Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца» - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/52
• Следующая

– Бор! Бор! Я Свиток. Цель подтверждаю. Квадрат десять – сорок семь. Время три, – раздался в наушниках голос оператора наземной службы обнаружения и сопровождения «Сириус». О, это была просто удивительная организация, включающая в себя массу звукометрических, визуальных, радиолокационных и аналитических постов, которые отслеживали в реальном времени практически все перемещение любых самолетов в прифронтовой зоне. Как показали эти две недели боев, результативность по обнаружению врага и наведению на него своих истребителей стоила очень многого. Сам факт ее существования оказался намного более важен, чем даже новые замечательные машины и прекрасно подготовленные пилоты вместе взятые. Будь даже сейчас старые «ишачки» с практически необученным личным составом, и то бы немца били в воздухе. По крайней мере, такая убежденность была практически у всего летного состава.

Молодой Сталин взглянул на карту. Они входили в обозначенный квадрат, опаздывая на пару минут. Но успеют. Не в первый раз.

– Сирень. Я Ромашка. Вижу цель. Групповая. Лево десять. Высота шесть, – донесся голос командира второго звена, выведший Василия Иосифовича из задумчивости.

– Я Сирень. Вас понял, – ответил командир эскадрильи, пытаясь разобрать что-то в далеких темных точках где-то впереди, внизу и слева. Бомбардировщики шли достаточно плотным строем, а вокруг них крутились на виражах истребители. Совершенно стандартная ситуация. Не привыкли немцы забираться еще выше. Да и острая нехватка материальной части вынуждала использовать бомбардировщики с перегрузкой, а потому не только не хотели, но и не могли подниматься выше советских соколов.

Первая эскадрилья прибавила газа и вышла чуть вперед, после чего пары, одна за другой, стали падать куда-то вниз. Заметили их сразу. Начали шевелиться. Но вот попасть по несущемуся с весьма солидной скоростью истребителю в пике очень сложно, тем более что «И-300» с его хорошей аэродинамикой выходил за восемьсот километров при пикировании.

Когда первая эскадрилья нанесла свой «соколиный удар» и пришла очередь Василию вести своих бойцов в бой, от строя немцев уже отвалилось несколько бомбардировщиков. У одного не было плоскости, и он смешно кувыркался в воздухе. Двое дымили двигателями, оставляя после себя густой шлейф. А последний бомбардировщик так и вообще просто стремительно терял высоту, идя по какой-то странной траектории. Кое-где показались белые купола парашютов. Негусто, но никто особенно и не рисковал, работая аккуратно. Впрочем, несмотря на удар, немцы продолжали держать строй. Он несильно спасал, но был намного лучше неупорядоченного бегства, давая хоть какие-то шансы продать свою жизнь дороже. Тем более что начались стандартная процедура сброса бомб «на кого бог пошлет» и разворот на базу с набором высоты и скорости в надежде, что строй позволит добраться туда хоть кому-то. Уж больно кровавый им раз за разом давали урок.

Василий отдал приказ по эскадрилье и первым пошел в пике, привычно ощущая некую легкость, сопутствующую началу этого не самого легкого для здоровья маневра.

Внизу начало второй волны заметили и стали активно маневрировать, стараясь поставить советские пары в несколько огней, эшелонировав обстрел по ярусам. Истребители ушли ниже и выше, а бомбардировщики чуть подкорректировали курс.

Лезть головой в петлю Василию очень не захотелось, поэтому он потянул рукоятку на себя и вбок, давая длинную очередь поперек курса идущих вдали немецких истребителей и уходя вниз в стороне от строя, готовящегося его растерзать. Впрочем, он промахнулся. Очередь прошла в стороне от «сто девятого», пугнув его и вынуждая отвернуть в сторону. А вот ведомый попал – пройдя несколькими пулевыми попаданиями по капоту. Жаль, что снаряды ушли в молоко, но и этого хватило.

– Акация, ты как там? – нажав тангентку, спросил Василий, когда они уже ушли в пологом пикировании в сторону километра на два.

– Несколько винтовочных попаданий в крыло. Ничего страшного.

– Клумба. Клумба. Я Сирень… – продолжил Василий Иосифович вполне уже привычную работу по координации эскадрильи.

В тот вылет эскадрилья Василия Сталина еще дважды заходила на высоту для повторения удара. Но кое-кто из немцев смог уйти. Хотя в первые дни войны получалось вырезать подобные эскорты полностью. Впрочем, Василий не расстраивался. Свои все живы, а это главное. Кое-какие повреждения самолетов починят. Да и немцев старались бить не в кабину, а по двигателям. По возможности. Насаждая тем самым определенную атмосферу благородства, что ли. Не очень рационально, но на самоощущение летного состава влияло крайне положительно. Особенно на фоне весьма многочисленных воздушных побед.

Вечером того же дня

– Геринг, – Гитлер раздраженно смотрел на шефа Люфтваффе, – я не понимаю, что случилось с вашими хвалеными асами. Мне докладывают, что они решаются нападать на противника не менее чем при двукратном превосходстве в силах, а в остальных случаях лишь обороняются или стараются выйти из боя. Почему орлы вдруг превратились в ощипанных куриц?

– Мой фюрер, с первых дней этой войны Люфтваффе несли немыслимые потери. Мы перепроверили все данные. Треть парка Люфтваффе, выделенная для боев на Восточном фронте, уничтожена либо сильно повреждена. При этом четверть летного состава убыла по смерти или ранению.

– Если все так будет продолжаться и дальше, то через пару месяцев от нашей авиации на Восточном фронте останется одно название, – констатировал Гитлер и с упреком спросил: – В чем причина такого краха?

– У русских намного более совершенные самолеты, чем у нас. Мы изучили подбитые образцы и сильно разочарованы. Теоретически мы можем сделать что-то подобное. Там нет ничего из того, что было бы нам не под силу. Вполне обычный самолет, только сконструирован достаточно смело и грамотно. И я уже отдал все необходимые распоряжения, но есть одна деталь, которая не позволит нам решить эту задачу быстро. Это двигатель. Технологически он уступает нашим лучшим серийным образцам. Но он сделан под совершенно недоступный нам бензин, – развел он руками.

– Значит, наш новый самолет, несмотря на все усовершенствования, будет уступать русским?

– Да, – кивнул Геринг, понимая, что это не самый уместный ответ в сложившейся обстановке. Поэтому сразу же решил исправить ситуацию. – Но у нас есть решение – нужно ускорить работы по созданию реактивной авиации.

– А… – небрежно махнул ручкой Гитлер. – Пока это не более чем игрушки… наши ученые до сих пор не смогли добиться разумных сроков работы двигателей. Как будто все рушится в их руках.

– Но нам нужно сосредоточить все усилия на этом направлении. Потому что иного варианта у нас нет. Англо-американские самолеты сражаются с нами на равных, а то и превосходят. Русские – превосходят на голову. Без стремительного рывка вперед мы обречены в воздухе. Наш Вермахт буксует в этой дикой, варварской стране, потому что мы не в состоянии прикрыть его с воздуха.

– Как быстро можно будет получить достаточное количество реактивных истребителей? Вы ведь за них печетесь?

– Не раньше зимы. Это направление чрезвычайно сырое. Но я приложу все усилия к тому, чтобы ускорить работы.

– И что, до зимы наши войска должны вас ждать? – с усмешкой спросил Гитлер.

– Почему? Они могут продолжать наступление. Только в воздухе через пару месяцев наших самолетов уже не будет. При таком техническом превосходстве у нас там просто нет шансов. Поэтому я прошу вас написать приказ о снижении интенсивности полетов. Иначе нам на реактивные машины придется сажать неоперившихся юнцов.

25 июня 1941 года. Ставка Гитлера

– Судя по вашей записке, – начал без приветствия Гитлер, – вы раскопали что-то действительно стоящее.

– Так точно, – кивнул Канарис. – Нас всех очень сильно удивило, что слухи о новейшей советской технике оказались правдой. Мы полагали, что эти недоразумения, лишь по странному стечению обстоятельств кем-то считающиеся людьми, не могли придумать и построить ничего дельного.

• Предыдущая
• 3/52
• Следующая