Самоцветные горы - Семенова Мария Васильевна - Страница 71
- Предыдущая
- 71/75
- Следующая
Камень, бесконечно уставший держать на себе Самоцветные горы и скверну, переполнявшую все три Зуба: Большой, Средний и Южный. Волкодав подумал о многих тысячах каторжников, работавших и спавших в тёмных норах забоев. Сколько-то из них – малую толику – успеет выпустить Гвалиор. Кому-то среди этой толики повезёт, и они сумеют выбраться на поверхность... может быть. Но сколько их будет? А сколько уйдёт вместе с рудником и Долиной, уйдёт, проклиная того, кто забрал у них пусть даже такую, но – жизнь?
Волкодав был совсем не уверен, что эти люди действительно станут его проклинать. – Он слишком хорошо помнил, как сам таскал кандалы. В те времена он с восторгом благословил бы того из Богов, что Своими молниями обрушил бы каторжные подземелья, навсегда стирая их с лика Земли... Где же ему тогда было знать, что и обычный смертный человек способен на это? Более того – мог ли он предположить, что минует время и на месте этого Бога суждено будет однажды оказаться ему самому?..
...Но хотя бы они и проклинали его, задавленные глыбами, погребённые в рушащихся недрах, заживо съеденные жгучими водами, готовыми хлынуть из разверзшихся бездн... Сколько их? Тысячи. Много тысяч. Каждое лето Ксоо Тарким и подобные ему приводят сюда ещё не менее тысячи. И так – год за годом... уже которое столетие. Так вот. Во имя тех мириадов, что вознеслись отсюда. К Праведным Небесам девяноста девяти вер. И тех мириадов, что никогда больше не будут проданы сюда...
Я сделаю это.
А между тем камень под медленно шарящими руками вовсе не собирался обнаруживать слабину. И, что гораздо хуже, Волкодав начал подозревать, что спокойно доискаться её ему не дадут...
если она вообще здесь была. Торопливо перебегая от лестницы к лестнице, вниз спешили люди, по крайней мере одного из которых – старшего назирателя Церагата – он хорошо знал.
Волкодав почувствовал себя почти как семь лет назад, когда он лез подземным ходом в замок одного сегванского кунса, носившего прозвище Людоед. Помнится, тогда он всё время думал о мстителях, чей справедливый поход обрывала судьба – у кого за тридевять земель от цели, а у кого и на самом пороге. И ещё утешал себя тем, что, застряв под землёй, его мёртвое тело, по крайней мере, отравит Людоеду колодец...
Тот раз Боги понаставили у него на пути с избытком дверей, казавшихся неодолимыми, но он сумел их пройти. Иные сам, а одну – с помощью друга... Что же теперь?.. Теперь, когда он воистину пришёл туда, куда должен был прийти?..
Думать об огромности неудачи не было времени. Волкодав положил приготовленные было молоток и зубило и выпрямился, поворачиваясь лицом ко входу в забой. Улыбнулся. Не спеша извлёк из заплечных ножен Солнечный Пламень...
Откуда-то из темноты, трепеща быстрыми крыльями, возник Мыш. И с пронзительным криком упал ему на плечо, цепляясь коготками за плотную кожу одежды. Свободной рукой Волкодав снял его и подбросил, отсылая в полёт:
– Пропадёшь!
Ничего не получилось. Мыш тотчас вернулся и проворно впутался в волосы, а накрывшую руку весьма чувствительно цапнул за палец. Ну что ж... Волкодав обнял ладонями рукоять и поднял меч перед собой, готовясь встретить тех, чьи шаги отдавались под неровным каменным сводом.
И тогда Солнечный Пламень заговорил – во второй, и последний, раз.
– Вечно с тобой так, – отдался в ушах венна голос, похожий на его собственный. – Придумаешь хорошую мысль, а до конца довести не умеешь. Возьми мою силу! И бей!
Как?! чуть не спросил Волкодав, но мир кругом него уже изменился. Он привык ощущать меч продолжением своих рук, своего тела, своей воли. Но такого высшего единства, как теперь, ему никогда ещё не доводилось испытывать. Он сам стал железом и сталью, жизнью и смертью, справедливостью Богов, завещанной свыше благородным клинкам. Человек не может сколько-нибудь долго выдерживать подобное напряжение, но нужды в этом и не было. Церагат с подручными скатились с последней лестницы и бежали к нему по забою. То есть это им так казалось. На самом деле они двигались медленно-медленно, словно пробиваясь в глубокой плотной воде, их рты раскрывались, исторгая почти остановленный крик...
Солнечный Пламень в руках Волкодава обратился в ржавчину мгновенно и весь, от кончика до рукояти, и невесомой пылью облетел на пол. Волкодав отвернулся от надсмотрщиков и посмотрел на Врата.
И это их-то он собирался нескончаемо долго обкалывать никуда не годным зубилом?.. Два тоненьких – пальцем проткнуть – листика бронзы, вдобавок источенные с той стороны едкими подземными соками – вправленные в пронизанный трещинами, готовый рассыпаться камень... Бить? Было бы тут, что бить. Чихнуть погромче, и они рухнут. Ногой топнуть – развалятся...
Усмехаясь, Волкодав обратил ко Вратам раскрытую ладонь. И ладонью несильно толкнул в ту сторону воздух. Этого хватило вполне и даже с избытком. Створки вдавились и смялись, словно в них со всего маху въехал стенобитный таран. Вдавились, смялись и лопнули, точно скорлупа пустого яйца. За ними сверкала острыми гранями первозданная Тьма.
И время снова обрело свой обычный ход.
Волкодав успел услышать одинокий крик серой птицы, летящей в тумане над великой Светынью.
А больше не было совсем ничего.
То, что происходило теперь на руднике, язык не поворачивался назвать ни побегом, ни бунтом, ни даже восстанием. В общем-то началось всё именно с этого, но, когда Южный Зуб жутко содрогнулся от подошвы до самой вершины и со стоном как бы осел – пока ещё незаметно для глаза, но очень внятно для всех прочих чувств, обостряющихся у жителей подземелий, – население обречённого муравейника как-то сразу перестало делиться на надсмотрщиков и рабов и сделалось просто сообществом людей, пытавшихся спасти свою жизнь. Гвалиор размыкал чьи-то цепи, всей кожей чувствуя, как снизу поднимается... нечто. Не обвал и не потоп, – нечто гораздо худшее...
Окончательное.
Гибель грозила не какому-то отдельному забою или даже нескольким уровням. Южный Зуб просто переставал быть. Медленно и неотвратимо. Надобно думать, в недрах Среднего и Большого тоже почувствовали признаки беды и подняли тревогу. У них там времени будет побольше. Их счастье. Но и там спасутся не все.
Торопливо распотрошив последний замок, Гвалиор следом за рабами выскочил в штрек. Бегущая толпа подхватила его и повлекла к лестницам. Кто-то лез в бадьи, поднимаемые колёсами, ещё крутившимися наверху. Кто-то тащил обессилевшего товарища. Кто-то, наоборот, старался выгадать толику расстояния, сшибив с ног другого. Кто-то уже лежал бездыханным, затоптанный в толчее. У многих цепи выглядели не разомкнутыми, а разбитыми. Пожалуй, таких было большинство. Гвалиор, оглядываясь, побежал вместе со всеми. Одолевая одну из ступенек на следующий уровень, он увидел, как далеко позади, из прохода вниз, ударил прозрачный клинок в сажень шириной. Он коснулся потолка штрека и вошёл в него, почти не встретив сопротивления. Рухнули камни, а по полу штрека покатилась кипящая волна пара... или чего-то, отдалённо напоминавшего пар... или чего-то, что вовсе не было паром...
У Гвалиора выросли крылья, он взлетел вверх по лестнице гораздо быстрее, чем когда-либо спускался по ней вниз.
Беда рабов была в том, что, проводя всю жизнь в забое, они не знали расположения подземных ходов. Знали только немногие, ещё некоторым успел объяснить Гвалиор. Из этих некоторых хорошо если десяток не удрал сразу наружу, озаботившись направлять людей, толпами поднимавшихся снизу. Гвалиор со своими надсмотрщиками, сообразившими, что происходит, присоединился к ним и стал указывать дорогу. Каторжане мелькали мимо, и Гвалиор мог бы поклясться, что многих узнал. В том числе многих из тех, кого давно не было на свете. Он дал бы голову на отсечение, что видел в толпе чернокожего Мхабра и маленького подбиральщика, сегвана Аргалу. Дикая мысль посетила его: что же за бедствие ожидало Самоцветные горы, если даже мёртвые покидали их, не смея остаться?..
- Предыдущая
- 71/75
- Следующая
