Межконтинентальный узел - Семенов Юлиан Семенович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/71
- Следующая
Концепция-I
«Центральному разведывательному управлению США.
Строго секретно.
Тому, кого это касается…»
…Именно так начинались все шифрограммы, отправлявшиеся советником американской делегации Макгони, которые он составлял сразу же после того, как кончались заседания советской и американской делегаций по ограничению вооружений в Женеве.
Совершенно автоматически телеграммы Макгони расписывались директором и на ЗДРО — святая святых ЦРУ (через час содержание очередного сообщения из Женевы становилось известным президенту корпорации Сэму Пиму и его самому доверенному окружению).
…Руководитель делегации направлял свои отчеты в государственный департамент; там телеграмма изучалась, просчитывалась на компьютерах, делалась необходимая выжимка, которая докладывалась Белому дому в тот же день (с полным текстом, однако, имел возможность ознакомиться и президент «Авиа корпорейшн», тот, с кого Юджин Кузанни писал образ старого «сэра Питера»).
Другой советник отправлял свои телеграммы в Пентагон, третий — в министерство финансов; во всей этой гигантской по своей насыщенности и объему информации надо было вычленить главное, основополагающее, соотнести это с ситуацией в сенате и конгрессе, на биржах мира, с мнением ведущих газет, проконсультировать отдельные вопросы с руководителями ряда правительств стран НАТО и, практически в тот же день, отправить определенные рекомендации в Женеву, которыми и надлежало руководствоваться делегации; так называемая свобода русла; вода вправе нести свои воды, но берега тем не менее обозначены цементно, никаких отклонений от предписанной направленности!
«Позиция русской делегации,
— сообщал в тот день Макгони, -
при всей ее жесткости обладает такими пропагандистскими достоинствами, что в случае прекращения переговоров общественность Западной Европы (причем не только леворадикальная и центристская, но даже умеренно-консервативная, традиционно ориентирующаяся на союз с Соединенными Штатами) неминуемо возложит вину за очередное замораживание диалога на администрацию.
Тщательно выверенные тексты заявлений русских, причем не только руководителя и его заместителей, но и научных экспертов, таят в себе некоторые элементы концептуального превосходства над нашей позицией.
Налицо альтернативная ситуация.
Либо мы повторяем трагическую ошибку президента Картера и позволяем себе непростительную роскошь идти на поводу у Кремля, или же мы по-прежнему отдаем себе отчет в том, что диалог с Москвой допустим лишь в том случае, если наличествует наше существенное превосходство в ракетном потенциале.
Именно поэтому я вынужден повторить: те материалы, которыми вы снабжаете меня, увы, не несут в себе взрывного момента; они — в той или иной мере — согласуются с данными, полученными НСА, действительно свидетельствуют о серьезной ядерной мощи русских, но не дают основания говорить о затаенности военных приготовлений Москвы, которая хочет успокоить Америку словами о мире, а практически намерена по-прежнему делать все для удержания своего стратегического превосходства, особенно на Европейском континенте.
Именно поэтому я повторяю: для того чтобы мы здесь вели свою линию, не опасаясь за пропагандистский ущерб, который может быть нанесен Соединенным Штатам в случае одностороннего замораживания переговоров, необходимы качественно новые документы, полученные оперативным путем в России.
Я настаиваю на этом еще и потому, что в Женеве существуют разные мнения по поводу возможного исхода переговоров; во всяком случае, глава делегации, как мне кажется, был бы не прочь получить Нобелевскую премию мира, а ее дают за подпись о соглашении, составленном на мелованном листе бумаги, но отнюдь не за непререкаемую твердость.
Макгони».
«Женева, Миссия США при ООН,
Резидентура ЦРУ.
Строго секретно.
Чарльзу Макгони.
Вам необходимо скорректировать стиль и манеру поведения, поскольку доверенная агентура сообщила, что среди ряда членов нашей делегации зафиксированы разговоры о вашей «чрезмерно» жесткой позиции. При этом такого рода «жесткость» связывается с неизменной концепцией ЦРУ.
Материалы из России, которых вы так ждете, считая, что именно они решат исход встречи в Женеве на уровне делегаций по разоружению, в ближайшее время будут вам переданы.
Просим конкретизировать, какие аспекты в такого рода документации произведут наибольшее впечатление в угодном нам направлении.
ЗДРО».
«Центральному разведывательному управлению США.
Строго секретно.
Тому, кого это касается.
Информация, которая может потрясти тех, кто аккредитован при Европейском центре ООН в Женеве, предельно проста: несмотря на переговоры, происходящие здесь, невзирая на слова русских о необходимости «сохранения мира», в Москве именно в это время разрабатываются планы модернизации ракетно-ядерного потенциала Советов, размещение не только в ЧССР и ГДР, но и на всей западной части России.
Для того чтобы не расшифровывать агентуру, работающую по получению такого рода документации, огласить это сообщение может Дриггер, представляющий на переговорах НСА, что не является здесь особым секретом.
Оптимальный вариант я конечно же вижу в переходе на Запад такого человека из России, который бы смог сделать открытое заявление подобного рода для прессы и телевидения.
Такая акция заморозит идею переговоров с русскими на ближайшие три-четыре года — срок, вполне достаточный для того, чтобы реализовать наши планы по развертыванию оборонных систем ракетоносителей в космосе.
Что же касается моей манеры поведения, то я не намерен ее корректировать, как и не волен менять своей убежденности в том, чему я отдал сознательную жизнь.
В случае если отказ «скорректировать поведение» делает мое пребывание в Женеве нежелательным или, того хуже, наносящим хоть малейший ущерб интересам страны, прошу прислать мне замену.
Чарльз Макгони».
Работа-VIII
— Чаю хотите? — спросил Славин, весело глядя на Кулькова, когда контролер после истерического срыва в камере привел его в кабинет, в котором находился следователь подполковник Гаврилов.
— Если можно, кофе, — ответил тот растерянно: столь неожиданной была улыбка на лице этого кряжистого лысоголового человека.
— Держу только растворимый… Хотя очень хороший, бразильский…
— Спасибо. Без сахара, пожалуйста, — попросил Кульков.
— Есть сахарин.
— Нет, благодарю.
— Ладно, сделаем горький, — согласился Славин. — Сколько ложек класть? Имейте в виду, очень крепок, а вы жаловались на сердце…
— Тогда одну, если можно…
— Можно, отчего же нельзя…
Славин держал в кабинете маленькую электрическую плитку, кофе пил постоянно, хотя в последнее время его друзья-медики в один голос уверяли, что кофе — это яд. Славин только посмеивался: «То нельзя есть хлеб — жиреешь, то, наоборот, надо есть хлеб, ибо это „синтез здоровья“, то пей аспирин, то остерегайся его, потому как „разъедает стенки кишечника“. Все ерунда: организм подобен индикатору — тянется к тому, что потребно. Давайте научимся верить себе, своему естеству. „Вперед к здоровью“ — значит, назад, к древним!»
Даже растворимый кофе он делал в медной кастрюльке — прислал Руслан Цвинария, старый приятель из Сухуми; больше таких кастрюлек не будет; кустарей, тех, кто наладил выпуск их, восстановив забытое ремесло, больше нет — слишком много зарабатывали, так, во всяком случае, посчитали фининспекторы; с трудом удалось отбить до суда. «Попроси приехать кого-нибудь из крепких московских юристов, — писал Славину его приятель, — кто-то осознанно торпедирует саму идею инициативности; большое начинается с малого, тревожно…»
- Предыдущая
- 46/71
- Следующая
