Бомба для председателя - Семенов Юлиан Семенович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/77
- Следующая
— Почему вы так настроены против Гейне? По-моему, он большой поэт.
— А я разве сказал, что он маленький поэт? Он замечательный поэт, но он зол и дедуктивен, это свойственно людям его национальности. Разве Мендельсон плохой композитор? Но Вагнер выше. И Мендельсон в этом не виноват, я его, кстати говоря, обожаю. Он замечательный композитор.
— В этом с вами трудно не согласиться…
— Кочев, кстати, не согласился… Но неважно. Он, — продолжал Шевц, — сказал: «Я дам вам деньги, и не думайте о том, когда вы их сможете вернуть… Но мне, — продолжал он, — как ученому-социологу, хотелось бы попросить вас о любезности… Сюда приедут мои друзья: познакомьте их с молодыми интеллектуалами, расскажите моим друзьям, кто и как думает о нас и о вас, о ваших нацистах, капиталистах, о Мао…» Я сразу смекнул, в чем дело… Он думал, что если поэт, то, значит, блаженный. Я сначала-то подумал: ну и возьму я ваши деньги, а ничего вам говорить не стану, но потом я сказал себе: «Иоганн, с этого нельзя начинать. Нельзя грязнить себя в самом начале…» И я ответил ему: «Идите прочь! Ищите себе агентов в республиканском клубе!» Он засуетился, стал говорить, что я его не так понял, а я повернулся и ушел…
— И больше с ним не встречались?
— Нет.
— Где вы с ним увиделись?
— Возле остановки метро.
— Какая станция?
— Онкл Томс Хютте…
— В какое время?..
— Часов в одиннадцать…
— Он стоял в метро или был наверху?
— Там же все наверху!
— Вы не путаете? Может быть, вы увиделись с ним в центре? На станции Шмаргендорф? Если вы говорите, что увиделись в одиннадцать часов?
— В центре? Нет… По-моему, нет… Да нет же, конечно, возле метро…
— Почему вы не сказали об этом раньше?
— Не дело поэта таскаться по полициям. Его дело — самому быть честным…
— Вы утверждаете, что Кочев предпринял попытку вербовать вас?
— Конечно. А как же иначе можно это расценить?
— Иначе? Можно и иначе… Представьте, что его друзья собираются к нам и что действительно они интересуются, чем живут наши молодые интеллектуалы…
— А деньги мне зачем предлагать? Они же приезжают сюда с пустыми карманами.
— Кто?
— Коммунисты.
— Откуда вам это известно?
— Это всем известно.
— Лично мне это неизвестно. От кого вы узнали, что коммунисты приезжают к нам с пустыми карманами?
— Да все так говорят… И, кроме того, я читал об этом…
— Где? В какой книге?
— У этого… Ну, как его… У Флеминга…
— В какой книге?
— Я не помню. В какой-то из его книг…
— Вы это утверждаете?
— Что?
— То, что именно в одной из книг Флеминга вы читали, что коммунисты приезжают за границу с пустыми карманами?
— Да.
— Вы настаиваете на этом утверждении?
— Я не понимаю, какое это имеет отношение…
— Большого значения это не имеет, но в книгах Флеминга утверждается как раз противное — что все коммунисты приезжают на Запад с огромными деньгами, потому что они работают на КГБ…
— Откуда же я мог узнать про это? Ума не приложу…
— Об этом известно нашей разведслужбе, контрразведке, но это не суть важно сейчас… Сколько времени продолжался ваш разговор с Кочевым?
— Минут двадцать. А что?
— Ничего. Всегда, когда получаешь интересные показания, интересуешься подробностями. Итак, вы проговорили полчаса?
— Да. Минут двадцать — полчаса…
— Какие вы стихи ему читали?
— Где?
— Ну, когда увиделись вечером… Он же пригласил вас, чтобы вы почитали ему стихи…
— Я ему прочел поэму «Цветы, растущие в землю».
— А еще что вы ему читали?
— Несколько стихов из последнего цикла…
— Во что он был одет?
— Он? Как во что?
— Он был в пиджаке или нет? Если в рубашке, то какого цвета?..
— Вот этого я не помню.
— Не может быть, господин Шевц, не может быть. Всему верил, а этому поверить не могу… Поэт, который не помнит такой пустяковой подробности… Давайте я буду вам помогать… На нем был черный костюм?
— Не-ет… Тогда ведь было жарко…
— Он был без пиджака, в белой рубашке?
— Нет… Кажется, в какой-то цветной…
— Сейчас, минуту… — Берг отошел к сейфу, достал показания Урсулы и прочитал то место, где она описывала, во что был одет Кочев: «Легкий серый костюм, который переливается на солнце, и в белой рубашке с дырочками».
— Но пиджак на нем был?
— Нет. Нет, он был без пиджака, в цветной рубашке…
— Вы готовы подтвердить это под присягой?
— Я лучше скажу, что я не помню, во что он был одет.
— Хорошо. Откуда он доставал деньги?
— Деньги? Из заднего кармана брюк.
— А брюки какого цвета?
— Не помню. Кажется, темные… Ночью все кажется темным…
— А сколько стихов из вашего последнего цикла вы прочитали Кочеву?
— Там всего восемь стихов.
— Сколько это страниц?
— Двенадцать…
— Как, по-вашему, он разбирается в поэзии?
— Да. Что да, то да. Он понимает поэзию.
— Он разбирал ваши стихи?
— Да. И делал это интересно. Очень интересно. Поэтому я и развесил уши. Поэтому я и стал заглядывать ему в глаза, до той минуты, пока он не начал меня вербовать…
— Хорошо. Спасибо. У меня остался к вам последний вопрос, Иоганн Шевц…
— Пожалуйста, господин прокурор…
— Вы состоите членом какой-либо партии?
— Я?! А что? Нет, не состою.
— Какой партии вы симпатизируете?
— Партии поэтов…
— Прекрасный ответ. Ну а теперь ответьте мне: зачем вы лжете?
— Кто? Я? Я вам не лгу.
— Все, что вы мне сказали, правда?
— Да. Все это правда.
— Тогда я сейчас включу магнитофон, и вы мне прочитаете вашу поэму, а потом последний цикл, а после этого я их разберу… Страница — это две минуты времени, Шевц… Итого вы читали Кочеву ваши стихи в течение сорока четырех минут. И он, как вы говорили, неплохо разбирал вашу поэзию… Тоже минут двадцать. Потом он вас «вербовал» в течение десяти минут, как минимум… Итого вы с ним провели час двадцать четыре минуты. А от метро до кабачка «Кругдорф» десять минут езды или тридцать минут ходу. Значит, если вы встретились у метро в одиннадцать часов и вы настаиваете на том, что это было именно в одиннадцать, то как Кочев мог оказаться в «Кругдорфе» в одиннадцать тридцать, причем добирался он туда пешком?
…Наблюдение, пущенное за Иоганном Шевцом, принесло то, что и ожидал Берг: сначала поэт ринулся на квартиру местного руководителя НДП, а после позвонил по телефону к человеку, который встретился с ним на Сименштадте, а оттуда, после беседы с поэтом, поехал к Айсману.
…Человек этот был Вальтер, связник Айсмана по НДП.
— Господин Ауфборн, вы утверждаете, что находились в кабинете редактора Ленца, когда к нему пришел помощник Люса и передал пленку?
— Да.
— Как представился посланец Люса?
— Он просто сказал: «Редактор Ленц, мой босс хочет предложить вам сенсационный материал, а мне за то, что я его принес, следует к уплате тысяча марок». — «Что за материал?» — «О том болгарине, который дал деру». — «Пойдемте в наш кинозал…» — сказал Ленц.
— Вы не видели, как Ленц платил человеку Люса деньги?
— Нет.
— Как его звали?
— Он не назвался. Просто сказал: «Я от Люса».
— Вы говорили, он представился помощником Люса?
— Нет, это неверно. Это я так понял его… Вообще-то, он сказал: «Я от Люса».
— Опишите его.
— Очень неприметная внешность. Я еще удивился, что в кино существуют такие неприметные люди. Шатен, небольшого роста, в коричневом костюме…
— В какое это было время?
— Часов в двенадцать или около этого.
— То есть во время обеденного перерыва?
— В редакции не очень-то соблюдается обеденный перерыв. Все время горячка.
— Вот я тоже не соблюдал обеденных перерывов и нажил себе язву двенадцатиперстной кишки…
— У меня была язва до фронта… На фронте все зарубцевалось.
— Вы на каком фронте воевали?
— Я был все время на севере. Помогали финнам, потом был в Норвегии.
- Предыдущая
- 34/77
- Следующая