Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца» - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/52
• Следующая

– Японцы?! – удивился Рузвельт. – Но ведь мы читаем их коды.

– Из чего следует, что это либо не японцы, либо они в курсе и используют известные нам каналы для дезинформации. Хотя, конечно, сказать точно нельзя.

– А что с кораблями?

– Последнее, что о них известно, что они подали сигнал «СОС» в паре сотен миль от побережья Мексики и пропали.

– Только «СОС»?

– Потом пошел белый шум, будто кто-то умышленно забивал эфир. Судя по всему, они «затонули». По крайней мере, имитировали именно это. Вы не находите, что это очень похоже на конвой в Великобританию?

– Полагаете, что целью было не захватить, а утопить?

– Возможно. Только неясно, зачем им было так далеко уводить корабли. В той же Атлантике пустили бы на дно, и никаких проблем. В общем, очень странно все.

Спустя неделю. Москва. Ставка

– Операция «Хищник» завершилась в целом успешно, – начинает Берия свой доклад. – Подставной корабль с урановым концентратом под видом вольфрама благополучно затонул. Мы переживали из-за того, что взрывное устройство даст сбой, но все прошло нормально. Примитивный задублированный часовой замедлитель оказался вполне надежным решением. Урановый концентрат с западных складов мы уже полностью вывезли в Петропавловск-Камчатский на двух субмаринах, которые мы частично переоборудовали для транспортных нужд. Пришлось сделать семь рейсов, но все прошло достаточно спокойно. Парочку «южан» встретили в Беринговом проливе и теперь со всей аккуратностью ведем через льды двумя ледоколами. По срокам сложно сказать, но примерно через пару месяцев они должны прибыть в Диксон, куда из Архангельска двигаются сменщики.

– Отлично! – воодушевленно воскликнул Тухачевский, в то время как Сталин лишь улыбнулся в усы. – Шесть тысяч двести тонн уранового концентрата! Кстати, никаких источников в Белом доме у нас нет? Я полагаю, у них там сейчас паника.

– К сожалению, нет, – покачал головой Берия. – Но определенную суету мы и так отследили. Идут многочисленные консультации с англичанами. Обе стороны хватились опять-таки погибших и похищенных ученых. В общем, они серьезно взялись разгребать тот клубок проблем, что мы им создали. Впрочем, им на это потребуется время, а успех маловероятен, так как мы хорошо подчистили следы.

25 августа 1941 года. Москва. Болотная набережная

Ольга сидела на лавочке и смотрела на медленно плывущие облака. Этот совершенно сумасбродный роман с советским маршалом вначале казался ей веселым приключением. Чем-то остреньким и необычным. А потом втянулась. Особенно из-за необычности характера своего нового мужа, который пришелся ей по душе. Хотя, признаться, она думала, что не пройдет и пары месяцев, как они рассорятся или начнут скандалить. Однако же…

Художественная кинолента «Спартак», в которой она успела уже сняться даже беременной, дескать, вынашивает ребенка лидера восстания, монтировалась, а ей надлежало отдыхать. По крайней мере, муж был в этом непреклонен. Даже более того, она видела, как Михаил искренне переживал за нее и их общего ребенка, ведь сниматься в положении непросто.

– Дорогая, – услышала она знакомый баритон и почувствовала, как крепкие руки нежно обнимают ее плечи. – Я вижу, ты на своем излюбленном месте. И как обычно задумчивая. Тебя что-то тревожит?

– Я боюсь…

– Чего же? Тебе кто-то угрожал?

– Нет, что ты! Конечно, нет. Просто я пыталась понять, что же с нами будет дальше, и ничего хорошего в голову не приходит.

– Тебя беспокоит война? Но ведь пока все хорошо. Да, есть потери, но мы контролируем ситуацию, а через год все будет окончательно решено.

– С Германией, – она тяжело вздохнула. – Как мне ее жаль. Группа каких-то никчемных фанатиков со своими бредовыми идеями. Признаться, тогда, в двадцатые, никто и не мог даже подумать о том, что эти клоуны станут во главе государства. Но стали…

– Они и не смогли бы занять лидирующие позиции, если бы не деньги наших заклятых друзей.

– Из Америки?

– В том числе, – усмехнулся Тухачевский. – Ты, наверное, хорошо помнишь тот ужас, который устроили фанатики в России сначала в пятом, а потом в семнадцатом и далее годах. Везде, где ступает их нога, остаются только кровь, боль и страдания. И самое неприятное то, что этим идейным деньги поступали примерно из тех же источников, что и нацистам.

– Но зачем?

– Чтобы добиться мировой гегемонии. Ведь сейчас на нашей многострадальной планете идет увлекательная феодальная распря, из которой сможет выйти только один победитель, которому достанется вся власть и вся слава объединителя планеты. А любые революционеры и бунтовщики приводят только к одному – ослаблению конкурентов. И всегда приводили, а потому с удовольствием поддерживались иностранными «доброжелателями».

– Глупости какие… – покачала она головой. – Неужели из-за глупых амбиций миллионы людей должны умирать?

– Миллиарды, – поправил ее Тухачевский. – Это не первая и не последняя война. И еще много землян сложат головы в борьбе за единение.

– Но зачем?! Неужели нельзя жить в мире и возделывать свой огород? Или каждый второй мнит себя Александром Македонским, на деле являясь тщедушным Раскольниковым?

– Такова природа человека, – лишь пожал плечами маршал. – Понимаешь, пока человечество возится на своей планете, оно не выходит за стадию эмбриона. Мы вылупимся из этой икринки, только когда начнем осваивать новые планеты и системы. До тех пор мы вынуждены терпеть сражения за какой-то маразм вроде идеи избранной расы или всеобщего равенства.

– А что плохого во всеобщем равенстве? – насторожилась Ольга.

– Только то, что оно невозможно. Физически. Одна девушка родилась умной, другая красивой, третья и красивой, и умной, а у четвертой беда – и смотреть не на что, и в голове ветер гуляет. Думаешь, они равны? Формально да. Но по факту – нет. Ни разу. Мы все рождаемся разными. И с этим ничего сделать нельзя. А если еще к этому добавить социальные различия, родителей-то не выбирают, и просто обстоятельства жизненного пути, то разброс получается очень серьезный. – Тухачевский хмыкнул. – Почему, как ты думаешь, одним математика дается легко, а другие страдают, бесплодно стараясь ее освоить?

– Прилежание? Собранность?

– Без них, а также без труда, безусловно, ничего не получится, – согласился Тухачевский. – Только упорство, воля и труд позволяют таланту раскрываться. Но это все же не главное. Даже если человек будет трудиться, не разгибаясь, то все равно сможет прыгнуть не выше своей головы… своих природных способностей. Кухарка может хорошо руководить государством, безусловно, но только если у нее есть необходимый талант к этому и набор необходимых знаний, умений и навыков. А если всего этого нет, то что получается? Ничего хорошего. И представь – некоторые странные люди говорят о том, что все люди равны. Каким образом? Вот, например, я. Разве могу претендовать на то, чтобы быть равным тебе в вынашивании нашего ребенка? Ни при каких обстоятельствах! Это просто исключено просто потому, что я физиологически не то что выносить, даже забеременеть не могу. – Ольга улыбнулась, а он нагнулся и нежно поцеловал ее в шею. – Мое чудо…

– Ты весьма убедителен, – она еще сильнее заулыбалась. – Но тогда что? Получается, что национальная идея не подходит потому, что для ее продвижения нужно либо залить всю планету кровью, вырезая иные народы, либо сидеть по своим углам. А концепция всеобщего равенства ошибочна. Честно говоря, я смущена твоими словами. Ведь… – начала она предложение и осеклась, покосившись на мужа.

– Да, именно так. Именно по этой причине я, поняв все, в конце тридцать пятого приступил к попытке свернуть с падшего пути мою страну. Родину, – произнес Тухачевский и замолчал, так как на него нахлынули сплошной волной воспоминания прожитых лет… вплоть до того странного разговора на даче в конце девяносто третьего. Чувство боли и душевных терзаний, сомнений, практически ощутимой боли, от которой щемило в груди. А ведь тогда ему хотелось попробовать еще раз спасти идею коммунизма… Потребовались смерть и перерождение, чтобы понять, насколько это было наивно и бессмысленно.

• Предыдущая
• 11/52
• Следующая