Драгоценность, которая была нашей - Декстер Колин - Страница 39

В этот же час (девять часов вечера) Эдди Стрэттон сидел на единственном стуле в маленькой комнатенке на третьем этаже гостиницы, расположенной чуть севернее Рассел-сквер. Удобства в номере были минимальными: треснувший умывальник, крошечный кусочек мыла и одно полотенце, бывшее когда-то белым. Однако постель застелена свежими простынями и выглядела удобной, уборная — в конце коридора (как объяснила леди за конторкой портье), ванная — этажом ниже, а салон с телевизором для постояльцев — рядом с портье. На ночном столике лежала Библия, и подле нее бланк заявки, которая, будучи заполненной и переданной по назначению, давала счастливому заявителю право на бесплатное участие в лотерее, в которой можно выиграть билет на один из чемпионатов по гольфу будущего года. Стрэттон не воспользовался ни тем, ни другим.

Он только что посетил американское консульство, где симпатичная и исполненная сочувствия соотечественница из Северной Каролины разъяснила ему все соответствующие процедуры, грустные, но тем не менее необходимые, которые требуется осуществить в связи со смертью американского гражданина в Великобритании. Она же ознакомила его со стоимостью трансатлантической транспортировки трупов. И вот теперь, сидя в этой комнатенке и упорно разглядывая рисунок на выцветшем зеленом коврике, он испытывал что-то вроде грусти, вспоминая Лауру, бывшую его женой только последние два года. Они были довольны друг другом, насколько это можно было ожидать, как он полагал, от союза, основанного на расчете и взаимном удобстве, и он никогда не забудет ее довольно громкого голоса, чрезмерно яркого грима на лице — и, конечно, как мучилась она со своими больными ногами, бедняжка... Он медленно кивнул самому себе, потом поднял глаза и бросил взгляд на окно с тюлевыми занавесками, как птица, которая вдруг заметила открытую дверцу клетки. Если бы кто-нибудь находился в тот момент в комнате, он наверняка заметил бы, как на губах Эдди Стрэттона промелькнула довольная улыбочка.

Где-то после девяти вечера с вокзала приехала полицейская машина и привезла маленький коричневый конвертик, который Морс принял с нескрываемым удовольствием и торжествующе  улыбнулся Льюису, но, вскрыв конверт и быстро заглянув внутрь, ничего не сказал. Потом, продолжая улыбаться во весь рот, передал конверт Льюису со словами:

— Пожелай мне удачи! Я дам тебе знать, когда понадобишься.

Морс, по крайней мере, избавил Даунса от головоломки с вежливыми повторами вступительных фраз, он даже не стал выражать надежду, что арестованный доволен условиями содержания и что с ним хорошо обращаются. Налицо был факт, что арестованный совершенно потерян и сражен. Его уже предупредили раньше, что он имеет право потребовать присутствия адвоката, но, как ни удивительно, Даунс не воспользовался этим предложением. Справа от его локтя стояла нетронутая чашка чаю (сладкого). Он угрюмо посмотрел на Морса, когда тот занял место Диксона напротив и подтянул поближе еще одно кресло для белокурой молоденькой девушки-полицейской, которая помимо прочих достоинств обладала, будучи в этом отношении единственной в участке Сент-Олдейт, высшей квалификацией стенографистки — сто тридцать слов в минуту. Но ей не удалось воспользоваться своим исключительным умением в данной ситуации, ибо Даунс, по крайней мере в первой половине допроса, выдавливал из себя слова с медлительностью зомби. Морс терпеливо ждал. В конечном итоге это лучшее, что можно было сделать. А когда Даунс все-таки заговорил, то первым делом спросил о жене:

— Кто-нибудь встретил поезд, инспектор? Следующий поезд?

— Пожалуйста, не беспокойтесь о ней, сэр. О ней позаботятся.

Даунс оцепенело покачал головой:

— Это какое-то безумие, абсолютное безумие! Где-то произошла чудовищная ошибка — разве вы не понимаете? Я... я... у меня просто мешаются мысли. Я не знаю, что сказать! Молю Бога только об одном, очнуться поскорее от этого кошмарного сна.

— Расскажите мне о докторе Кемпе, — произнес  Морс.

— Что? Рассказать вам? О чем рассказать? Кемпа знают все. Это же самый больший потаскун в Оксфорде, то есть был.

— Вы говорите «все»?

— Да! Включая его жену. Она знает.

— Знала. Она умерла сегодня днем.

— О Боже! — Даунс закрыл глаза и плотно сжал веки. Потом открыл глаза и посмотрел на Морса: — Думаю, теперь я знаю, что вы собираетесь спросить  у меня, инспектор.

Морс наклонил голову влево.

— Знаете?

— Вы собираетесь спросить меня про мою жену, Люси... знала ли она об этом.

Морс наклонил голову вправо, но ничего не сказал.

— Так вот, отвечу — «да». Один-два раза он пытался подъехать к ней. На приемах, вечеринках и тому подобное.

— Ваша жена рассказала вам об этом?

— Мне кажется, это ей польстило.

— Ну?

— И позабавило. Больше позабавило, чем польстило, так мне кажется.

— А вы? Вы, мистер Даунс? Как вы отнеслись к этому? Вас это тоже позабавило?

— Да я бы задушил эту грязную свинью! Собственными руками! — В одно мгновение он весь переменился, голос стал хриплым, рыкающим, в глазах разгорелась ненависть.

— Не так-то просто убить человека, — заметил Морс.

— Непросто? — недоуменно посмотрел на него Даунс.

— Чем это таким вы ударили его? Когда приехали домой — за чем это там вы спешили?

— Я?.. Пардон? Вы не...

— Просто своими словами, сэр, если хотите. Просто все, что произошло. Ваши слова запишут, а потом зачитают записанное, и вы сможете изменить все, что считаете неверным. Нет проблем!

— Что? — Даунс потрясенно затряс головой. — Когда же я проснусь?

— Давайте начнем с того момента, когда вы вставили ключ в замок — у вас замок «йейл», правильно? — потом вы вошли в дом и...

— Да, и захватил свой запасной слуховой аппарат, кое-какие заметки...

— А где вы храните запасной аппарат?

— В спальне.

Морс ободряюще кивнул:

— С двумя кроватями, наверное...

— Двуспальной, если уточнять, и я держу запасной аппарат в ящике высокого комода, — он снова посмотрел прямо в глаза Морса, — вместе с носовыми платками, запонками и так далее. Вы желаете, чтобы я перечислил все до последней пуговки?

— И жена ваша лежала в двуспальной кровати... Да, я хотел бы, чтобы вы перечислили все, сэр.

— Боже! Что заставляет вас предположить, что моя жена была в кровати? Это же было время обеда!

— А где же она была?

— В гостиной! Почем мне знать! Не помню. А почему вы не спросите у нее самой? — Он вдруг вскочил. — Послушайте! Я должен поговорить с ней! Немедленно! Сейчас же! Вы не имеете права задерживать меня здесь. Я понимаю, что у вас своя работа, мне это понятно. Бывает, людей задерживают по подозрению — я это знаю. Но я должен поговорить с Люси!

От чувства бессилия и гнева голос у него сорвался на визг. Морс этому обрадовался. Нередко потеря контроля над собой ведет к признанию, признанию, которое, в свою очередь, снимает бремя, долго угнетавшее исстрадавшийся ум. И действительно, усаживаясь на место, Даунс выглядел много спокойнее, так что Морс решил продолжить допрос:

— Вы поняли подлинный смысл звонка Кемпа, верно? Никто не понял, а вы поняли, вы поняли.

В противоположность бешеному крещендо Даунса голос Морса прозвучал очень тихо, и сидевшая рядом с ним стенографистка не могла поручиться, что записала его слова абсолютно правильно.

Что касается Даунса, то он даже перегнулся через стол:

— Не могли бы вы говорить немного погромче, инспектор? Боюсь, я не расслышал, что вы сказали.

Однако, похоже, он услышал громкий стук в дверь, предшествовавший появлению в комнате явно выбитого из колеи Льюиса.