Экспансия – II - Семенов Юлиан Семенович - Страница 97
- Предыдущая
- 97/140
- Следующая
— Что вам?
— Простите, здесь живет сеньора, — Роумэн с трудом подбирал португальские слова (трудно объясняться на языке, который близок к тому, который знаешь; совсем иное произношение: португальский чем-то похож на русский, такой же резкий, утверждающий), говорил медленно, как-то подобострастно улыбаясь. — Очень красивая, с веснушками…
— Спросите портье, я не слежу за соседями! — человек снова вскинул ноги на покрывало и устало опустил маленькую голову на низкую, словно бы расплющенную, подушку.
Роумэн прикрыл дверь, которая заскрипела еще пронзительнее…
— Сеньора живет рядом, — услыхал он чей-то шепот, знакомый, громкий; ее, господи!
Он резко обернулся: Криста стояла в проеме двери номера, что был напротив двенадцатого; она была в халатике, лицо бледное, усталое, но такое в нем было счастье, так сияли ее глаза-озерца, так она тянулась к Роумэну, хотя была внешне совершенно недвижна, что он даже зажмурился от счастья, бросился к ней, обнял, вобрал ее в себя и замер, почувствовав легкую, освобождающую усталость.
— Ну, Ригельт, спасибо вам, — сказал Роумэн, подчеркнуто не глядя на заросшее седой щетиной лицо Лангера, — вы крепко меня выручили, без вашей помощи я бы ни черта не сделал.
Грегори, натянув макинтош на голову, спал на колченогом диване с выпирающими пружинами. Он уснул через десять минут после того, как Криста привезла Роумэна; они тогда вышли из подвала во двор; ночь была прохладная, чуть подморозило; звезды стыли в черной бездне неба; они вдруг начинали мерцать и калиться изнутри; порой казалось, что некоторые, самые яркие, вот-вот лопнут; потом снова наступало затишье, все успокаивалось, и на земле из-за этого становилось еще тише.
Роумэн выслушал желтого, похудевшего Спарка; тот еле шевелил губами, спал по два часа в сутки: караулил немцев. Когда Криста приносила еду, кормил их с ложки; гадили они под себя, запах был страшный, въедливый.
— Судя по тому, что их не ищут, те записки — «Уехали по делам, скоро вернемся, бизнес», — которые я заставил их написать в их подлючие оффисы, подействовали. Полиция не включилась в дело, ей, видимо, ничего не сообщали… А этого самого кожаного Фрица, который жил здесь по фальшивым португальским документам, похоронил Лангер, я его заставил. Вполне квалифицированно волок тело в яму… Гад… Я сделал ему узлы на ногах пошире, так, чтобы не упал, работал в условиях, приближенных к их концлагерям, все время плакал, сука… Оказывается, этого самого Фрица присудили к петле… Заочно… В Кракове…
— А ты привел приговор в исполнение… Не казни себя. Ты не мог иначе, — сказал Роумэн.
— Конечно. Только я никак не могу отделаться от того ощущения, понимаешь? Я до сих пор чувствую, как рукоять пистолета мягко входит в его висок…
— Не ты это начал. Не мы это начали, — жестко сказала Криста. — Они звери. Так с ними и надлежит обращаться.
— Львы — тоже звери, конопушка, — вздохнул Грегори. — Пошли вниз, они могут подползти друг к другу, начнут еще зубами развязываться, они на все готовы…
— Кто из них легче разваливается? — спросил Роумэн, проводив глазами Кристу, спустившуюся в подвал первой.
— Ригельт.
— Ты не чувствовал в них игры?
— Какой?
— Не знаю… Игры — и все тут… Они все ведут какую-то игру, Грегори… Надо ж было придумать такое: за два часа напечатать объявления об охоте в джунглях, развесить их там, где они бросаются в глаза, просчитав, что Штирлиц не преминет прийти по этому адресу… Надо же иметь такие мозги?! Они живут играми, понимаешь?
— Здесь игры не было, — убежденно ответил Грегори. — Но я должен поспать. Потом я отвечу тебе, продумав все еще раз, сейчас у меня плохо варит голова, прости.
— Я очень рад, — ответил Ригельт, подобострастно глядя на Роумэна, — я рад, что смог вам помочь… За эти дни я переоценил всю свою жизнь… Я сделал выбор.
— Не вы сделали выбор, Ригельт. Выбор за вас сделал я, — Роумэн достал из кармана конверт, в котором лежали рапорты Райфеля, Вальдмана из Эльдорадо, Александра фон Фройбаха из Монте-Карло, Зибера из «Колониа Филадельфиа» под Асунсьоном — всех тех, кого он прошел по цепи, по тайной нацистской цепи, внедрившейся вдоль по Паране, — перевалочные пункты по дороге нацистов в Чили, Боливию, Перу, Колумбию; явки, пароли, номера счетов, шифры — все было здесь. — Сейчас я развяжу вас и вы ознакомитесь с этими документами. И внесете свои предложения.
Роумэн подошел к нему — обгаженному, вонючему; не скрывая отвращения, задержал дыхание, развязал ему руки и ноги; Криста стояла рядом, сжимая в руках свой «смит-вессон».
— Он не будет поступать неблагоразумно, — заметил Роумэн, отходя от Ригельта, который медленно массировал руки в запястьях. — Ему теперь придется вести себя очень продуманно. Верно, Ригельт? Ваши ведь не станут чикаться, они не понимают нашей дурацкой мягкотелости, верно?
— О чем вы? — удивился Ригельт, пытаясь подняться; ноги не держали его; серые брюки, сделавшиеся от мочи и экскрементов темными, бесформенно болтались на нем, словно лагерная роба. — Я же все сказал вашему коллеге, я понимаю, что все случившееся обязывает меня к…
— Договаривайте, — сказала Криста. — Договаривайте, Ригельт. Могу помочь: к сотрудничеству. Вы это хотели сказать? Да? Вы молчите, потому что вам мешает Лангер?
— Я… Нет, то есть…
— Вот смотрите, — сказал Роумэн. — Знаете руку ваших людей? Почерк знаком?
— Почерк знаком мне, — тихо сказал Лангер. — Вы же это прекрасно знаете, потому что имена людей называл я, а не Ригельт.
— Я бы и сам вышел на Райфеля, — Роумэн покачал головой. — Вы не просто назвали их имена, вы дали к ним ключи. Теперь это наши люди. Но Ригельт помог нам в другом… Правда, Ригельт? Вы поглядите, поглядите на документы, в этом заслуга не только Лантера, но и ваша… Вы крепко напортачили в Рио, вы засветились, этого вам было делать нельзя, никак нельзя.
Ригельт со страхом глянул на документы, лежавшие на пыльном столике, потянулся к ним. Роумэн одернул его:
— Не трогать руками! Глаза есть? Вот и смотрите. А когда наглядитесь, возьмете ручку и подтвердите правильность написанного. Писать будете на мое имя. Назовете меня «Герберт». И напишете, что указание на работу со Штирлицем вы получили от Пепе и Лангера. Укажете точное время, когда он сообщил вам о вылете Штирлица из Мадрида. Все ясно?
— Все ясно.
— Очень хорошо… А теперь с вами, Лангер… К вам позвонили из Мадрида по поводу Штирлица, не правда ли?
— Да.
— Кемп?
— Да.
— Вы понимаете, что наш разговор записывается на пленку?
— Да.
— Вы открываете мне секретные сведения по собственному желанию, без какого бы то ни было принуждения с моей стороны?
— Я отвечаю добровольно, без давления.
— Меня не устраивает такой пассаж. Я спросил: вы открываете мне ваши секретные сведения без давления?
— Да, я открываю вам секретные сведения без давления… с вашей стороны.
— Ригельт, вы это подтверждаете?
— Да, да, конечно, — ответил тот, по-прежнему завороженно глядя на бумаги, что лежали на столе.
— Ригельт, вы подтверждаете, что Лангер убил своего телохранителя Фрица ударом рукоятки «парабеллума» в висок?
— Но я этого не видел…
— Меня не устраивает такой ответ.
— Да, подтверждаю.
— Нет, меня и этот ответ не устраивает, вы знаете, как даются показания такого рода. Их дают развернуто, исчерпывающе, подробно.
— Лангер устранил своего телохранителя…
Роумэн перебил его:
— Имя! Вы забыли назвать имя. Имя и фамилию.
— Фриц Продль, живший в Лиссабоне по документам на имя Васко Алвареша, работавший личным секретарем Лангера, был убит им во время ссоры, произошедшей на моих глазах, ударом «парабеллума» в висок…
— Вы это видели лично?
— Да.
— Вы свидетельствуете это свое показание под присягой?
— Да, я готов присягнуть.
- Предыдущая
- 97/140
- Следующая