Самоцветные горы - Семенова Мария Васильевна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/75
- Следующая
И Вингоррих бросил сквозь зубы:
– Излагай своё дело.
– Юный сын старейшины Атавида, звавшийся Атарохом, отправился в лодке проверить ловушки, поставленные на тармаев, – заговорил Винитар. – Две ловушки оказались пустыми, и он, сменив в них приманку, решил подождать. Этих рыб он хотел закоптить к твоему приезду, кунс. Но накануне в деревне выдалась очень беспокойная ночь, и никто не назовёт признаком слабости то, что отрок уснул в траве под кустом. Следует ещё рассказать, что с Атарохом была его лайка Забава. И щенок от неё по имени Звонко. Сын старейшины проснулся от лая и визга и увидел, что к песчаному берегу неподалёку причалила лодка, а в лодке – знатная госпожа и с ней воин. Госпожа пожелала выкупаться, и к её одежде подобрался любопытный щенок. Воин поднял его за шиворот и вертел так и этак, лайка же, беспокоясь о своём малыше, бегала кругом них и жалобно лаяла, умоляя отпустить сына...
Атавид слушал молча, опустив голову. Винитар вправду излагал дело куда более складно, чем получилось бы у него самого. Последний почувствовал, как начали жечь глаза слёзы. “Я непременно снова женюсь, – подумал вдовый старейшина. – Мы родим ещё детей, и старшего сына я назову Атарохом...”
Он сидел, опустив голову, и не видел, как при упоминании о знатной госпоже потемнел лицом Вингоррих. Знатная госпожа на несколько дней пути окрест была только одна.
В отличие от старейшины, Винитар видел всё.
– Атавид подошёл к воину и попросил отдать щенка, потому что его собаки, не имея в сердцах зла против людей, ни в чём не могли провиниться, – продолжал он ровным голосом. – “Щенка пожелала взять госпожа, – отвечал ему воин. – Пусть будет ей забавой”. Атавид сказал ему, что для госпожи найдётся семь раз по семь других щенков, гораздо забавнее, красивее и пушистей, но именно этого отдать никак невозможно, потому что он особенный. “Ах, особенный? – засмеялся воин. – Тем лучше”. Тогда Атавид хотел выхватить у него лайчонка, но воин отмахнулся, ударив его по лицу. Атавид отлетел и упал, угодив виском на торчавший корень, и от этого ему пришла смерть. Сука же Забава, видя гибель хозяина, бросилась на мужчину и укусила его за руку. Воин пнул её ногой, чтобы отогнать. Сапог сломал ей рёбра, и осколки достигли сердца, и от этого ей пришла смерть. Но прокушенная рука ненадолго разжалась, щенок упал на землю и убежал. А госпожа с воином сели в лодку и отчалили прочь. Вот так, справедливый кунс, были убиты сын старейшины и добрая лайка, и только из-за того, что госпоже приглянулся щенок.
Винитар замолчал. Стало тихо. На священных ёлках не шевелилась ни единая хвоинка. Такая тишина бывает перед грозой, когда низкое небо вот-вот вспорет первый раскат.
– Что же это за высокородная госпожа, о которой ты говоришь? – хмуро осведомился Вингоррих.
– Её имя ни разу не прозвучало там, на берегу, справедливый кунс. Но волосы у неё были покрыты красно-жёлтой бисерной сеткой. И, когда они отплывали на лодке, воин поставил парус, раскрашенный алыми и жёлтыми треугольниками.
Велиморцы стали переговариваться громче прежнего. Они-то знали, что в нескольких сотнях шагов, там, где на удобной зелёной поляне раскинулся нынешний лагерь кунса, стоял красно-жёлтый шатёр. А в шатре дожидалась жениха государыня Алаша, дочь кониса нарлаков, исстари обосновавшихся на Западном берегу. Красное и жёлтое были цветами его стяга. И, ясное дело, у знатной невесты была своя свита, снаряжённая заботливым батюшкой. И в той свите среди усердных слуг и почётной охраны, скучавшей в мирном краю, имелся телохранитель Имрилл. Не далее как третьего дня сменивший привычную нарлакскую кожаную безрукавку на рубашку с полными рукавами. Его, конечно, не спрашивали о причине. Но теперь кое-кто припомнил задним числом, что Имрилл вроде как берёг левую руку...
У кунса Вингорриха было лицо человека, уже привыкшего к мысли об исполнении некоей приятной мечты, – и нате вам пожалуйста, в последний миг является кто-то со стороны и своей злой волей всё рушит.
– Позвать сюда Имрилла! – рявкнул он, обращаясь к сыновьям. Именно к сыновьям, хотя кругом полно было воинов и прислуги, готовой бежать по его первому слову, ибо на кого же в злосчастии опереться родителю, как не на взрослых детей?.. Сыновья исчезли в лесу, а кунс вновь повернулся к неподвижно стоявшему Винитару, чтобы спросить с горечью: – Ты понимаешь хоть, на кого возводишь поклёп?..
– Понимаю и сожалею, родич, – отвечал Винитар. – Но зло уже совершилось, и его не отменишь. Можно лишь остановить его, чтобы не множилось оно на этой земле.
Вингоррих пристукнул кулаком по корабельной скамье, на которой сидел:
– Да кто он, ваш изветник?<Изветник – тот, кто обвиняет, жалуется, доносит, и в особенности – несправедливо. > Тот, кто якобы всё видел и слышал, но из-за лени и трусости не вмешался и ничего не сделал?..
Винитар оглянулся, и жители Другого Берега расступились, пропустив вперёд девушку в наряде невесты. Как полагалось на Островах, её голову покрывал волосник, связанный бережно хранимым прабабкиным костяным крючком из шерсти белой овцы, но, в отличие от полного убора мужатой, лишь обрамлял лицо, не пряча волос. Да и волосы не были связаны тугим сложным узлом, оберегающим счастье замужества, а свободно падали светлыми волнами чуть ли не до колен. На самом деле бедный Атарох в свои пятнадцать зим если и задумывался о женитьбе, то разве что очень издалека. Однако теперь это не имело никакого значения. По вере сегванов, если мужчина покидал земной мир неженатым, подобная неполнота земных дел не давала ему достигнуть Небес, обрекая на бесприютные скитания в сумеречных краях. Поэтому, если умирал парень, ещё не познавший жены, его погребение становилось одновременно и свадьбой. Ему избирали невесту, которая после называлась его вдовой; когда впоследствии она выходила замуж, её первый сын считался ребёнком умершего. Где-то в иных краях, особенно в старину, считалось праведным делом, когда избранная посмертной женой шла за мужем в могилу, но закон Островов был мудрей. Жители суровых побережий, чьих мужчин часто забирал к себе океан, почитали наихудшим несчастьем гибель наследников и прекращение рода.
Та, что у погребального костра Атароха стала ему невестой перед людьми и Богами, минувшей зимой плясала с ним на празднике Нового Солнца. И, может быть, успела разок почувствовать у себя на щеке его робкие губы. Теперь она стояла рядом с Винитаром, бледная от волнения, решимости и страха, и держала на руках щенка. Лайчонка Звонко, сына суки Забавы.
Кулак кунса Вингорриха вновь тяжело опустился на твёрдое дерево корабельной скамьи:
– И это весь ваш свидетель? Блохастая собачонка?..
Из леса появились его сыновья и с ними Имрилл. Нарлак шёл с понятной неохотой телохранителя, вынужденного оставить вверенного его попечению человека.
Винитар покачал головой и сказал дяде:
– Не следовало бы тебе срамословить того, в ком кровь поколений стражей Понора. Если бы не такие, как он, Малые Острова назывались бы теперь по-другому. Его предок когда-то залаял на берегу и позвал людей на подмогу тебе, кунс.
Вингоррих зло прищурился:
– Стало быть, ум ваших лаек простирается так далеко, чтобы понимать все речи людей? Да ещё и внятно рассказывать о том, что выпало повидать?
Винитар и на это готов был ответить. Он сказал:
– Говорящих собак я пока не видал, но людям кажется, будто собака запоминает и то, что поняла, и то, чего понять не сумела. И ещё есть знающие, кто, однажды поглядев человеку в глаза, сразу может многое рассказать о его прошлом. У нас же нашёлся тот, кто посмотрел в глаза щенку и обозрел его память. – Помолчал и добавил: – Храмн, наш Небесный Отец, всегда видит неправду. И всегда посылает свидетеля, чтобы дать нам возможность совершить справедливость... А уж как мы поступим с этим свидетелем и сумеем ли услышать его, зависит от нас.
Имрилл между тем оглядывал собравшихся. На лице у него было недовольное недоумение. Его хмурый взгляд задержался на чёрно-белом щенке. Звонко сразу ощетинился, обнажая молочные зубы во взрослом оскале, никак для детский мордочки не предназначенном.
- Предыдущая
- 32/75
- Следующая
