Экспансия – III - Семенов Юлиан Семенович - Страница 82
- Предыдущая
- 82/133
- Следующая
Какая мне разница, коммунист Лоусон или мусульманин? Мне важно только то, что он пишет для кино. Я не пойду смотреть фильм, напичканный коммунистической пропагандой, это не по мне, но ведь Хемингуэй воевал вместе с коммунистами в Испании, что ж мне — не читать книг Эрни?! Американцы сами умеют решать, что им нравится, а что нет. Свобода приучает к самостоятельности мысли; когда творчество человека запрещают только потому, что ему симпатичен Маркс, который мне совершенно несимпатичен, тогда начинается тихий террор, и еще надо решить, какой страшнее…
— Хай, Роумэн, — Джон Кэйри сел напротив, — я освободился чуть пораньше… Что будете пить?
— Я угощаю.
— Тогда стакан апельсинового сока.
— Что, не пьете?
Кэйри улыбнулся:
— А что делают с соком? Едят?
— Смешно, — Роумэн достал свои «Лаки страйк», размял сигарету, сунул ее в рот, закурил. — Тогда я тоже пожую сок… В зависимости от исхода нашего разговора у меня может быть довольно хлопотный день, да и ночь тоже…
— Спрашивайте — просто сказал Кэйри. — Я отвечу, если сочту ваши вопросы заслуживающими интереса.
— Где вы кончили войну?
— В Зальцбурге.
— Не приходилось освобождать концентрационные лагеря?
— Моя часть ворвалась в Дахау.
— Тогда мне легче говорить с вами… Я — Пол…
— А я Джон.
— Очень приятно, Джон… До недавнего времени я работал в разведке… У Донована… Слыхали про ОСС?
— Я очень уважал ваших ребят… Почему, кстати, вас разогнали?
— Потому что Донован собрал нас для борьбы против наци… А сейчас главным врагом Америки стали красные… А мы с ними порою контактировали, особенно в Тегеране, да и накануне вторжения на Сицилию тоже… И перед Нормандией… Мы не нужны нынешней администрации… Не все, конечно… В основном те, которые имеют хорошую память и верны основополагающим принципам нашей конституции… Словом, когда я узнал, что новые люди в разведке начали использовать нацистов, попросту говоря, привлекать их к работе, и не только в качестве платных агентов, но и как планировщиков операций против русских, а началось это уже в сорок пятом, осенью, когда слушались дела гитлеровцев в Нюрнберге, я очень рассердился…
— Я бы на вашем месте тоже рассердился.
— Спасибо… Словом, меня выгнали… Но и это полбеды… Я устроился на хорошую работу, двадцать тысяч баков в год, вполне прилично, согласитесь…
— Соглашусь, — улыбнулся Джон Кэйри; улыбка у него была медленная, какая-то нерешительная, но добрая.
— Меня ударили с другой стороны, Джон. Меня заставили замолчать, хотя я имею что сказать американцам: мафия похитила детей моего друга…
Зря я сказал «мафия», сразу же подумал Роумэн, заметив, как скорбные морщины возле рта сделали лицо Кэйри старым и настороженным. А что мне делать, спросил он себя. У меня нет времени на то, чтобы разводить комбинацию, или — или…
— Вы обратились ко мне из-за сестры? — спросил Кэйри. — Из-за несчастной Эстел?
— Да. И я поясню, почему я это сделал… Во-первых, я обещаю не упоминать ваше имя — ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смерти… Во-вторых, я обещаю не использовать вашу информацию против людей мафии… Но мне надо к ним подступиться, а для этого я должен знать. Меня интересует О'Дуайер…
— Вильям О'Дуайер? — уточнил Джон Кэйри. — Наш губернатор?
— Именно так, губернатор Нью-Йорка О'Дуайер… Но я знаю его как бригадного генерала, я передавал ему имена наших людей в Сицилии, когда он отправлялся туда с десантом… Он, кстати, храбро воевал, надо отдать ему должное… Теперь я хочу узнать все о его втором лице…
— Вам надоело жить? — спросил Кэйри.
— Наоборот. Я люблю самую прекрасную женщину на земле. И поэтому я хочу, чтобы она не знала горя… Я предложу генералу бизнес: баш на баш. Но для этого я должен знать то, чего не знает пресса. Я должен знать подробности, Джон. Генералы очень не любят подробностей, которые могут бросить тень на их репутацию. Они порою становятся сговорчивыми…
— Вы убеждены, что в этом кабачке нет людей, которые смотрят за вами?
— Я профессионал, Джон. И, повторяю, я очень люблю жизнь.
Кэйри допил свой сок, вытер рот ладонью; совсем как мальчишка, наверное, пьет молоко вместе с ними на большой перемене; покачал головой:
— А почему я должен вам верить?
— Как раз наоборот, — согласился Роумэн. — Вы должны мне не верить. Я понимаю вас, Джон… Знаете, как пытали нацисты?
— По-разному…
— Пошли в сортир, я покажу, как они это делали…
— Да вы здесь покажите… Если я захочу удостовериться, пойдем в сортир…
— Они прижигали сигаретами подмышки, тушили свои «каро» о кожу…
— Пошли, — Джон поднялся. — На это я должен посмотреть.
…Они вернулись через минуту; Кэйри взял спичку в рот, погрыз ее, пояснив, что бросил курить и ни в коем случае не начнет снова, что бы ни случилось:
— Измена начинается с маленькой сделки с самим собой, ведь правда?
— Это точно, — согласился Роумэн и снова закурил.
— А нас сейчас подводят к этому…
— Вам известно имя Эйба Рилза? — после долгой паузы спросил Кэйри. — Он не имеет прямого отношения к трагедии с моей сестрой, но губернатор о нем очень хорошо знает…
— Нет, не известно…
— Эйб Рилз был членом «корпорации убийц»… Он работал под руководством Анастазиа… Ну, а отношения Анастазиа с нашим губернатором вам, видимо, известны, это притча во языцех…
— Кое-что знаю…
— Так вот, Эйб Рилз сидел в тюрьме, его взяли с поличным, и парню грозил электрический стул. Тогда его жена — она ждала ребенка — пришла в ведомство окружного прокурора Вильяма О'Дуайера и сказала: «Мой муж во всем признается в обмен на жизнь». Через час О'Дуайер был в тюрьме, а еще через два часа, поздним вечером, привез мафиозо в свой кабинет. «Я дам вам ключ, прокурор, ко всем нераскрытым убийствам, а вы скостите мне срок и не обернете против меня ни одно из показаний, которые я намерен вам дать». Рилз был на связи у Анастазиа, Кастелло, Лаки Луччиано и Дженовезе, словом, у всего руководства подпольного синдиката. Он давал показания две недели. Стенографист исписал несколько томов, все улики были в руках у прокурора О'Дуайера. Когда его спросили, можно ли считать, что с «корпорацией убийц» покончено, он ответил: «Да, раз и навсегда, Рилз — мой коронный свидетель, как только мы оформим его показания и выведем его на процесс, я посажу на электрический стул мерзавцев из „Коза ностры“. Рилза — после того, как он до конца раскололся, — отправили в отель „Халф Мун“ — под чужим именем, ясное дело, и в сопровождении бригады полицейских агентов, которую возглавлял Фрэнк Балз. Ну и, понятно, через несколько дней Рилза нашли во дворе отеля, — кто-то выкинул его из номера, как-никак шестой этаж, свободное парение.
Зачем Штирлицу понадобился самолет, в который уже раз подумал Роумэн. Почему я должен научиться летать? Я же не говорил ему, что прошел курс во время подготовки к работе в ОСС… Но он никогда не обращается с просьбой, если не продумал ее досконально. Видимо, он придумал трюк. Почище, чем с Рилзом…
— А что показал начальник бригады сыщиков, этот самый Фрэнк Балз? — спросил Роумэн, прикидывая, как он может использовать эту информацию в разговоре с О'Дуайером и сможет ли вообще обернуть ее на пользу дела…
— Балз выдвинул версию… Он занятный человек, этот Балз, он сейчас заместитель шефа нашей полиции, могучий человек, все в его руках.
— Уголовные дела он ведет?
— Да. Особенно по борьбе с организованной преступностью…
Роумэн сломался, долго не мог успокоиться, потом сказал:
— Нет, знаете ли, все же я без виски дальше говорить не смогу. Составите компанию?
— Ни в коем случае.
— Что, когда-нибудь травились?
— Нет, я просто очень верю в бога и в то, чему он нас учит.
— Ну-ну, — согласился Роумэн, — с этим не поспоришь. Я вообще-то тоже верю в бога, но у меня с ним доверительные отношения, он многое мне прощает… Ночью надо крепко зажмуриться, в глазах сделается черно-зелено и появится божий лик… И я его спрашиваю: «Ну, что делать? Подскажи!» А он молчит. Тогда я начинаю ему рассказывать версии: можно так поступить, а можно эдак; если какая-то комбинация ему нравится, он мне улыбается… А однажды даже сказал: «Жми, парень, все будет о'кей».
- Предыдущая
- 82/133
- Следующая
