Выбери любимый жанр

Исход - Семенов Юлиан Семенович - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

— Свою дочь хунхузам не отдал.

— Свободен.

Разрубает ящик, выпускает человека. Подходит к следующему:

— За что сидел?

— За то, что большевик.

Ванданов молча стреляет человеку в лоб, подходит к следующему ящику с тем же вопросом…

На празднике в Угре, где Унгерну дарят орлов, а Мунго награждают за геройство, Сомов сообщает Мунго, что Иртынцыцык увезли на Север на машине.

КАБИНЕТ ИМПЕРАТОРА. Сейчас здесь Унгерн, Ванданов и Хатан Батор Максаржав.

Император расхаживает по громадному кабинету, подолгу задерживаясь возле чучел диковинных животных и рыб — он страстный коллекционер.

Унгерн, склонившись над картой, энергическим жестом правой руки делает бросок на север, к границам РСФСР.

— Запад есть Запад. Восток есть Восток, — говорит он. — И вместе им не сойтись. Когда я сидел консулом в Лондоне, я гладил вот этими ладонями те места, по которым ходил Редьярд Киплинг. Так вот, я говорю вам: пора на север, дальше.

Хатан Батор Максаржав ответил ему:

— Монголия освобождена, дальше идти некуда, там Россия.

— На севере не только Россия, — сказал Ванданов, — на севере банды Сухэ Батора.

— Он монгол, — возразил Хатан Батор Максаржав. Унгерн сказал:

— Нет, он не монгол. Монгол желтый, а он — красный.

Хатан Батор пожал плечами:

— О том, что он объявил красное правительство монголов, я не знаю, но я знаю, что он отдал аратам скот. Если это красный монгол, то мне это нравится…

Унгерн и Ванданов быстро переглянулись. Унгерн положил свою девичью, красивую, топкую руку на плечо Хатан Батора и сказал:

— Ну что ж, брат, может быть, ты и прав. Если говоришь так ты, народный воин и герой, мы должны прислушаться к твоим словам.

Унгерн и Ванданов, поклонившись императору и Максаржаву, уходят.

МАЛЕНЬКИЙ ДВУХЭТАЖНЫЙ ДОМИК НА ОКРАИНЕ УРГИ. Здесь ночной бар и отдельные номера с проститутками содержит японец Бонаяси, пергаментный старик, свободно изъясняющийся на нескольких европейских языках.

Сейчас здесь в зале пусто. Где-то за бамбуковой занавеской женщина поет грустную песню. На ковре сидят доктор Баурих и Сомов. Оба изрядно пьяные, и Сомов предлагает:

— Послушайте, знахарь, теперь давайте выпьем за берцовую кость.

— Их две, за которую? Давайте за правую. Я люблю все правое. Левое и правое, центр. Тьфу, прошляпили Россию, левые — правые. Есть только правые и неправые.

Ура!

— Ура! — соглашается Сомов, тоже выпивая. — Между прочим, очень вкусная гадость.

— Кругом самозванцы, психи и пройдохи, — говорит Баурих. — Послушайте, Сомов, неужели вы верите этому неврастенику? Неужели в Париже на него делают серьезную ставку? Мир населен полутора миллиардами одичавших, изверившихся зверей, которые сплющены страхом, — оттого и революции делают.

Сомов, оглянувшись, спрашивает:

— Вы что, плохого мнения о контрразведке барона?

Баурих махнул рукой:

— Они интеллигентов не понимают. Если бы я говорил «люблю жидов», или «готовлю покушение на Унгерна», или «Ленин — неглупый человек», — вот тогда к стенке. А такой язык им непонятен, пугает их только как детишек — и все. — Баурих засмеялся: — Парадокс: охранка без интеллигентов не может. Мы без них можем, они без нас — нет. Так сказать, неразделенная любовь. А потом, я ничего не боюсь — Унгерн врачей обожает. Он даже зубную врачиху здешнюю — еврейку Розенблюм не разрешил подстрелить, потому что боится зубной боли. Скоро снова дальше, большая дорога предстоит.

— Большая? — Он велел сорок ампул заготовить. На каждой двадцатой версте колется — восемьсот верст. А потом он что-то с этим красным монголом задумал.

— С Сухэ Батором?

— А черт его знает. Словом, все одно к одному.

Из-за бамбуковой занавески выходит женщина, которая пела песню. Она молода еще, в глазах льдинки остановившиеся, лицо белое, декольте громадное, безвкусное. Она стоит и шепчет:

— Скоты, скоты, грязные скоты!

А где-то за ее спиной из номеров раздается заунывная, с пьяным всхлипыванием казачья песня. Доктор хватает Сомова за руку и шепчет:

— Боже мой, Варя! Варенька Федорова! Господи, я же всю ее семью лечил! Неужели она? Варя, — говорит он. — Варенька, это вы?

Варя посмотрела на доктора. В лице ее что-то дрогнуло, сломилось ее лицо.

Доктор подбежал к ней, обнял ее, стал целовать ее, прижимать к себе, гладить по голове, повторяя:

— Варенька, боже ты мой, Варенька, девочка! Варенька, что же это с вами, милая? Ну сейчас, сейчас, золотко, сейчас, погоди, сейчас я закажу всего, будем вместе сидеть. Знакомься, это Сомов — полковник из Парижа, Андрей Лукич.

Варя, когда услышала слова доктора, как-то изумленно, с ужасом посмотрела на Сомова, шагнула к нему, сжав у горла худенькие свои кулачки, хотела что-то сказать, но вдруг, словно пьяная, упала к его ногам.

Доктор захлопотал над ней, стал дуть ей в лицо, хлопать по щекам, потом бросился за перегородку. Там он сшиб что-то, выругался и закричал визгливым, непохожим голосом:

— Бонаяси, Бонаяси, иди сюда! Воды! Воды! Бо-наяси!

Варя медленно вздохнула, поднялась, посмотрела на Сомова прежним, враз остановившимся заледеневшим взглядом, как-то непонятно, сквозь силу, усмехнулась и сказала:

— Между прочим, полковник генерального штаба Андрей Лукич Сомов — мой муж.

Из-за занавески, куда только что скрылся доктор, вывалился горячечно пьяный офицер:

— Мамзель, — сказал он, — мы так не уговаривались. Я вам аплодировал, а вы — дёру! Я вам два доллара уплачу за нежность.

Сомов достает из кармана пятидолларовую бумажку, протягивает ее офицеру и говорит ему:

— Подите отсюда прочь, милейший.

Варя смотрит вслед ушедшему пьяному и говорит:

— А мой муж никогда не был таким щедрым. Что с вами, Андрей Лукич, эка вы переменились. И внешне и внутренне. Усы сбрили, вместо лысины — ишь какой элегантный.

Сомов приблизил к Варе свое лицо, достал из кармана френча маленький — с перламутровой ручкой — браунинг.

— Ну вот что, — сказал он, — времени у нас в обрез, так что давайте, как говорится, подобьем бабки. Я вас сейчас могу пристрелить, понимаете? Я скажу, что вы покончили с собой, и мне поверят. Мне очень противно это делать, но выхода нет. Ясно? Или, — он подтолкнул ей браунинг, — стреляйте вы в меня. Потому что мне незачем жить, если я не смогу сделать того, что я должен сделать. Валяйте, он на взводе.

6
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело