знали, кто такие Ежи. Но прежде оба рода послали к великому кузнецу и попросили выковать меч, которого незачем было бы стыдиться и кнесу.
Лучшими кузнецами всегда были мы, Серые Псы, подумал Волкодав.
– Лучшими кузнецами тогда были Серые Псы, – сказал меч. – Они даже не ставили на мечах своих клейм: знающему человеку и так было ясно, кто выковал. Так я появился на свет. Меня похоронили вместе с Ежонком, и я пролежал под землёй двести лет. Могилу разорил Жадоба, и в его руке я впервые попробовал крови.
Он произнёс это с таким отвращением, что Волкодав не удержался и сказал:
– Все мечи проливают кровь.
– Мечи исполняют то, для чего их ковали, – прозвучало в ответ. – Меня сделали для того, чтобы я отгонял зло.
– Я тоже дрался тобой, – заметил Волкодав. – Может, мне тебя… назад отнести?
– Тот курган для меня – как для тебя твой прежний дом, – ответил меч. – Ты ведь не будешь больше там жить… Жалко, не я могильному вору пальцы отсёк, – добавил он со вздохом. – Ладно, спасибо Создавшим Нас и на том, что дерёшься ты не хуже других…
Волкодав промолчал.
– Мы, мечи, не любим неправедных рук, – сказал его удивительный собеседник. И вновь принял своё истинное обличье, но голос, звонкий голос узорчатой стали, продолжал звучать: – Ты сам видел, как я бросил Жадобу. А тебя не покину, пока ты меня бесчестить не станешь…
Всё расплылось. Волкодав перевернулся на другой бок, и никакие сны его больше не посещали.
Ещё не проснувшись толком, Волкодав понял, что остался в комнате один. И ещё, что час был не ранний. Пахло стряпнёй, доносился скрип половиц, голоса, чей-то смех, время от времени – лай собак и крик петуха. Жизнь гостиного двора шла своим чередом.
Вставать до смерти не хотелось, и Волкодав позволил себе редкое удовольствие: несколько блаженных мгновений между бодрствованием и сном…
- Предыдущая
- 32/139
- Следующая
