Поединок со Змеем - Семенова Мария Васильевна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/58
- Следующая
КУЗНЕЦКИЙ
Бог Грозы стал навещать Богиню Весны, вновь гулявшую по зеленой Земле. Сказывают, сначала он очень смущался своего огромного роста, зычного голоса, гривы иссиня-черных волос и рыжей, вечно всклокоченной бороды. Но потом Люди заметили: куда первые жаворонки, вернувшиеся из ирия, туда и темная туча, рокочущая громами. Так вместе и странствовали по свету. А когда начинали наливаться плоды и Дочь уступала Матери заботы об урожае, вместе возвращались на небо, и громы Перуна звучали все неохотнее,
постепенно смолкая — до новой весны. Вот почему праздник Перуна стали отмечать в двадцатый день месяца липня, по-теперешнему июля, когда цветут душистые липы и гудение пчел часто смешивается с раскатами дальнего грома. Пчелы хорошо знают, пройдет гроза мимо или прольется шумным дождем, знают, стоит ли спешить прочь, прятаться в родное дупло.
В те давние времена каждый год из лесу в Перунов день выбегали олени и могучие, длиннорогие туры и сами отдавали себя под жертвенные ножи. Влагу их крови Люди изливали в круглые каменные алтари, утвержденные перед изваяниями Перуна, а мясо варили и ели всем родом на священном пиру. И каждый, зачерпнув в свой черед из котла, клал ложку наземь чашечкой вверх — затем, чтобы между пирующими незримо угостился и Бог.
Однажды, идя по лесу вместе с Богиней Весны, Бог Грозы нечаянно встретил двоих Людей: парнишку-подросточка и с ним кудрявую девочку в детской рубашонке.
Парень поклонился Перуну низко, почтительно, но безо всякого страха.
А девчушка, спрятавшаяся было за его спиной, бочком подошла к Леле и робко протянула ей перепечу, сотворенную в образ птахи из сладкого, на меду, пряного теста. Богиня Весны с улыбкой взяла приношение, и в ее руках птаха немедленно ожила, звонким жаворонком взвилась в небеса.
— Как звать тебя? — спросил Перун паренька. Тот отмолвил:
— Отец зовет Кием — Молоточком.
Он, видно, вправду был рукодел: еще первый пух не проклюнулся над верхней губой, а на ладонях уже твердели мозоли, и у пояса висел в ножнах хорошо отбитый, острый каменный нож. Ибо в те времена Люди все делали из кости, камня и дерева: ножи, топоры и даже серпы, вставляя кусочки кремня в изогнутые корневища.
Перун кивнул на девочку:
— Сестренка твоя?
Парень залился отчаянной краской:
— Не… мы с ней поженимся… когда она подрастет!
Бог Грозы повернулся к Леле и увидел на ее щеках ответный румянец, ибо Отец Небо с Матерью Ладой уже сговаривались породниться. И он сказал:
— Что подарить тебе на счастье, жених? Чего желаешь, проси.
Кий оказался впрямь не из робких. Он шагнул вперед и бережно прикоснулся к узорчатому, звонкому золоту чудесной секиры:
— Мне бы, господине, выучиться делать такие.
— Ну, молодец! — расхохотался Перун. — Да ты знаешь ли, какой это труд?
— Знаю, господине Сварожич, — ничуть не смутился Кий. Вытянул нож из хороших кожаных ножен и протянул честно, рукоятью вперед: — Погляди, я сам его сделал. Костяная рукоять завершалась искусно сработанной головкой красавицы лосихи. Перун вернул нож и поднял голову к Небу:
— Поможем ему, отец?
И Небо ответило. Прямо из синевы пала слепящая молния, клубок пламени ринулся в подставленную ладонь Бога Грозы. Кудрявая девочка, пискнув, вновь спряталась за безусого жениха. А тот, проморгавшись, увидел в руках Перуна кузнечные клещи. Вишневый накал медленно покидал их, сменяясь серым блеском железа. Кий не сразу понял, что это такое, ведь кузнечного дела никогда прежде не было у Людей. Он знал только — сбылось чудо и осияло всю его жизнь, никогда уже она не потечет, как допрежь.
Клещи остыли, и Перун протянул их парнишке:
— Поднимешь?
Тот закусил губы, натужился и с трудом, но удержал.
Богиня Весны поднесла Кию в ладонях воды, зачерпнутой из гремячего родника:
— Испей.
В воде мелькали, переливались радужные искры. Кий послушно выпил, снова взял клещи и легко взмахнул ими над головой, радуясь и дивясь нахлынувшей силе.
Вот почему и до сего дня по весне, во время первой грозы, многие спешат испить и умыться из родника, а всего лучше с золота или с серебра: тотчас прибывает от этого силы, здоровья и красоты…
Перун выучил Кия искать в земле рудные залежи, плавить красную медь, делать косы, ножи и колокольцы-ботала, чтобы не терялась скотина. А о железных клещах сказал так:
— Это тебе на потом.
Отец Кия сначала был очень недоволен делами сына, построившего на краю селения кузницу и днями напролет пропадавшего в ней:
— И на что нужна твоя медь, одна зелень с нее! Деды наши палицами и каменьем довольствовались, и нам хватит того. Бросай баловство, пора уже тебе брать мотыгу да в поле идти, хлеб сеять! Ишь вымахал дармоед! Я уж седой — до каких пор кормить-то тебя?
А тут еще маленькая невеста повадилась лепить из податливой глины разные формочки и лить в них блестящую медь, начала дарить подружкам узорчатые запястья, витые колечки к налобным повязкам, маленькие перстеньки-жуковинья… Сором! Не девичье дело!
Но охотники вскорости поняли, что стрелы с медными и бронзовыми головками настигали зверя куда верней прежних, увенчанных кремнем и костью. Стали они приносить Кию пушистые шкурки, вкусное мясо. А взамен просили не только ножи да наконечники для копий и стрел, но и украшения женам и любимым невестам. А женщинам сразу приглянулись тонкие, острые иглы, легко пронзавшие холст и прочную кожу.
Не сеял Кий хлеба, не возделывал репища-огорода, а голоден не ходил. Нес в дом хлеб, а часто и мясо для щей. Делался понемногу кормильцем семьи не плоше братьев, не плоше самого отца…
А потом было вот что. Как-то по весне шел молодой кузнец мимо поля, которое Люди мотыжили, рыхлили под хлеб. Глянул Кий, какой пот струился с их лиц, с привычно согнутых спин… А за полем, на вольном лугу, паслись налитые праздной силою кони. Играли, носились, метали из-под копыт комья земли.
Люди приветствовали Кия, хвалили удобные мотыги, но он будто не слышал. Ему вдруг подумалось: а если того пустопляса-коня да заставить тянуть полем мотыгу? Большую мотыгу, по силушке? Сбоку привесить?.. А ежели приспособить, чтобы не одним плечом, обоими налегал?
- Предыдущая
- 9/58
- Следующая
