Четыре. История дивергента - Рот Вероника - Страница 16
- Предыдущая
- 16/41
- Следующая
Я оцениваю возможные варианты. Я могу попробовать открыть дверь, но поблизости нет ничего, что мне бы пригодилось. Здесь есть только крыша из гравия, дверь, а еще бескрайнее небо. Мне даже нельзя создать нужный инструмент, поскольку Джанин наверняка что-то сразу заподозрит. Я отхожу назад и со всей силы пинаю створку, но она не поддается.
Сердце стучит у меня в висках. Я снова подхожу к выступу, теперь я смотрю не на крохотный тротуар внизу, а на само здание. Подо мной – сотня окон с выступами. Самый быстрый способ достичь земли – как раз в стиле лихачей: я должен карабкаться вниз по отвесной стене.
Я закрываю лицо ладонями. Я знаю, что очутился в искусственной симуляции, но мне кажется, будто это происходит в действительности – свежий прохладный ветер свистит у меня в ушах, под руками – неровный бетон, под подошвами ботинок шуршит гравий. Дрожа, я ставлю ногу на выступ и, повернувшись лицом к зданию, начинаю спускаться – сначала одну ногу, затем другую, пока не повисаю на выступе, зацепившись за него кончиками пальцев.
Внутри меня нарастает паника, и я кричу сквозь зубы. Боже мой! Я ненавижу высоту. Ненавижу. Я моргаю, чтобы смахнуть слезы, оправдывая их ветром, и щупаю носками выступ. Найдя его, я нащупываю верх рамы одной рукой и прижимаюсь к нему, чтобы сохранить равновесие, пока я опускаю ноги на выступ снизу.
Мое тело отклоняется назад над пропастью, и я опять кричу, стиснув челюсти так сильно, что они скрипят.
Мне надо повторить это еще раз. И еще. И еще. Я наклоняюсь, держась левой рукой за карниз рам и вцепившись правой в какой-то уступ. Крепко ухватившись, я опускаю ноги, слушая, как они скребут по камню. Я снова повисаю. Но сейчас, опустившись на выступ, я держусь недостаточно крепко, поэтому теряю опору и едва не теряю равновесие. Я царапаю бетонный небоскреб подушечками пальцев, но уже слишком поздно – я лечу вниз и издаю хриплый вопль, разрывающий глотку. Я мог бы создать защитную сеть или веревку – висящую прямо воздухе, которая спасла бы меня – но нет, мне нельзя ничего проецировать, иначе они узнают, на что я способен.
Я позволяю себе упасть. И умереть.
Я просыпаюсь с болью, которую спроецировал мой мозг. Она пронизывает каждую клеточку моего тела. Слезы и страх застилают глаза. Я резко дергаюсь, тяжело дыша. Меня трясет. Мне стыдно, что я веду себя как слабак в присутствии эрудитов, но я знаю, что это хорошо. Я доказал им, что я не особенный, – я обычный безрассудный лихач, который возомнил, что запросто может слезть по высоченной отвесной стене и уцелеть.
– Интересно, – произносит Джанин, но я едва слышу ее слова сквозь свое шумное дыхание. – Мне никогда не надоест смотреть внутрь человеческого разума – в каждой детали столько проекций.
Я спускаю все еще трясущиеся ноги на пол и наконец-то ощущаю под собой твердую поверхность.
– Ты отлично справился, – говорит Амар. – Над навыками скалолазания тебе еще следует поработать, но ты быстро вышел из симуляции. Результаты по времени примерно такие же, как и в прошлый раз. – Он улыбается. Наверное, мне действительно удалось притвориться, что я ничем не отличаюсь от других лихачей, – ведь Амар уже не выглядит слишком взволнованным.
Я киваю.
– Значит, твой необычный результат был вызван ошибкой программы. Нам придется исследовать ее, чтобы найти проблему, – изрекает Джанин. – А теперь, Амар, я бы хотела проверить твою симуляцию, если ты не против оказать мне подобную услугу.
– Мою? Зачем?
Мягкая улыбка Джанин не сходит с ее губ.
– Судя по нашим данным, тебя не встревожил необычный результат Тобиаса, наоборот, ты выказал к этому расположение. Поэтому я бы хотела посмотреть, не по собственному ли опыту ты знаешь о таких вещах.
– По вашим данным? – переспрашивает Амар. – Откуда?
– Один неофит поделился с эрудитами своими опасениями по поводу вашего с Тобиасом состояния, – мягко отвечает Джанин. – Я сохраню его имя в тайне. Тобиас, ты свободен. Спасибо за содействие.
Я смотрю на Амара. Он едва заметно кивает. Я встаю на ватные ноги и покидаю комнату. Я не закрываю за собой дверь, чтобы спрятаться неподалеку и подслушать. Но как только я оказываюсь в коридоре, ассистент Джанин захлопывает дверь, и я не могу различить ни единого звука, даже приложив к ней ухо.
«Один неофит поделился с эрудитами своими опасениями…» Я уверен в том, кто это может быть. Наш единственный бывший эрудит. Эрик.
В течение недели после визита Джанин Мэтьюз ничего не происходит. Неофиты – урожденные лихачи и перебежчики – каждый день проходят симуляции, и я тоже отдаюсь на растерзание своим страхам – боязнь высоты, клаустрофобия, насилие, Маркус. Иногда некоторые кошмары сливаются в один – Маркус наверху небоскребов, насилие в закрытом пространстве… Я всегда просыпаюсь, будучи еще наполовину в бреду. Меня бьет озноб, и мне стыдно – даже несмотря на то, что у меня всего четыре страха, я не могу избавиться от них, когда симуляция уже окончена. Они возникают, когда я меньше всего этого жду, заполняют мои сны, и я просыпаюсь с дрожью и паранойей. Я скрежещу зубами, подпрыгиваю от малейшего шума, мои руки немеют без причины. Я боюсь, что сойду с ума до конца посвящения.
– Ты в порядке? – спрашивает Зик за завтраком. – Ты кажешься… измотанным.
– Все отлично, – отвечаю я грубее, чем хотелось бы.
– Ага, по тебе видно, – говорит Зик, ухмыляясь. – Нет ничего страшного в том, чтобы плохо себя чувствовать.
– Ты прав, – соглашаюсь я и заставляю себя доесть еду, хотя теперь она напоминает по вкусу пыль.
Если уж я начинаю сходить с ума, то хотя бы наберу в весе, в основном мышечную массу. Странно, что теперь я занимаю столько места, хотя раньше я привык быть незаметным. Это добавляет мне немного сил и решимости.
Мы с Зиком убираем свои подносы. По пути в Яму младший брат Зика (я запомнил, что его зовут Юрайя) подбегает к нам. Он выше Зика. На его ухе – повязка, которая прикрывает новую татуировку. Обычно он выглядит так, будто вот-вот расскажет шутку. Но не сейчас. Он чем-то потрясен.
– Амар, – начинает он, слегка запыхавшись, – Амар… – Он качает головой. – Амар умер.
Я издаю смешок. Я понимаю, что это неподобающая реакция, но ничего не могу с собой сделать.
– В смысле? Что значит «умер»?
– Сегодня утром одна женщина нашла рядом со «Спайром» чье-то тело, – тараторит Юрайя. – Его только что опознали. Это Амар. Он… наверняка…
– Прыгнул? – уточняет Зик.
– Или упал. Никто не знает, – разводит руками Юрайя.
Я подхожу к тропинкам, ведущим к Яме. Обычно я почти прижимаюсь к стене во время подъема из-за боязни высоты, но теперь я вообще не думаю о том, что делается внизу. Я несусь мимо бегающих, кричащих детей и людей, которые толкутся у магазина. Потом я поднимаюсь по лестнице, свисающей со стеклянного потолка.
В холле «Спайра» собралась целая толпа, и я вынужден проталкиваться сквозь нее. Кто-то бросает мне вслед проклятия или пихает меня локтем в ответ, но я практически ничего не замечаю. Я прохожу к порогу комнаты, к стеклянным стенам над улицами, которые окружают лагерь Лихачества. Снаружи прямоугольный участок ограничен полицейской лентой, на тротуаре виднеется темно-красное пятно. Я долгое время смотрю на него, пока не начинаю понимать, что это – кровь Амара, которая пролилась от удара о землю.
Я разворачиваюсь и ухожу.
Я знал Амара не так хорошо, чтобы скорбеть о нем. В моем понимании скорбь – это то, что я чувствовал после смерти матери. Тоска мертвым грузом падала на меня, мешая прожить еще один день. Я помню, как останавливался, выполняя простые задачи, чтобы передохнуть, и забывал к ним вернуться. Я просыпался посреди ночи со слезами на глазах.
Я не рассматриваю смерть Амара как нечто подобное, но я чувствую горечь каждый раз, когда вспоминаю, как он дал мне имя и как защищал меня – «зеленого» неофита. Но в основном я чувствую злость. Я точно знаю, что его смерть имеет отношение к Джанин Мэтьюз и оценке его симуляции страха. А значит, так или иначе, в гибели Амара виноват еще и Эрик. Он подслушал наш разговор и сообщил все лидеру своей бывшей фракции. Эрудиты убили Амара. Но остальные считают, что Амар спрыгнул или случайно упал. Что ж, такого поступка вполне можно ожидать от лихачей.
- Предыдущая
- 16/41
- Следующая