Экспансия – II - Семенов Юлиан Семенович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/140
• Следующая

— Подождем фотографий, — сказал Роумэн. — Я хочу слетать в Голливуд… Криста не была в Штатах, ей тут все интересно, надо показать страну, тем более что нам есть что показывать… Только посидев в Европе, начинаешь по-настоящему понимать, как чертовски красива Америка. Все же мы славные люди, правда, а?

Макайр поднялся из-за стола, крепко пожал руку Полу:

— Хорошего путешествия, Пол. Если увидите в Голливуде Спарка, обнимите его от меня. Жену не целуйте, он патологически ревнив. Говорят, только у очень ревнивых людей рождаются такие прекрасные дети. Вы влюбитесь в его мальчишек, чудо что за люди. Если возникнет какая надобность во мне — звоните, я всегда к вашим услугам.

Он проводил его до двери, вернулся к столу, нажал потаенную кнопку, вмонтированную под ручкой нижнего ящика правой тумбы, открыл его, отмотал пленку диктофона на несколько метров, прослушал фрагмент записи: «Великолепна, очень чувствительный микрофон, брал мои реплики даже от окна, с такой техникой можно работать».

Достав пленку, он положил ее в сейф и, забросив руки за голову, начал делать упражнения для шеи: самое страшное — дать развиться новомодной болезни, называется дико мудрено — не подагра, как раньше, и не отложение солей, как в простонародье, а остеохондроз.

Он испугался было слышимого хруста шейных позвонков, но ощутил тепло, которое разливалось вниз по позвоночнику, и подумал, что здоровье находится в наших руках: либо ты бережешь его и думаешь о нем постоянно — и тогда тебе не грозит дряхлость как сопутствие старости, либо живешь по принципу стрекозы — лишь бы это лето было солнечным, а там все равно засыпать вечным сном! Ничего подобного, стрекоза! Зиму можно оттянуть, во Флориде купание круглый год, там нет возраста, и даже зимой ночи не так длинны, как здесь.

«Бедный Роумэн, — подумал вдруг он. — Мне его все-таки жаль, видимо, очень порядочный человек. Будь неладна наша профессия, но в моем возрасте профессию уже не меняют, поздно».

Изучая архивы Гитлера, НСДАП и, особенно, Эрнста Рэма, который из «брата» фюрера был превращен пропагандистской машиной рейха во «врага нации», Мюллер подчас диву давался: сколь же глубинно было недоверие друг к другу среди тех, кто плечом к плечу стоял на спортивных трибунах во время «партайтагов», кто перед камерами фото- и кинокамер сердечно обнимал «соратника по борьбе», отдав перед этим не подписанный приказ одному из наиболее приближенных эсэсовцев готовить уничтожение именно этого человека.

За долгие месяцы, проведенные, здесь, на окраине маленького местечка в горах, весьма гордо называвшегося «Вилла Хенераль Бельграно», он, Мюллер, воспринимал все, что происходило в рейхе, по-новому, с еще более обостренным интересом, ибо теперь он владел архивами, то есть знал всю правду, — впрочем, в тех пределах, которые были определены документами. Самое главное, как он теперь убедился, не фиксировалось на бумаге; Гитлер предпочитал оперировать устным словом, когда речь шла о внутрипартийной борьбе и битве за вермахт, без которого он бы не стал фюрером.

Мюллер четко расписал график работы: прежде всего поиск в архивах наиболее секретных документов о связях НСДАП и хозяйственного управления СС, которое отвечало за концентрационные лагеря рейха, с теми аристократами и магнатами Германии, которые наиболее широко использовали каторжный труд заключенных.

Затем — сбор компрометирующих данных на тех политиков, которые тайно поддерживали Гитлера в его борьбе против Веймарской республики, а сейчас — по еле заметным признакам, но, однако, вполне симптоматичным — выходят на ту орбиту, путь из которой один — к руководству в воссоздаваемом государственном аппарате Германии.

Третий этап работы был наиболее приятным для Мюллера: подбор картотек на соратников; оказание помощи таким проверенным борцам, как Эйхман, Рауф, Скорцени, Штангль, Менгеле, Бест, — да разве всех упомнишь? Из тех, кто уцелел (неважно, кто сейчас скрывается в подполье или содержится в лагере союзников, это уже техника), можно составить легион блестящих борцов за национальное возрождение.

Судьбы штандартенфюрера СС профессора доктора Танка, тайно возглавившего производство военной авиации для Перона, и вождя хорватских усташей Анте Павелича, который сумел вывезти сюда, в Аргентину, золото и бриллианты, вполне благополучны, они весьма крепко связаны с окружением Перона и поныне. Полковник люфтваффе профессор Губертус Струхгольд, директор берлинского института авиационной медицины (оперировал заключенных в Дахау в интересах научного эксперимента, успехи были вполне обнадеживающими; Геринг как-то сказал рейхсфюреру СС, что Струхгольд стоит на грани мировых открытий), ныне приглашен в США, в медицинский центр ВВС «Рандольф», штат Техас. Оберштурмбанфюрер СС профессор доктор Вернер фон Браун, создатель ФАУ, также трудится в Штатах. Судьба этих людей, их прежние связи, резолюции на документах, расписки в получении денег на эксперименты, тексты докладов, произнесенных по случаю дня рождения «великого фюрера германской нации, лучшего друга германской науки, пророка новой цивилизации», — все это, да и многое другое интересовало Мюллера, что называется, в рабочем порядке — свои. Вопрос состоит в том, как помочь им в расширении «арийских плацдармов», подключить их к борьбе за освобождение тех, кто еще томится в лагерях янки, как заставить их влиять на тех, кто решает, чтобы те поступали в интересах дела, но не сухой, абстрактной буквы.

Сложнее было с иностранной агентурой — Мюллер только сейчас понял, сколь специфична эта работа. «Бедный Шелленберг, — подумал он как-то, — мы бы сейчас могли работать, как настоящие друзья, теперь бы мы были равны, и над нами не было бы этих чудовищ Гиммлера и Кальтенбруннера, простор для дружеской работы товарищей по духу». (О Бормане старался не думать; более всего страшился, что тот однажды появится в его доме; видение это — порой навязчиво близкое, фотографическое — гнал, отправлялся в горы, на охоту, заставляя себя делать тяжелые переходы, мерзнуть в палатке, только б устать, свалиться, уснуть, тогда отпускало.)

Он имел в своей картотеке довольно много политиков, которые — в своей честолюбивой, а потому корыстной борьбе за президентские и министерские кресла, особенно здесь, на латиноамериканском континенте, — давно и прочно продали душу дьяволу.

(Впервые употребив эту фразу — естественно, в мыслях, а не прилюдно, — Мюллер споткнулся, спросив себя: «Что же, выходит, я представляю интересы дьявола?» Посмеялся своим колышащимся, мелким смехом, вызвав недоумение Шольца, — помощника доставили сюда в декабре сорок пятого, после тщательной проверки: более всего боялись, не сидел ли у союзников, прежде всего, понятно, русских, — те переломят в два счета, заставят работать на себя, как миленького.)

Мюллера не очень-то интересовали политики такого рода: слишком на плаву, связи с ними рискованны, нет ничего более бесполезного в игре, чем единожды сыгранная карта; воистину, дорого яичко к христову дню.

Хваткий ум Мюллера подсказал путь значительно более разумный: поискать опору среди тех, кто еще не состоялся, но алчет этого, не засвечен связями с рейхсляйтером Боле, вполне лоялен по отношению к существующим правительствам и не принадлежит ни к какой партии, тем более радикального толка.

Поначалу он отсек кандидатов, которых ему представил Шольц; так и должно быть, потому что, дав задание, Мюллер инстинктивно, не отдавая, видимо, отчета себе самому, запутал задачу, чтобы тот ни в коем случае не понял конечной задумки группенфюрера. (Потом уж посмеялся, передразнив самого себя: «Как можно не верить друг другу?! Это падение нравов, недостойное национал-социалистов!») Затем углубился в изучение архивов партайляйтера Боле, причем не главных, а тех, что сваливались в кучу в подвалах на Вильгельмштрассе, как малоперспективные: Гитлер требовал, чтобы в рапортах, представлявшихся на его имя, фигурировали фамилии лишь тех политиков, которые «имеют вес и могут сказать решающее слово». Таким образом, чиновники рейха были вынуждены жить сегодняшним днем, никак не заботясь о будущем, ибо перспектива, допускавшая поражение, называлась «изменой», а тот, кто находил мужество говорить о такого рода возможности, привлекался к партийному суду, если не трибуналу СС — того хуже.

• Предыдущая
• 47/140
• Следующая